Ричард Озборн - Основной инстинкт
Слова Гаса отражали как раз то, чем были наполнены мысли Ника, но он никогда не заставил бы себя признаться в этом своему другу.
— Я не знаю вообще, какого чёрта думать, — спокойно ответил он.
— Это хорошо, — успокоился Гас. — Тогда ещё остаётся хоть какая-то надежда.
— Ладно, — сказал Ник, — тогда есть смысл, и правда, вернуться к самому началу этой истории. Как ты заметил, должен же быть кто-то, кто что-нибудь знает.
— Хорошо, тогда можно заняться тем, что делает твоя подружка, то есть небольшим исследованием. Я сконцентрирую свои усилия на ней и отыщу кого-нибудь, кто может заполнить некоторые пустоты.
— Как ты собираешься это сделать?
— Так уж получилось, Ник, что я подготовленный профессиональный полицейский. Какая удача для нас обоих, не правда ли, а?
Ник улыбнулся:
— Хорошо, ты занимаешься ею. Я займусь Бет.
— Это большая ошибка.
— Быть может, но существуют некоторые предположения, которые необходимо проверить.
— Предположим, что я прав, а ты нет, — самоуверенно заявил Гас.
— Хорошо, принимаю это предложение.
Гас кивнул:
— Жду тебя здесь, на этом самом старом пирсе, в двадцать четыре ноль-ноль. И ты убедишься, сынок, что твоего старого напарника пока рано сбрасывать со счетов.
Поднимаясь по ступенькам в собственную квартиру, на этот раз Ник был полон предположений о том, кто или что может скрываться во мраке. Там, правда, никого не было, но зато чем выше он поднимался, тем отчётливее слышалась музыка… и, казалось, она раздавалась именно из его апартаментов.
Он остановился перед дверью и прислушался. Так и есть, она звучала изнутри. Он осмотрительно помотал головой по сторонам и заглянул в своё жилище.
Около окна стояла Кэтрин. Она была одета в чёрные джинсы и свою любимую кожаную чёрную мотоциклетную куртку, застёгнутую почти до подбородка.
— Я не могу долго злиться на тебя, — произнесла она. — Я прощаю тебя.
— Я ничего такого и не совершал, чтобы у тебя была причина прощать меня, — сердито заметил он.
— Ты простил меня?
— Нет.
Она надула губки:
— Подойди сюда и снова повтори «нет».
Он подошёл и посмотрел ей в глаза.
— Нет, — сказал он, — я не простил тебя.
Она принялась очень медленно расстёгивать свою мотоциклетную куртку. Когда молния разошлась, стало понятно, что под тяжёлой кожей на ней больше ничего не было.
— Я уже видел их, — произнёс Ник.
— Но ты не должен был их больше видеть. Моя книга почти закончена, и детектив уже близок к смерти.
— Правда? А у него ещё останется время выкурить последнюю сигарету?
Она притянула его к себе.
— Потом, — срывающимся голосом произнесла она.
Они любили друг друга очень бурно и жадно прямо на полу гостиной. Сильное влечение, испытываемое каждым из них в отношении своего партнёра, хлынуло по их телам пылко и стремительно, как расплавленный металл.
Когда всё закончилось, он залез в карман своих брюк в поисках сигареты, выудил одну из раскрытой пачки, наполнил свои лёгкие дымом и затем передал её Кэтрин.
— Завтра мне придётся заняться одним исследованием, — сообщил он.
— В исследованиях я достигла некоторых успехов. Так что могу помочь тебе.
Он отобрал у неё сигарету и сделал затяжку.
— Нет, спасибо.
— А каким именно исследованием ты думаешь заняться?
— Хочу подыскать другой конец для твоей, книги.
Кэтрин улыбнулась:
— Правда? И какая же у тебя будет развязка?
— Развязка будет состоять в том, что детектив не умрёт. Ни он, ни его «нехорошая» подруга.
— А что же тогда с ними случится?
— Будет «хэппи энд», всё кончится хорошо.
— Ненавижу счастливые концы.
— Так я и думал. Но постарайся смириться с ним.
Она вытащила сигарету из его губ и закурила сама.
— Ну что ж, заставь меня поверить, что всё будет так, как ты говоришь.
— Он и его «нехорошая» подруга, они будут трахаться, как крысы, потом примутся воспитывать своих крысят и будут жить долго и счастливо.
Кэтрин некоторое время обдумывала такую возможность.
— Её не будут покупать, — заявила наконец она.
— Это почему же?
— Потому что кто-нибудь должен умереть.
— Но почему?
