Михаил Черненок - Тузы и шестерки
– Ну, а сегодня на похоронах Лины и на поминках?..
– Во время похорон телохранитель ходил за шефом словно тень, а тот будто в упор его не видел. На кладбище же Ярыгин вообще находился в отрешенном состоянии. Что касается поминок, то Шерстобоев, по-моему, даже к столу не присел. Стоял у дверей, чтобы посторонние в зал не проникли.
– Словом, вы ничего не заметили.
– Если не считать какое-то заискивание Шерстобоева перед шефом. То ли Тимофей заглаживал свою вину перед ним, то ли всей душой сочувствовал его горю, – подумав, сказала Исаева. – Раньше он держался достойней, а по отношению к другим сотрудникам банка – даже высокомерно. Собственно, так ведут себя почти все телохранители, пользующиеся покровительством охраняемых персон. Тимофей Шерстобоев в этом отношении не самый заносчивый из них. К другим вообще не подступиться.
– Как он воспринял самоубийство шефа?
– По-моему, как и все другие сотрудники банка. Кажется, растерялся сильнее меня. Я хотя бы сразу догадалась, куда надо звонить в подобных случаях, а Тимофей был шокирован до такой степени, что без моей подсказки даже и этого пустяка не сообразил.
– Для охранника подобный шок выглядит странным.
– Мне тоже показалось удивительным, что здоровенный мужик перепугался хуже бабы.
– Случайно ли это?
– Не знаю. Скорее всего, Шерстобоева напугала не столько смерть шефа, сколько перспектива лишиться доходного места с необременительными обязанностями.
– Сколько он получает?
– Михаил Арнольдович платил Тимофею из своего кармана, поэтому точно сказать не могу.
– Хотя бы ориентировочно.
– Около двух миллионов в месяц, может, и больше… – Исаева посмотрела Бирюкову в глаза. – Недавно, проверяя начисление процентов по депозитным счетам наших сотрудников, я обратила внимание, что Ярыгин со своего счета перевел на депозит Шерстобоева двадцать пять миллионов рублей. Что означает этот перевод, мне не известно.
– Когда такая операция состоялась?
– За неделю до гибели Лины.
– А накануне гибели Зинаиды Валерьевны Шерстобоеву не было перечислений?
– Нет.
– Когда он открыл депозитный счет?
– Нынче, в конце января, Тимофей положил в наш банк пятнадцать миллионов наличными.
– Хорошая сумма.
– Относительно.
– По запросу прокуратуры можете дать об этом официальную справку?
– Без проблем.
– А Глеб Вараксин не был вкладчиком вашего банка?
Исаева грустно усмехнулась:
– Алкоголики в банках деньги не хранят. Они относят их в винные киоски да магазины.
– Есть предположение, что Шерстобоев с Вараксиным служили вместе в Приднестровье.
– Ни от того, ни от другого об этом не слышала.
– Вараксин не называл Шерстобоева сержантом?
– Нет. Глеб обычно обращался к Тимофею по прозвищу Тэтэ.
– Часто они общались?
– Не замечала. По-моему, у них были очень натянутые отношения. Вараксин завидовал Шерстобоеву и постоянно отпускал в его адрес колючие шпильки. В ответ на такие выпады Глеба Тимофей, будучи человеком трезвым и немногословным, только брезгливо кривил губы. Кстати, коль уж у нас зашел разговор об этих, с позволения сказать, «друзьях», то скажу вам нечто, совершенно непонятное для меня. Вчера после вашего телефонного звонка я под видом женского любопытства «посплетничала» с сотрудницами и к своему большому удивлению узнала, что Зинаида Валерьевна практиковалась управлять автомобилем не с Глебом Вараксиным, а с Тимофеем Шерстобоевым. Тимофей, оказывается, давно живет по соседству с Ярыгиными, только этажом ниже. Видимо, поэтому Михаил Арнольдович и взял его своим телохранителем. С какой целью Зинаида Валерьевна, рекомендуя мне в шоферы Вараксина, солгала, не могу понять.
– Вероятно, для убедительности, – сказал Бирюков.
– Выходит, она не знала, что Глеб алкоголик?
– Могла и не знать.
– Тогда ради чего так его расхвалила?
Антон улыбнулся:
– Это, Аза Ильинична, вопрос на засыпку.
– Нет, я в самом деле не могу понять: то ли это была какая-то интрига со стороны Зинаиды Валерьевны, то ли ее кто-то ввел в заблуждение. Боже мой, сколько загадок… – Исаева, помолчав, вздохнула: – Не знаю, как мы теперь будем жить без Михаила Арнольдовича. Такого финансиста, пожалуй, не найти. Кто вместо него возглавит банк…
– Вы же вице-президент. Вам и карты в руки.
