Константин Кирицэ - «Белая чайка» или «Красный скорпион»
Листок в руке Тудора высох и пожух. Он с величайшей осторожностью расправил его на газете.
— Появилась еще одна записка, — ответил он. — Я ее нашел в нагрудном кармане футболки Сорана. При определенном усилии весь текст поддается прочтению: «Обязательно приходи в час ночи в рощу к колодцу. Ты знаешь, кто тебя зовет, не так ли?» И все. Без даты, без подписи. К сожалению, от воды чернила расплылись и буквы исказились. Точное графологическое исследование представляется трудным, но не невозможным.
На газете рядом лежали обе записки. Размеры листков и размещение строчек были одинаковыми. Один был в голубых потеках. На другом линии букв расплылись, утратили первоначальные контуры и тоже превратились в голубые пятна, но их можно было разобрать и связать между собой.
— Вы нашли это в кармане футболки Пауля Сорана? — бессмысленно спросил Ион Роман.
— При вторичной проверке, — ответил Тудор. — Первый раз мне на ум не пришло обыскать футболку. Впрочем, эта записка и носовой платок — все, что я нашел в карманах его одежды… И мы даже не можем осмотреть место преступления… Не знаю, правда, могло ли это помочь нам…
Буря и дождь не стихали ни на минуту. Казалось, разверзлись небеса, извергая потоки воды, грохот и молнии.
— Черт бы побрал эту бурю, — выругался Ион Роман. — И в городе, и на шоссе погибель. Люди с ног сбились, чтобы электрические и телефонные провода починить… кто знает, когда у нас будет свет и связь…
Его донимали неприятные вопросы, но он пытался о них не думать, чтобы дать себе еще немного отдыха. Однако Тудор испытывал потребность поговорить.
— Не знаю, какова может быть побудительная причина этих преступлений, но их организация — из области фантастики. Два смертных приговора в анонимных записках, приведенные в исполнение с необычайной жестокостью и уверенностью… тебе не кажется?
— Меня больше волнует их автор, — буркнул сыщик.
— Опять занимаешься элементарной арифметикой? — удивился Тудор. — Я даже не стараюсь догадки строить о побудительных мотивах или ставить предполагаемого убийцу в условия этой ужасной бури, я просто-напросто пытаюсь вычислить его по дневнику журналиста Владимира Энеску. Некий тип без привязанностей, поверхностный, легкомысленный, склонный по своей профессии и, вероятно, по своей природе, к животным проявлениям, к показным жестам, именно в силу выраженности этих черт, каким он предстает перед нами в описании Владимира Энеску, не подходит для совершения таких холодных, продуманных преступлений.
— Не знаю, каким его изобразил журналист, что там у него о нем говорится. Но я его хорошо помню: сильный, гибкий, ловкий, как пантера… Позволю себе, исходя из этого, идти дальше. А что если он сходил с ума по бывшей дочке Паскала, даже в постели у нее побывал. И узнал, что Пауль Соран, и Раду тоже…
— Думаю, это ты слишком хватил, — прервал его Тудор.
— И я тоже так думаю, — признался сыщик. — Но почему, черт подери, он исчез и куда, черт подери, он исчез… Простите меня, но когда на память приходят эти двое… Наверное, лучше бы вы мне тоже дали дневник Энеску, чтобы я немного успокоился…
Тудор усталым движением протянул ему тетрадь.
— Прекрасное успокоительное средство, — сказал он. — И как раз это меня больше всего заинтриговало. Ничто не предвещало трагедии…
— А кто знает, сколького он еще не заметил? — сказал Ион Роман. — У него же нет глаз на затылке…
— Это дневник человека из данной среды, не со стороны, — встал на защиту журналиста Тудор. — Иногда он даже весьма педантичен в своих точных и верных описаниях поведения интересующих нас персонажей. Мы знаем, кто чем ежедневно занимался, состояние каждого передано случайно подмеченными жестами и выражениями, которые не могли быть ложными, притворными. Автор позволяет представить, что ты жил или мог бы жить среди этих людей. Себя он тоже не щадит. И все-таки ничто не предвещало трагедии…
Ион Роман выложил загодя подготовленный, самый тяжелый вопрос:
— А в Елене он разобрался? В свете того, что нам добровольно засвидетельствовала горничная? Ведь я и сам, честно говоря, не мог на нее подумать. Смотрел как на фею…
Тудор стал припоминать.
— Очень странно, — задумчиво вымолвил он. — Нет, он не разобрался, иначе бы написал об этом в дневнике. Но кое-что там есть: впечатления, факты, жесты, а главное, бессознательное самоустранение автора, которое вселяет в тебя некоторое подозрение или недоверие к ней…
— Посмотрим, произведет ли это на меня такое же впечатление, — проворчал сыщик. — Не слишком ли вы благосклонны к нему…
Ион Роман углубился в чтение записок Владимира Энеску. Тудор откинулся на спинку кресла и застыл в неподвижности.
