Самый приметный убийца - Валерий Георгиевич Шарапов
– У тебя все?
– Ну, в целом…
– Понятно. Остапчук, по пулям что?
– Не ваша пуля у парня в затылке.
– А чья же?
Иван Саныч протянул заключение:
– «Вальтер», с наибольшей степенью вероятности – «тридцать восьмой».
– Невероятная концентрация «вальтеров», и все на нашей земле, – проворчал Сорокин.
– Один – у линейных, – уточнил Остапчук, любивший точность.
– Хорошо, хорошо. И пули, стало быть, кустарные.
– Выточены на токарном станке.
– Ну и осталось вспомнить, кто у нас ударник в ремесленном.
– Да, Воронин по месту учебы характеризуется исключительно положительно, – угрюмо подтвердил Акимов, – отличники производства – он да Пожарский.
– Значит, не только мы проморгали, – заметил капитан. – А теперь получается интересная история: Воронин застрелен из такого же оружия, что и Ревякин, – это, как говорится, раз. При налете на продбазу использованы вещи, похищенные у погибшей от естественных причин Найденовой, – это два.
– То есть это может быть один и тот же человек, – вставил Остапчук.
– Еще кое-что, – подал голос Акимов. И снова стих.
– Ну говори, раз начал, – приказал Сорокин.
– В день смерти Найденова на платформе контактировала с женщиной в форме военврача. Есть основания полагать, что еще и с мужчиной, у которого нет пальца…
Сорокин уставился на него горящим красным оком:
– Что ты сказал?! Пальца? Указательного, на правой?
– Да, – подтвердил Сергей, – а что?
– А то, товарищи мои дорогие, что у налетчика нашего сбежавшего как раз его и нет, указательного на правой. И раз так…
– …то он стрелять может только левой, – закончил Акимов. – Полагаете, что это он стрелял в Ревякина?
Некоторое время они молчали, укладывая в голове новости. Потом, решившись, Сергей все-таки высказался:
– Николай Николаевич, никак из головы у меня Чайка не выходит. Пожарский, описывая женщину-военврача, как будто ее портрет нарисовал.
– Что, такая заметная? – поинтересовался Сорокин.
– Очень, – решительно подтвердил лейтенант.
Николай Николаевич снова замолчал, что-то записывая и перечеркивая, потом спросил:
– Сергей, а ты из госпиталя своего не припоминаешь никого беспалого, и чтобы по фамилии Козырь, Козырев или нечто вроде?
– И думать нечего, не помню. Я ж ушибленный на всю голову был. Но, может, и после меня это было.
– С пальцем интересно: указательный, да на правой, – задумчиво заметил Остапчук. – А если самострел?
– Я тоже про это сейчас размышляю, – отозвался капитан Сорокин. – Раз так, то… ладно, покумекаю. Интересная каша заваривается, граждане.
Уже закрывая летучку, начальник вдруг вспомнил:
– Да, товарищ Остапчук, что со сковородками, может, нашел что?
– Да есть кое-что, товарищ капитан. – ухмыльнулся Саныч, потирая руки. Он любил эффекты. – Перекупка надежная с толчка подогнала. Айн момент.
Он сгонял в кабинет, принес два свертка и со скромной гордостью развернул их. В одном, в тряпке, перетянутой шпагатом, оказалась сковорода, в другом – аккуратно сложенные, ветхие, но чистые простыня, пододеяльник и наволочки.
– Наперника, правда, нет, но есть мысль, что это вот он. – Саныч указал на тряпку, в которую была укутана сковородка.
Начальство попросило:
– Так. И что все это значит, поясни?
– Да просто все. Вот эта сковородка – совершенно определенно та, что сперва пропала у гражданки Ивановой, потом была приобретена гражданкой Приходько-младшей… как бы. А потом пропала и у тетки Анны. Ну а бельишко вот, с метками «А» и «Ф», – это просто стибренное с сушки девчонками.