– Впрягаться в такой воз? Ни за что!
– Боитесь, не потянете?
– Потянуть-то я потянула бы. Но зачем мне такая ответственность? Не женское дело – возглавлять коммерческий банк.
– Между тем дамы – не такая уж редкость на этом посту.
– Но редко у кого из них все хорошо кончается. Большей частью они – подставные фигуры. Вроде литературного зиц-председателя Фунта, который отсиживал тюремный срок за финансовых воротил при всех режимах.
В тихо приоткрывшуюся дверь робко заглянула белокурая девушка и смущенно проговорила:
– Извините, Аза Ильинична…
На лице Исаевой мелькнул испуг:
– Что еще случилось, Ирочка?
– Прокурора Бирюкова приглашают к Михаилу… извините, в кабинет Михаила Арнольдовича.
Глава XX
В приемной президента банка, кроме неприкаянно сидевшего охранника, никого не было. Когда Бирюков следом за секретаршей вошел туда, Шерстобоев встрепенулся:
– Здравствуйте, товарищ прокурор.
– Здравствуйте, – ответил Антон. – Как же вы не уберегли шефа?
– Вот так нехорошо получилось… Не зря к нему в больничную палату голубь залетел…
– Шеф не заговаривал с вами о самоубийстве?
– Последнее время он вообще со мной ни о чем не говорил.
– Почему?
– С головой у него что-то случилось. Вроде как память потерял. Горе-то какое…
– Да, большое горе, – сказал Бирюков и открыл дверь кабинета.
Тело Ярыгина, как догадался Антон, уже отправили в морг на экспертизу, а участники следственно-оперативной группы, завершив осмотр места происшествия, сидели за длинным столом и обсуждали предварительные итоги. Бирюков сел рядом с Веселкиным.
– Что Аза Ильинична тебе поведала? – сразу спросил Костя.
Антон коротко рассказал содержание своей беседы с Исаевой. Энергичный здоровяк следователь горпрокуратуры Щепин сразу протянул ему стандартный лист высококачественной, с голубоватым оттенком бумаги:
– Почитайте, что и кому оставил покойный.
Завещание Ярыгина было напечатано компьютерным способом на одной стороне листа и заверено большим фиолетовым штампом областной нотариальной конторы. Суть его заключалась в том, что в случае смерти завещателя весь его денежный капитал, хранящийся в банке «Феникс», и дачный участок с коттеджем, расположенный в пригороде райцентра, переходят в личную собственность Исаевой Азы Ильиничны. Трехкомнатная полногабаритная квартира в Новосибирске со всей мебелью, имуществом и драгоценностями, а также автомобиль «Тойота» становятся собственностью технического секретаря банка Лисичкиной Ирины Васильевны. Сторожу дачного коттеджа Ивану Петровичу Шляпину передавался некогда принадлежавший Лине черный «Мерседес».
– Щедро распорядился своим богатством Михаил Арнольдович, – возвращая завещание следователю, проговорил Бирюков.
– Недурно осчастливил троих, – сказал Щепин.
– А личного телохранителя обошел…
– Видимо, чем-то Шерстобоев не угодил шефу, – высказал предположение Веселкин.
– Ты не беседовал с ним? – спросил Костю Антон.
– Потолковал.
– В его обязанности не входила охрана Лины?
– Утверждает, что нет. Говорит, будто Лина терпеть не могла надзора за собой. Полмесяца назад по просьбе шефа Тимофей пытался разведать, с какой целью она зачастила в рекламную фирму. Лина, узнав об этом, закатила отцу такой скандал, после которого Ярыгин больше никаких поручений относительно дочери Шерстобоеву не давал.
– О посещении кассы аэрофлота в день гибели Лины что толкует?
– Намеревался, мол, купить сестре билет до Москвы, однако на нужный рейс билетов не оказалось. Пришлось отложить полет до более подходящей поры. Службой в Приднестровье я пока не стал интересоваться. Подождем до завтра и станем действовать в зависимости от того, какую справку дает нам военный прокурор. Согласен?
– Конечно, – Бирюков повернулся к Щепину. – Предсмертной записки Ярыгин не оставил?
Следователь подал небольшой листок с мелкими зубчиками по верхнему краю, вырванный, похоже, из блокнота:
– Вот что лежало в сейфе.
Шариковой авторучкой с синей пастой на листке было четко написано: «Решение покинуть этот сумасшедший мир принял самостоятельно. После смерти дочери жизнь для меня потеряла смысл. М. Ярыгин». На чистых местах листка смутно виднелись едва приметные вмятинки, которые обычно продавливаются при письме с предыдущего листа. Бирюков стал было присматриваться к вмятинам, но Щепин сказал:
