Владимир Колычев - Волк и семеро козлов
Алексею пришлось спрятаться под лестницей. Его спугнул охранник, прохаживавшийся по анфиладам залов первого этажа. Но на второй он, к счастью, подниматься не стал – знал, что Аврора Яковлевна этого не любит. Что ж, тем хуже для нее…
Алексей беспрепятственно поднялся на второй этаж, проник в хозяйскую спальню, вынул из кармана пистолет. Аврора Яковлевна лежала на боку, спиной к нему, до ушей накрывшись одеялом. Она спала. И ей уже не доведется проснуться. Алексей направил на нее пистолет, нажал на спусковой крючок. Ствол выплюнул из себя пулю, и та с легким пшиком вошла женщине в голову…
Глава пятнадцатая
Черствый хлеб смешивался во рту с водой, образуя в нем серную кислоту. Именно так думал Ролан, глотая эту неудобоваримую горчащую смесь. Голодная пайка надоела ему до смерти, хотелось чего-нибудь горячего и вкусного. Но ему еще больше недели находиться в карцере. Из-за избиения двойника Корчакова Ролана опеределили туда на новый срок. Он сильный, мог бы высидеть до конца, но ему позарез нужно вернуться в медблок. Аврора вот-вот поднимет шум, Бабанова должны сменить на настоящего Корчакова. И, конечно же, его определят в санчасть, причем вряд ли надолго. Когда шум уляжется, произойдет обратная замена, и Корчаков снова выйдет на волю. Поэтому нужно спешить.
Он очень рассчитывал на контролера Местечкина, который уже заступил на смену. Он и телефон ему принесет, и в санчасть поможет попасть. Этот парень знает, кому и сколько заплатить, чтобы устроить ему блат.
Местечкин появился после отбоя, когда Ролан уже лежал на жестком скрипучем полоке.
– А телефон дашь?
– Зачем? – огорошил его контролер. – Не с кем говорить. Абонент недоступен, – скорбным тоном сказал Местечкин.
– Не понял, – похолодел Ролан. Уж не случилось ли что с Авророй?
– Ее убили.
– Что?! – взвыл Ролан.
– Тише, – шарахнулся от него надзиратель. – Тебе нужно успокоиться. Я потом зайду.
Местечкин вышел из камеры, и Ролан сполз на холодный пол, слыша, как со скрипом проворачивается ключ в дверном замке.
Аврору убили? Аврору убили! Ее убили! И это сделал Корчаков… Эта мразь лишила его любимой женщины!!!
Ролан не бился в истерике, не выл белугой, он молча сидел, обхватив голову, и качался из стороны в сторону. Но вот он вспомнил о детях Авроры, метнулся к двери, ударил по ней кулаком. Открылась кормушка, в проеме которой показалось лицо Местечкина.
– А дети? У нее дети были. Они живы?
– Он сказал, что да…
– Кто – он?
Надзиратель закрыл кормушку и зашел в камеру.
– Человек сказал. Который телефон передал. И деньги… Он мне сказал, что этой… твоей женщины больше нет. Стреляли в нее. Дети вроде бы живы.
– Что он еще сказал?
– Что тебе выбираться отсюда нужно, – шепотом ответил надзиратель.
– Как?
– Не знаю… Но что-нибудь можно придумать.
– Не надо ничего думать. Лучше придумай, как мне в санчасть попасть.
– Нет, с этим я тебе не помогу. Один раз договорился, второй раз подозрительным покажется.
– А если я вены себе вскрою?
– Это крайность… Но выход, – в растерянности кивнул Местечкин.
– Лезвие дашь?
– Э-э… Я не хочу иметь к этому отношение…
– А врача вызовешь?
– Это само собой.
– Комиссию никакую не ждете?
– Какую комиссию?
– Ну, с проверкой. Из Министерства юстиции там или еще откуда…
– Да нет вроде, не ждем никого. Хотя сейчас об этом заранее не предупреждают. Вернее, когда предупреждают, а когда как гром среди ясного неба… Напарник сейчас придет, нельзя мне с тобой…
– Ты это, почаще сюда заглядывай.
У Ролана не было уверенности, что Аврора сумела организовать тюремную проверку, но все равно он должен был попасть в санчасть. Может, это будет холостой выстрел, но он должен использовать хотя бы призрачный шанс, чтобы добраться до Корчакова.
Ролан потянулся к алюминиевой кружке, взялся за ее края, со всей силы потянул за них. Он порвет Корчакова, как этот чифирбак! Он вынет из него душу! Эта мразь ответит за Аврору!
Кружка лопнула и расползлась в его руках с такой легкостью, как будто была сделана из бересты. Недолго думая, Ролан полоснул себя по вене рваным краем и лег на полок, вытянув руку, из которой вязким ручьем хлынула кровь.
На пол натекла лужа размером со сковородку, когда в камеру наконец заглянул Местечкин. Брючным ремнем он перетянул окровавленную руку выше локтя, после чего вызвал врача и дежурный наряд. И очень скоро Ролан оказался в санчасти.
Сегодня дежурила Анна Михайловна, старый, но опытный врач. В тюрьме она работала давно, и ей не нужно было объяснять, как сшивать вены.
