Дон Уинслоу - Час джентльменов
Глаза Джилл затуманились слезами.
— Видите ли, — продолжал Бун, — к тому моменту полиция уже выбрала себе подозреваемого. Они решили, что поймали убийцу, потому вопросы вам задавали вполне определенные, верно? «Вы этого парня видели?», «Он ведь такой худой, жилистый, с бритой головой?», «Он был в кофте с обрезанными рукавами, верно?» или «Он подошел и ударил жертву, да?». И когда вы приехали в участок, Джилл, вы уже и сами искренне верили, что видели, как Кори Блезингейм нанес роковой удар. Вы и впрямь так думали, потому что вам хотелось, чтобы все было именно так, потому что у вас на руках умер человек и вы ничем не могли ему помочь, — но теперь-то вы поможете ему. Вы опознаете его убийцу, решили вы.
Джилл оказалась крепким орешком.
— Я видела, как этот урод ударил его, — упрямо сказала она.
— Правда?
— Да.
Буну она нравилась, хоть он ни капельки ей и не верил. Эта девушка хотела совершать правильные поступки.
— Покажите мне, — попросил он.
— Показать что?
— Покажите, как Кори его ударил.
— Я не обязана этого делать!
— Разумеется, нет, — согласился Бун.
Девушка уставилась на него, глубоко затянулась сигаретой и выдохнула дым. Затем отошла в сторонку, согнула правую руку и выдала довольно приличный удар-кросс.
Ее ноги при этом не отрывались от пола.
Бун достал из кармана визитку и протянул девушке.
— Смерть Келли Кухайо — настоящая трагедия, — произнес он. — Омерзительное, несправедливое событие, которое не должно было произойти. Эту ситуацию может сделать еще гаже только одно — если на трагедию ответят другой, столь же нелепой трагедией. Келли, будь он жив, сказал бы вам то же самое.
Подумав, девушка взяла протянутую визитку.
Глава 68
Бун заехал в «Сёрфинг на Пасифик-Бич», где Шестипалый как раз пытался утихомирить толпу немецких туристов, которые носились по магазину, пытались потрогать и подержать в руках все, что не приколочено, задавали ему миллион вопросов про гидрокостюмы, ласты и гидродинамические характеристики бугибордов.
— Да какая вам разница! — стонал Шестипалый. — Все равно волн нет! Нету волн, нету! Найн волн! Нихт волн! Океан как доска! Бун, как по-немецки будет «доска»?
— Тоскайнен, — мгновенно придумал Бун.
— Тоскайнен! — кричал Шестипалый, пока Бун забирался по лестнице к себе в офис.
Увидев его, Живчик оторвал взгляд от доисторической счетной машинки — из таких с одной стороны вылезает бумага, обычно перепачканная красными чернилами. Что самое удивительное, Живчик улыбался. Бун сморгнул и пригляделся повнимательнее — может, его друга сердечный удар хватил? Но нет, он действительно просто улыбался.
Крайне странно. И непривычно. Бун даже испугался, что Живчик потянет себе лицевую мышцу. Может, ему надо было предварительно размяться: понадувать щеки, например.
— Сегодня великий день твоей жизни, — объявил Живчик.
— Что, продолжение «Спасателей Малибу» сняли?
Живчик потряс стопкой бумаг:
— Лучше. «Частное сыскное агентство Буна Дэниелса» полностью рассчиталось с долгами.
— Ого.
— Я думал, ты обрадуешься.
— Да какое там. Волн нет, а еще мне придется расстроить одного своего приятеля.
— Ты про дело Николса?
Бун кивнул.
— Что, она ему таки изменяет?
— Ага.
— Но тебя не только это беспокоит, да?
— Не только, — признал Бун.
— Ну так говори.
— Мне кажется, я ошибся насчет Блезингейма, — вздохнул Бун. Вкратце он ввел Живчика в курс дела.
— Может, вышло так, что гнев немножко застил тебе глаза? — предположил тот. — Такое случается. Но ты помни, что парень признался, причем как при допросе, так и при разговоре с тобой. И есть ведь еще один свидетель.
Джордж Поптанич, вспомнил Бун.
Водитель такси.
Что-то в этом имени показалось Буну смутно знакомым.
— Эй! — закричал Бун вниз Шестипалому. — Твои валькирии уже улетели?
— Чего-чего?!
— Забей. Минуту можешь мне выделить?
— Еще как.
— Пробей по полицейской базе чувака по имени Джордж Поптанич, — попросил друга Бун и произнес имя свидетеля по буквам. Шестипалый тут же зашлепал по клавишам.
Затрещал телефон.
Дэн Николс.
— Ну как? — прямо спросил он.
— Дэн, думаю, нам лучше все обсудить с глазу на глаз.
Пауза.
— Значит, плохо, — понял Дэн.