— Потому что кто-нибудь всегда умирает, — ответила она.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Салинас — небольшое местечко в округе Монтерей, скучный маленький городок, удалённый от импозантной и захватывающей береговой линии, расположившейся неподалёку. Он настолько отличается от других шикарных небольших городишек, расположившихся на берегу, насколько вы можете себе представить. Салинас зарабатывает свои деньги тяжёлым трудом на огромных овощных хозяйствах, которые окружают его, и пищевых комбинатах, находящихся в промышленном районе. На каждом углу Салинаса вы можете повстречать иммигрантов — фермерских рабочих, надеющихся получить здесь место; а воздух тут насквозь пропитан ароматом, исходящим от специй, растущих на плантациях в восточной части городка.
Салинас и был тем самым местом, где Ник ещё мог раздобыть хоть какие-то сведения о Бет Гарнер. Она говорила, что вышла здесь замуж, и её муж работал в местной клинике. Быть может, её бывший муж знал что-либо, и если это так, то Ник был настроен любым способом получить от него информацию.
Бесплатная клиника обслуживала рабочих-иммигрантов, и Ник отыскал её на самой окраине города неподалёку от полей и железнодорожных путей.
Приёмная скорой помощи была наполовину заполнена пациентами, дожидавшимися своей очереди увидеться с доктором, но Ник был не и том расположении духа, чтобы ждать. Он направился прямо в комнату медсестёр, Там пребывали две из них, обе примерно одного возраста около тридцати, Они сидели, уткнувшись в свои бумаги.
— Привет, — обратился он к одной из них. — Я разыскиваю доктора Гарнера. Не скажете ли, где я могу его найти?
— В нашем штате нет такого человека. Доктора Гарнера у нас нет, сэр,
— Нет?
— Он был у нас. Некоторое время назад, когда я только начинала здесь работать. Тогда был такой — доктор Джозеф Гарнер.
— Должно быть это он, — сказал Ник.
— Тогда, боюсь, что его больше с нами нет.
— А вы не знаете, где он теперь?
— Нет, видимо, вы меня не поняли. Его больше нет с нами. Его нет ни с кем. Он умер.
— Умер? Как это «умер»?
Медсестра мгновение колебалась, затем ответила:
— Он был застрелен. Это всё, что я знаю.
Человека, исполняющего обязанности шерифа Салинаса, Ник повстречал прямо перед полицейским участком, Тот поливал водой из шланга белый «шеви-блэй-эср». Эта машина не была полицейским автомобилем, и коп, казалось, располагал временем, чтобы помыть свою личную машину и поболтать с другим копом, прибывшим из большого города. О смерти доктора Джозефа Гарнера ему было известно всё.
Он направил струю воды на ветровое стекло и начал рассказ:
— Доктор Гарнер… Проклятая вещь… Это приятный, спокойный городок. С этими рабочими-иммигрантами здесь нет никаких проблем — они знают, что, если вызовут какое-нибудь беспокойство, их тут же вышвырнут восвояси.
Вода теперь монотонно лилась на панель боковой двери автомобиля.
— А Гарнер? Что же всё-таки с ним?
— Как я уже сказал, странное дело. Он возвращался с работы домой. Он и его жена жили и нескольких кварталах от клиники, И кто-то, проезжая мимо, выстрелил в него.
— Проезжая мимо? — переспросил Ник. — У вас тут, что, Окленд?
— Не-а, Просто странно, как я и сказал.
— Из какого оружия он был убит?
— Из револьвера тридцать восьмого калибра. Так и не было раскрыто. — Он направил кишку на покрышки, вода принялась смывать грязь со ступиц колее.
— Были ли подозреваемые?
— He-а, ни подозреваемых, ни мотивов к убийству. Неразрешимо.
— А его жену подозревали?
Шериф выключил воду и с любопытством посмотрел на Ника.
— Знаешь, около года назад тут появлялся ещё один паренёк из Фриско. Он задал мне тот же самый вопрос. Чего это вы так этим интересуетесь? Так, между прочим?
— Обычная рутина, — ответил Ник. Они оба прекрасно знали, что за этими словами на сленге копов скрывается фраза: «займись собственными делами и не суй нос в чужие».
— Ага, и он тоже сказал, что это — обычная рутина.
— Помнишь как его звали?
Шериф какое-то время раздумывал, но потом отрицательно покачал головой.
— He-а, не могу сказать, что помню.
— А если услышишь его имя, то можешь признать?
— Да вроде должен. — Он снова включил воду, направил её теперь на покрышки задних колёс.
— Нилсен?
— Он самый.
— Так её что даже не подозревали?
Коп покачал головой.
— He-а. Ходил тут один слушок. Но, как бы там ни было, из этого ничего не выгорело.