Татьяна Гармаш-Роффе - Королевский сорняк
Один его денежный приятель любил повторять: «Чем больше мы вкладываем в женщину, тем больше мы ее любим». Он имел в виду, разумеется, бабки. Но, похоже, что сермяжная правда этого изречения распространяется на все виды затрат, включая душевные… И однажды Кирилл с удивлением обнаружил, что любит Тоню.
Это совсем не было похоже на не раз испытанную, воздушную и легкую, как модная песенка, влюбленность, – это было блаженное и мучительное чувство потребности в ней, всегда и навсегда.
Роль его, с этим открытием, безумно усложнилась. Актерская игра, доставлявшая ему столько удовольствия вначале, приобрела зловещий оттенок предательства. Становилось все труднее и труднее отдавать нанимателю очередную видеозапись их с Тоней любовных игр: чувство интимности росло пропорционально его чувствам к Тоне.
И Кирилл, поначалу не задавший ни одного вопроса о цели этого спектакля (в подобных коммерческих сделках лишних вопросов не задают!), однажды пристал как банный лист:
– Зачем вам это нужно?
Странный человек твердил, что Кирилла это не касается: он получает деньги, и его дело заткнуться и выполнять то, что ему велят. Но Кирилл не отставал, и тогда наниматель признался с усмешкой:
– Я вуайерист. Это, если ты не знаешь, – тот, кто любит подглядывать в замочную скважину. Кто любит смаковать чужой интим. Но у меня есть средства получше, чем замочная скважина: у меня есть ты, голубчик. И твоя камера, на которую ты послушно снимаешь послушную тебе Антонию… А я наслаждаюсь. Вот и все, – вполне невинная причуда.
Он добавил, что весьма доволен Кириллом, и напомнил, что в конце пути Кирилла ждет московский театр, который сумеет оценить его талант.
…«Вполне невинная причуда», – убеждал себя Кирилл, хотя у него все чаще сводило зубы от отвращения к тому, что он делал. Несколько нервных срывов были отнюдь не актерством, даже если и удачно вписались в чужой сценарий.
Но альтернативы у него не имелось. Уже не деньги и даже не обещанный московский театр удерживали его, просто из игры можно было выйти только ценой признания Тоне о разыгранном спектакле. А это означало бы конец всему.
Кирилл на это не мог пойти. Он уже отчетливо понимал, что дорожит этой женщиной безмерно. И что потеря ее будет равна если не смерти, то тяжелой утрате.
И потому он послушно записал адрес дачи, куда ему велели привезти Тоню. Чтобы «просто посмотреть».
Но на душе было скверно и тревожно.
– Не хочу тебя ни к чему принуждать, Антония, – говорил он мягко. – Просто поедем, посмотрим. Если тебе эти садомазоудовольствия покажутся непривлекательными, то клянусь, что больше никогда не вернусь к этой теме. Но вдруг тебе понравится?
В конечном итоге Тоня ему уступила… Договорились на пятницу вечером. Тоня даже спросила, как ей одеться.
– Ничего особенного, – сказал он неожиданно сухо, презирая себя до пяток. – Мы ведь будем просто зрителями.
…Он отнюдь не был в этом уверен. Вуайерист, щедро заплатив в очередной раз, велел ему все снимать на видеокамеру.
– Что – ВСЕ? – спросил Кирилл.
– Все, что там будет происходить, – уклончиво ответил Вуайерист.
Но если они просто зрители… То что же он должен снимать, если он всегда снимает только Тоню?
Эта мысль не давала ему покоя. И посему в пятницу, после работы, он, подобрав Тоню, приехал по указанному адресу намеренно раньше. Это была его маленькая уловка, чтобы посмотреть, что там, на этой даче, происходит.
Оставив Тоню в машине, он направился на дачу один. Ему открыли. С самым невинным видом Кирилл сообщил, что вот так вышло, что они приехали раньше времени и теперь что надо делать: ждать или можно прямо сейчас заходить?
Его провели в какую-то дальнюю комнату без окон. Там находилось три человека, все в кожаных масках. Видок у комнаты был устрашающий: ввинченные в стену наручники, перекладина, столик, на котором впечатляюще раскинулся инструментарий, где самым невинным была плетка. И все это вместе было очень похоже на пугалку из кино про маньяков. Декорация была узнаваемой, пусть и по кино, – но именно поэтому она была страшной.
– Я тебе сказал: ровно в восемь! – произнес один человек в маске, и Кирилл узнал в нем Вуайериста. – Жди за воротами. Вас позовут.
Кирилл покладисто кивнул. И вернулся в машину, к Тоне. Не сказав ни слова, он развернулся и помчался в направлении города.
Тоня долго молчала. И все же спросила, когда огни Москвы впустили их в себя:
– Что-то не так, Кирилл? Ты передумал?