Сорокин потряс головой:
– Так. Пункт первый: что значит «как бы», пункт второй: с чего ты взял, что девчонками?
Довольный Остапчук еще более охотно начал свое повествование:
– А, это интересная история…
Чем дальше излагал он захватывающую сагу о том, что надежная перекупка с толчка выловила эти вещи и просигналила об этом товарищу Ивану Санычу, тем более становились понятны масштабы катастрофы и морального разложения среди как минимум двух экземпляров. Которые до недавнего времени казались образцово-показательными.
– Перекупка сразу вычислила этих двух, – неторопливо пояснял Остапчук. – Прочие-то девахи, которые постоянно спекулируют табачком там, дрожжами и всяким прочим, так себя не ведут. Это хабалье и денег в руки не берет. А эти две стоят, как засватанные – красные как раки. Ну, натурально, окружили их, щупают товар – хороший ведь, дерут с рук, грозятся, мол, за участковым бы послать, наверняка хапаное все, а они чуть не в рев. В итоге, как моя-то толкует, она сама купила у них бельишко – по моему описанию сообразила, что оно это, «А» и «Ф», с любовью вышитые белой шелковой ниткой этой… испанской гладью. Сковородку те отстаивали намертво, запрашивая дорого.
– Тогда как же получилось, что сковорода Ивановой оказалась у Филипповны? – спросил Акимов, сбитый с толку этими бытовыми хитросплетениями.
– Палыч, ну напряги ум, – поморщился Саныч. – Анна дала Светке-мерзавке денег на сковородку, а та и «купила» ее у подружки.
– А деньги пополам, – кивнул Акимов, хмурясь. – Вот это оторвы. И что же, Алевтину опросил об обстоятельствах?
– Уточнил, – едко отозвался Остапчук, – поинтересовался, представь себе, тем, что за девчонки в горелки носились, когда белье пропало. Ну-ну, не красней, лейтенант, я ж понимаю, у тебя голова крупными делами занята.
– Перестань, Иван Саныч, – призвал к порядку Сорокин, – лопухнуться каждый может. Толком говори.
– Так я и говорю. Во дворе присутствовали лишь Светка Приходько да Настька Иванова. В горелки играли…
– Ну играли, и что? – встрял на свою голову Сергей.
– Вдвоем? – ядовито уточнил Остапчук.
Акимов сник. Похвалив от души подчиненного, Сорокин вновь помрачнел:
– Меня, товарищи, во всей этой ситуации вот что интересует. Вот Воронин, по месту учебы весь такой положительный, да и видавший виды. Вот Маслов – ну, подторговывал, но, насколько я помню, он – пионерактив и начштаба. Равно как и эти две… грубости бы не сказать. Тоже вроде как активные и положительные, так?
– Именно, – подтвердил Остапчук, и Сергей кивнул.
– Так вот какого рода у меня сомнение: что за игры народностей у этих дурилок? По месту обитания Воронова нашли что?
– Нет, ни денег, ни каких лишних предметов, жил просто.
– Ну ясно. Вряд ли наворованное на вкладе копил.
– Вряд ли.
– Маслов что?
– Ну Маслов, по словам матери, деньги ей подсовывал, – сообщил Остапчук, – врал, что где-то дрова рубил, грузил ящики…
– Ага, ящики. Грузил.
– Или что-то навроде. В общем, себе он если и оставлял, то так, на газировку-мороженое.
– Так, и эти две дурочки… нет, ребята, не вяжется, – заявил Сорокин и замолчал.
– Что именно, Николай Николаевич? – осторожно осведомился Сергей.
– А то, что мотив корыстный никак сюда не ложится, – решительно заявил капитан. – Вы Саньку Приходько вспомните: он же идейный, у него же не обогащение, не пошамать пожирнее, у него справедливость… и тут, вот хоть убейте меня, чье-то постороннее