— Да.
— Я вернусь сегодня днем, — решил Дэн. — Тогда и поговорим.
— Хорошо.
Хотя в общем-то, конечно, ничего хорошего.
По лестнице, громыхая, взбежал Шестипалый.
— Чувак, — позвал он Буна.
— М-м?
— Я-ба-да-ба-ду! — радостно воскликнул Шестипалый вместо ответа и протянул Буну распечатку.
У полиции имелось солидное досье на Джорджи.
Глава 69
Джордж Поптанич жил в Пасифик-Бич.
Бун позвонил в дверь его маленького бунгало. Во время Второй мировой войны такие домишки строили по всему ПБ для работников авиационной отрасли. Бунгало походили друг на друга, как братья-близнецы: гостиная при входе, кухня слева сзади, две спальни справа сзади. Перед входной дверью — небольшой дворик, позади дома — прямоугольная площадочка.
Звонок в дверь, видимо, разбудил Джорджа — седые волосы взъерошены, на ногах тапки, одет в майку-алкоголичку и клетчатые семейные трусы. На вид лет пятьдесят с хвостиком — пятьдесят три, если верить полицейскому досье. Круглый пивной живот, тяжелые покатые плечи.
Он, кажется, очень обрадовался, увидев Буна.
— Джорджи Поп, — улыбнулся Бун. — Помнишь меня?
— Нет. А должен?
— Где-то лет пять назад я тебя арестовал, — напомнил Бун.
— И что из этого? Мало ли кто меня арестовывал, — сказал Джорджи. В его усталых глазах отражались все тяготы жизни, проведенной в постоянных разборках с полицией.
— Ты меня пригласишь? — спросил Бун. — Или предпочитаешь беседовать на глазах у соседей?
Джорджи впустил его в дом.
Кругом царил страшный бардак. Что печально — большинство соседей все-таки пытались поддерживать дома в приличном состоянии. Джорджи указал кивком головы на старый диван, ушел на кухню и принес оттуда бутылку пива.
Одну.
— Ты кто такой и чего тебе от меня надо? — спросил Джорджи, плюхнувшись в раскладное кресло. — На копа ты что-то не очень похож.
— Я им когда-то был.
— Все мы когда-то кем-то были, — философски заметил Джорджи.
— Это верно, — кивнул Бун. Он представился и рассказал Поптаничу, что работает над делом Кори Блезингейма. — Я читал твои показания.
— И что?
Джорджи судили за кражи со взломом. Дважды он сидел, и еще дважды ему удавалось избежать тюрьмы. Грабители частенько подрабатывают таксистами. Особенно они любят ездить в аэропорты. Обязательно болтают с пассажиром: «Куда направляетесь?»; «Надолго ли?»; «Позвоните, как вернетесь, — я вас и обратно довезу». Иногда, возвращаясь на родину, пассажир недосчитывался дома драгоценностей, денег, телевизоров и прочей техники. Еще такие таксисты любят подвозить до дому пьянчуг из баров — те, как правило, словоохотливы и готовы рассказать первому встречному всю свою жизнь. С кем живут, где работают, какой у них дом, какими богатствами могут похвастать…
— Ну, — произнес Бун, — на что спорим, что у тебя нет лицензии таксиста?
Потому что у дважды судимого ее быть просто не может. Весь смысл системы в том, чтобы засунуть человека за решетку, подержать там, а потом выпустить и не дать ни малейшей возможности честно зарабатывать на жизнь.
— Надо же на что-то жить, — пожал плечами Джорджи. — Поэтому я подрабатываю у одного приятеля — и ему хорошо, что такси не простаивает, и я денежку с этого имею. Хочешь мне за это яйца прищемить — ради бога.
Я-то не хочу, а вот Стив Харрингтон наверняка так и поступил, подумал Бун. Готов поспорить, он только взглянул на Поптанича, на фотографию в лицензии и понял, что за типчик ему попался. Джорджу светил жирненький штраф, а у его дружка и вовсе отняли бы лицензию и лишили его заработка.
У Харрингтона память — как у хорошего компьютера. Наверняка он сразу же вспомнил Поптанича. И возможно…
— Стив Харрингтон заинтересовался твоей работой? — спросил Бун.
— Харрингтон взломами не занимается.
— Да что ты говоришь, — хмыкнул Бун. — Зато он знает парней, которые расследуют взломы. Может, он шепнул им, что нашел Джорджи Попа? Может, они даже захотели навестить тебя, проверить алиби на кое-какие даты, взглянуть на список выездов. А может, Харрингтон не стал бы так поступать, но только при условии, что ты…
— Вы, уроды, все совершенно одинаковые, — прервал его Джорджи. — Все время руки выкручиваете.
— Бедняжка Джорджи.
— Так чего тебе от меня нужно?
— Даже не знаю. Может, правды?