Он процедил сквозь зубы:
– Подожди…
Кирилл приткнулся недалеко от Страстного бульвара. Почти насильно вытащив Тоню из машины, он повел ее по бульвару вниз.
– Сейчас… Молчи… Я тебе сам все расскажу.
Тоня молчала, как он просил. Она ждала. Она ему верила.
Ниже, подальше от Тверской, уже ближе к Трубной площади, где народу было значительно меньше, Кирилл, наконец, нашел точку опоры: пустую скамейку.
– Значит, так, Антония…
Она насторожилась: в любви, в постели, он называл ее «Тоней». «Антония» – это было официально.
– Слушай внимательно. Не восклицай и не перебивай. Договорились? Если ты захочешь мне сообщить, что я подонок, то не стоит труда. Я это и сам знаю. Я ясно выразился?
Тоня кивнула, застывая от самых дурных предчувствий…
Глава 24
Он говорил долго и возбужденно. Темнота размыла черты его лица, и слабый свет фонарей отражал только лихорадочный блеск синих глаз. И Тоня не знала, верить им или нет.
Из его слов следовало что-то запредельное, неправдоподобное, фантастическое. Но она слушала, впитывая каждое его слово. Надеясь расслышать в них правду.
– …Я не сразу в тебя влюбился, поначалу это была игра, – потом объясню, – но сначала хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. И больше не хочу играть. Я должен тебе выговорится, я просто больше не могу, я сломался…
…Он меня нашел в Туле, в театре. И сказал: «Парнишка, у меня есть для тебя роль, которую я тебе оплачу так, что тебе в твоем театре и не снилось». Конечно, я заинтересовался! Я не гений, нет, Тоня, – но я неплохой актер, поверь мне… К тому же выгодная внешность. Но этого мало, очень мало, чтобы пробиться в нашем мире. Гениальность, на самом деле, в наши времена и не нужна. Чтобы стать хорошим и заметным актером, нужен всего-навсего хороший и заметный режиссер. И пробивной. А они, чуть только блеснут талантами, так их почти сразу в Москву зовут… Был у нас на Камчатке один оригинальный и талантливый режиссер, и что же? Понаехали московские критики, расхвалили, и теперь от него остались только легенды… Короче, уехал я в Тулу, меня там взяли в театр. Думал, поближе к столице… Куда там! Тула так же далека от столичных сцен, как и Камчатка…
И вдруг приходит этот тип. Отзывает меня после спектакля в сторонку и говорит, что готов нанять меня за хорошие бабки. И цель – соблазнить одну девушку. А дальше следовать его инструкциям. Обещал, если я с ролью хорошо справлюсь, устроить в театр в Москве… Поехал я с ним, посмотрел на тебя издалека. Признаться, я бы сам никогда возле тебя не притормозил. Но он, он сказал, что я ничего не понимаю. Что в тебе есть потенциал и я должен его «вытащить».
Он ничего не объяснял – зачем ему это, к чему все это ведет. Просто дал задание и хорошо его оплатил. Ну, я и взялся.
– То есть, когда ты подошел ко мне и сказал, что…
– Да, – жестко перебил ее Кирилл. – Я сказал тебе то, что мне велели. Погоди, не обижайся, дослушай до конца! Пойми только одно, Тоня: раз я стал тебе об этом рассказывать, – значит, у меня есть очень серьезные причины. Иначе, подумай сама, – зачем бы я стал?!!!
– И какие же это причины? – сухо осведомилась Тоня.
– Слушай меня, ладно?! Ты все поймешь…
Тоня согласно кивнула. Она уже умерла, ей уже было все равно. Труп можно резать на кусочки – труп ничего не чувствует.
– Поначалу я развлекался. Не жизнь, а малина: роскошная квартира, машина, оплаченные суточные – столь щедро, что у меня еще оставалось… И все это только для того, чтобы я соблазнил тебя! Я знаю, ты меня осуждаешь. Ну и пусть, только дослушай! Так вот, поначалу я просто выполнял задание, играл роль, которую мне заказали. Он велел тебя учить, и я учил. Уроки актерского мастерства, мне ли не знать их! Как-то нечаянно вышло, что я смог тебе дать именно то, чего хотел от меня этот странный человек… Это оказалось в пределах моей компетенции, что называется.
– То есть, когда ты говорил, что я нравлюсь тебе такой, как есть…
– Врал. Вернее, играл роль. Ты наивна, Тоня… Хотя теперь, когда ты так сильно изменилась, теперь ты сможешь понять простую вещь: женщина должна хотеть нравиться мужчине. И тогда у нее есть все шансы привлечь его. Та, которая – то ли в дремучей гордости, то ли в комплексах – сидит и ждет, что кто-то придет разглядеть ее достоинства, – та сильно ошибается! Я усвоил еще в театре: актерам, как и женщинам, нужно очень хотеть понравиться и режиссеру, и публике. Это база, основа, к которой только потом прикладываются талант и мастерство, – как к женщине красота и обаяние.
