Александр Андрюхин - Казнь за разглашение
От такой новости у Берестова отпала челюсть. С минуту он ошеломленно смотрел на капитана, не в состоянии вымолвить ни одного слова, наконец, сделав глотательное движение, произнес:
— Ну хорошо. Умерла так умерла. Но кто вас проинформировал, что Климентьева скончалась?
— Нам сообщила «скорая помощь». Все очень просто. Климентьевой стало плохо с сердцем, и она вызвала «неотложку». «Неотложка» приехала, а она уже скончалась. Вот они нам и позвонили.
— Но кто открыл им квартиру?
— Она была открытой…
Берестов качнул головой и, не произнеся ни звука, направился к выходу. Подозрение, что это все одна шайка, теперь переросло в твердую уверенность. Зря он оставил им заявление. Не будут они расследовать. Не будут…
Журналист доехал на метро до Кузьминок, затем на автобусе до таксопарка и в чрезвычайной задумчивости поплелся по тротуару к своему дому мимо желтого здания автосервиса. Неожиданно он оглянулся и вздрогнул. На него беззвучно мчалась иномарка. Берестов метнулся в сторону, а иномарка, поравнявшись с ним, вдруг резко остановилась. За рулем сидел усатый кавказец с бритой головой и красными глазами. Кажется, он был подшофе. Берестов сжал кулаки.
— Козел! Ты где едешь? По пешеходной части едешь!
— Слышь, зачем такие слова говоришь, дорогой! — презрительно ответил кавказец. — Я и обидеться могу!
В это время мимо проходила толстая тетенька, катившая перед собой огромную сумку-коляску. Она сразу же активно включилась в разговор.
— Проезжай, проезжай! Загородил тут — ни пройти, ни проехать!
— Зачем такие слова говоришь, женщина! — воскликнул кавказец, воздев руки кверху. — Не по-человечески получается!
После чего он тронулся. А женщина в его адрес разразилась проклятьями.
— Какие они все-таки наглые, эти черножопые! — воскликнула она, обращаясь к Берестову.
30
Только после того как Берестов ввалился домой, его охватил неописуемый страх. Все-таки если ему суждено пасть от бандитской пули, то пусть лучше это произойдет побыстрей. Чего тянуть волынку? По крайней мере, не нужно будет заботиться о бытовых нуждах. А семье это пойдет на пользу. Жена, может быть, научится трудиться… Дальнейший ход его размышлений прервал телефонный звонок. Прежде чем поднять трубку, Берестов дважды перекрестился. Но крестился он зря. Звонила супруга из Лондона.
— Ленчик, приветик! Целый день звоню к тебе на работу, а тебя нет. Ты ещё не забыл, что у тебя есть жена и сын?
— Только что о вас думал.
— Не похоже, что ты о нас думал.
— Намек понял! Еще не получал. Как получу, так сразу вышлю. Не беспокойся!
— Я не беспокоюсь. Это тебе нужно беспокоиться. Имей в виду, что нас не нынче завтра выкинут на улицу. Здесь не церемонятся. Здесь не Россия.
— Да-да, конечно, цивилизованная Европа! Наслышан! Словом, понял. Завтра, если не получу, то займу и обязательно вышлю. Так что не беспокойся. Свой последний долг перед семьей я исполню.
— Почему последний? — удивилась супруга. — Уж не жениться ли ты собрался, пока я в Англии?
— Упаси боже! — воскликнул Берестов. — Я имел в виду совсем другое. Просто меня могут пришить за одно журналистское расследование…
— Это другое дело! А то ты меня напугал. Подумала, нашел уже какую-нибудь свистульку из балетного театра… Вы ведь, мужики, такие. Стоит жене отъехать ненадолго…
— Годика на четыре в Лондон! Я понял! Словом, ошибку я свою осознал. Завтра её исправлю. Целую вас обоих! Пока.
Берестов бросил трубку и рухнул на диван. Только сейчас он понял, как устал. Ведь он не спал ночь, да и не ел практически ничего. Человек все же плохо устроен: ему нужно каждые шесть часов есть, каждые четыре часа пить, каждые восемнадцать — спать, а в перерывах между этими процедурами он должен зарабатывать на хлеб и воду. Когда же осмысливать свою божественную суть?
Берестов поднялся и поплелся на кухню. В холодильнике он нашел кусок колбасы, а в хлебнице полбуханки хлеба. «До вечера дожить можно, но многодневную осаду не выдержу», — усмехнулся он и поставил на плиту чайник. Затем подумал и набрал номер телефона Калмыкова.
— Толик, привет! Ты, как всегда, занят?
— Что делать, старик! Весь в работе! А ты, как я понял, продолжаешь заниматься криминалом?
— Уже нет. Уже пожинаю результаты своих трудов.