04.30
Ион Роман медленно закрыл тетрадь и украдкой посмотрел на кресло, в котором затих Тудор с открытыми глазами и умиротворенным видом. К чтению дневника Ион Роман приступил часа два назад и за все это время не заметил в кресле никакого движения. Он глянул в окно и увидел, что буря кончилась. Молнии уже не сверкали, гром не гремел и дождь не барабанил в окно. Когда же стихия успела угомониться?
— Буря кончилась с четверть часа назад, — произнес из темноты Тудор, как бы отвечая на немой вопрос в глазах сыщика. — Я подумал, что тебе лучше было все дочитать до конца.
— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами Ион Роман, — можно понимать и так и эдак. Как в фильме, когда происходит…
— Наплыв кадра, — помог Тудор.
— Да… Наплыв кадра. И наверное, вы правы, мне надо еще поразмышлять. Порой мне действительно казалось, что я сижу где-то в кино, только иногда пленку меняют. Масса подробностей. Люди обрисованы правдоподобно, но не сложилось ли у вас впечатление, что автор иногда заблуждается насчет их сути? Чересчур много в некоторых случаях отсебятины. И обо мне, и о других…
— Это точно! — согласился Тудор. — Иногда отсебятина, ее, правда, многовато, как ты говоришь, но преувеличения — не выдумка, а это крайне важно. Можем ли мы довериться голым фактам? Вот в чем вопрос… Вон, кажется, капитан Винтила на подходе, а с ним и рассвет…
Через минуту капитан Винтила появился в номере. Он выглядел отдохнувшим.
— Опоздал всего на пять минут, — начал он, — потому что брился, а это, думаю, тоже входит в число моих обязанностей. С трудом, но нашел таксиста, в Тузле, на вечеринке. Еще добраться до порта, и шофер сократил путь… минут на десять. А хвастал, что на полчаса, чтобы получить побольше на чай, чего и добился… Вот и все.
Ион Роман взглянул на Тудора.
— Каково? — сказал он. — Я так и думал, что он не поехал в город, предчувствовал, что он где-то здесь, в окрестностях гостиницы…
Но когда он увидел, как напряглось и превратилось в каменную маску лицо Тудора, слова застряли у него в горле. Капитан Винтила тоже понял, что произошло нечто серьезное, необычайно серьезное.
— Уму не постижимо! — раздался наконец возмущенный голос Тудора. — Абсурд! Быть не может!.. Вы понимаете, что имела место еще одна запланированная встреча? В этой преисподней было решено устроить не две, а три встречи, и встреча Дана Ионеску могла быть первой по счету.
В комнате наступило гробовое молчание. С каждым мгновением тишина становилась все более жуткой, угрожающей, предвещая страшный взрыв. Но взрыва не последовало. Тудор вновь обрел свой усталый и спокойный тон:
— Немедленно провести доскональный обыск в комнате Дана Ионеску. Выполняйте!
Капитан Винтила, казалось, превратился в стальную струну. В один прыжок он был уже у двери. Короткий жест остановил его.
— Сколько человек с вами? — спросил Тудор.
— Двое, — ответил капитан. — Самых лучших.
— Пусть один патрулирует перед гостиницей, а другой сзади. Все время, но так, чтобы они ни разу не встречались. Когда один доходит до угла, другой должен быть за углом, наискосок. Никого не впускать, никого не выпускать. Я достаточно ясно объяснил?
— Вполне! — капитан отдал честь и исчез за дверью.
— Уже почти шесть часов, — обратился Тудор к Иону Роману. — Только теперь мы можем по-настоящему прочувствовать, насколько ценны для нас записи Владимира Энеску. Мы в какой-то мере уже знакомы со всем здешним народом. Один из них или несколько подготовили и совершили эту гадость.
— Прошу прощения, — вздохнул Ион Роман. — Но я уже ничего не понимаю. Кто? Почему?.. Неужели Дана Ионеску тоже вызвали на свидание со смертью?.. Это какая-то чертовщина, заговор против молодости. Не могу поверить… И все произошло на моих глазах. Это меня доконает…
Сыщик несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться.
— Все, пришел в себя, — извинился он. — Простите, ради бога. Уже пять часов, и я мог бы начать допросы.
Туман за окном рассеялся. Дневной свет был уже не молочным, а холодным и блестящим, как стекло. После стольких часов тяжкого, зловещего, всепоглощающего мрака бриллиантовая игра дневного света казалась чем-то нереальным и вместо того, чтобы ободрять, вселяла страх.