– Как же вы уже достали, идиоты! – приговаривала она, орудуя инструментом.
Ролан видел, как трясется ее жирный, с редкими курчавыми волосами подбородок.
– Ну, резали бы вдоль, на всю глубину, чтобы наверняка! Чтобы уже не зашить! Так нет, что-то доказать пытаются! Демарши у них!.. Слышишь, в следующий раз вдоль режь, чтобы я сшить не могла. А то мучайся потом с тобой!
Она сшила вены, наложила повязку и направила Ролана в общую палату, из которой при всем желании нельзя было попасть в последний блок, где находился потайной люкс.
– А мне в душ сходить, грязный я весь…
– В палате унитаз, там помоешься, – грубо отрезала женщина.
В палате было тепло, тихо, но воняло так, что хоть нос затыкай. Наверное, на обед давали гороховый суп высокой концентрации, и ни один больной от него не отказался. Контролер закрыл за Роланом дверь, лишив его возможности добраться до жертвы.
А утром, когда он отправился на перевязку, в процедурной его ждала Изольда. Она смотрела на него с насмешкой отвергнутой, а потому и оскорбленной женщины.
– Что, несчастная любовь? – съязвила она.
– К кому? – мрачно посмотрел на нее Ролан. – Может, подскажешь?
– Не подскажешь, а подскажете, – поправила его женщина. – Мишель еще здесь, хочешь к нему?
– Только о нем и мечтаю… С кем он сейчас? С этим лысым пидором?
– Ревнуешь?
– Нет, просто пидоров не люблю.
– А вены чего вскрыл?
– Новость плохую получил.
– От Мишеля?
– Да плевать я хотел на твоего Мишеля!.. Жена у меня была, убили ее. Ну, не совсем жена, но нет ее больше…
Изольда долго молчала, переваривая услышанное. И наконец спросила:
– А Мишель?
– При чем здесь Мишель? – чуть не заорал на нее Ролан. – Чихать я хотел на него!
– Но я помню, как ты радовался…
– Я не радовался. Я тебя обманывал. Ты мне очень нравишься, но я не мог с тобой. Хотел, но не мог. Я не мог ей изменить…
– А разве я давала повод, чтобы со мной…
– Ну, мне показалось…
– Тебе показалось, и ты решил стать геем, чтобы мне тоже показалось, так?
– Не собирался я становиться геем. Тот, кто пользуется петухом, сам петухом не становится. Если не злоупотреблять… Но я никогда ими не пользовался. Терпеть ненавижу, – скривился от омерзения Ролан. – А этот – пользуется… Ну, которого я чуть не придушил… Натан его, кажется, зовут…
– Да, Натан.
– Я знаю, его палата рядом с нашей была. Только там двери нет. Верней, дверь есть, но за ширмой. Зачем такая секретность?
– Ты в этом уверен, что там ширма? – настороженно посмотрела на него Изольда.
– Уверен. А что? Скажешь, что там ничего нет?
– Скажу, что там никого нет… Перевели его.
– Кого, Натана? Куда?
– В общую камеру. А тебе не все равно?
– Да пусть его хоть к смертникам переводят, мне какое дело… Мне до тебя дело есть. Хорошая ты женщина. Очень хорошая…
Ролан сыпал комплиментами из шкурных интересов. Изольда не должна догадаться, что он охотится на Корчакова. Она должна поверить, что ему все равно, где сейчас находится этот гад. Поэтому и пустил пыль в глаза. А до этой сволочи он доберется…
В санчасти он провел четыре дня, а потом его вызвал к себе начальник тюрьмы. Надзиратель открыл дверь в приемную, Ролан оторвался от стены, лицом к которой стоял, и через порог увидел человека, который тоже ждал приема.
Его тряхнуло изнутри, когда он узнал арестанта. Это был Корчаков. Широкая лысина, жесткий взгляд. Он сидел на диване, но это не помешало ему глянуть на Ролана сверху вниз. С пренебрежением глянуть. Он не узнал Ролана – по крайней мере, лицо никаких эмоций не выдавало. Точно, это был Корчаков, а не Бабанов.
Рядом с Корчаковым, у самой двери, стоял конвоир, рослый, жилистый, с корявым лицом и грубыми манерами.
– В «стакан» его давай! – сказал он своему коллеге, который привел Ролана.
Конвоир захлопнул дверь и тем самым лишил Тихонова возможности напасть на Корчакова.
– Лицом к стене!
Но если бы даже дверь не закрылась, Ролан не сумел бы одолеть своего врага. Он мог вцепиться ему в глотку, но вряд ли успел бы сломать тому кадык. Конвоиры умеют выключать сознание своими дубинками, Ролан уже не раз в том убеждался.
Конвойный запер его в специальной камере размером метр на метр, где можно было только стоять. Такие «стаканы» создавались для того, чтобы арестанты не встречались друг с другом на пути следования по тюремным коридорам. И еще в них можно было запирать заключенных, чтобы они дожидались аудиенции у начальства, а в изоляторах – встречи со следователями или адвокатами.