— Как, тебе уже дают взятки?
— Пока нет. Пока в меня только стреляют. Из «опеля». А минут десять назад чуть не задавили…
— Ты это серьезно? Круто! Круто ты начал в криминале. Ну что я могу сказать: поздравляю, как журналист по криминалу ты уже котируешься. С какого расстояния в тебя стреляли из «опеля»?
— Метров с семи.
— Из винтовки или из пистолета?
— Из винтовки.
— Ну расслабься! Тебя хотели всего лишь пугнуть. С такого расстояния не промахиваются. А кто тебя хотел переехать?
— Какой-то кавказец. Несся на меня прямо по пешеходному тротуару. Только случайно я обернулся и успел отпрыгнуть.
— Он был датый?
— Кажется, да!
— Ну это вряд ли киллер! Это, скорее всего, случайность. Теперь скажи, кому ты перешел дорогу.
— Своему редактору, Авекяну. Он замешан в убийстве шестилетней давности. А я это дело раскопал.
— А хватит у него мошны нанять киллера на «опеле»? Что-то я сомневаюсь. Не такой уж он и крутой.
— Нанять киллера не дорого.
— Ну хорошо. Кому ещё ты перешел дорогу?
— Думаю, ОВД «Полежаевское» тоже мечтает меня увидеть в гробу. Я раскопал, что шесть лет назад они не возбудили уголовного дела по факту убийства…
— Все ясно! Не завели — значит, не сочли нужным. Обстоятельств мы не знаем, а они нам об этом докладывать не обязаны. За это не убивают! Дальше!
— Еще я опубликовал скандальный факт про то, что творится в московских моргах. Покойников там кладут в холодильники только за взятки.
— Это по результатам проверки вышестоящей инстанции?
— Да нет, со слов родственников покойных.
— Понятно! За это тоже не убивают. За это мочат в сортирах. Теперь перечисли все свои публикации за это время.
— Основная, конечно, в газете «Версия». Детективная история про некую Климентьеву…
— Я её читал! Там нет ничего такого, за что можно грохнуть.
— Однако Климентьеву грохнули!
— Что? После твоей публикации убили Климентьеву?
— Да, убили! Хотя публикация тут, как мне кажется, ни при чем. Просто так совпало. Убили её за то, что она нашла новые факты для возбуждения уголовного дела.
— Кто занимается расследованием убийства?
— Капитан Батурин из ОВД «Полежаевское». Но думаю, что уголовного дела возбуждать не будут. Уже есть заключение, что она умерла от сердечного приступа.
На том конце провода стало очень тихо.
— Ладно, это мы пока опустим, — пробормотал Толик. — Что ещё ты опубликовал за последние дни?
— Криминального больше ничего. Только уфологическое.
— В общем, так, — деловито произнес Калмыков. — Сиди где сидишь и не высовывайся, пока я не позвоню. Я прозондирую по своим каналам насчет тебя. Короче, старик, давай, до связи. И не унывай! Думаю, все будет хорошо.
Берестов водворил телефонную трубку на место и облегченно вздохнул. Настроение несколько поднялось и самочувствие улучшилось. Леонид заварил чай, сделал бутерброд с колбасой и маслом и хотел всего на минуту положить голову на подлокотник дивана. Но вдруг заснул. Причем заснул так крепко и сладко, что, проснувшись, долго не хотел открывать глаза, предчувствуя, что стоит их открыть, как заботы и неприятности снова обрушатся на его бедную голову.
Но внезапно раздался звонок. Берестов радостно метнулся к телефону, полагая, что это звонит Калмыков. Только, к своему удивлению, услышал милый голосок Лилечки.
— Берестов, это вы? Звонит Иванова.
— Я узнал тебя. Слушаю.
Сердце Берестова переполнилось какой-то дурацкой нежностью. Пришлось кашлянуть, чтобы придать голосу более суровый тон.
— Леонид Александрович, Авекян не убивал!
— Откуда такая уверенность? Он тебе сам сказал?
— Нет. Я просто знаю.
— Откуда, если не секрет?
— Секрет.
Берестов насупился. Немного помолчал и спросил:
— Но он был в день убийства на квартире у твоего… сожителя?
— Был. Они приезжали с Андреем. Я должна была привезти договор на поставку бумаги, но мой рейс отложили на неопределенный срок. Авекян, не дождавшись меня, поехал к Алексею узнать, когда меня ждать с договором. Там они вдвоем распили бутылку коньяку, а Андрей, который не пил, потому что был за рулем, поранил себе палец, когда резал колбасу. Это его кровь была на полу в прихожей, а не Алексея. Алексея они оставили тепленьким, но здоровым и в хорошем настроении. Видимо, потом, когда он пьяный принимал ванну, с ним и случился сердечный приступ.