Владимир Колычев - Порочное место

– Ну да, и Розу тоже уволили.

– А что ты такого сделал?

– Дом без охраны оставил…

– А Розу за что? Она же не должна была охранять дом? Ее что, за любовь к тебе уволили?

– За любовь? – на секунду задумался Листвянский. – Ну да, выходит, что за любовь.

– А разве можно за любовь увольнять?

– Нельзя, ясень пень.

– А может, Костин вас за другое уволил? Может, за то, что вы Ковальского упустили?

– Ковальского?

– Ну да, ты же не видел, как он к машине за молотком ходил. Ты же не сказал, что они с женой в три часа ночи уехали. Так бы сразу картинка сложилась, что Ковальский виноват.

– Но я правда его прозевал. Виноват, конечно. Но Костин все равно сволочь.

– Вот и я о том же. У каждого человека есть право на личную жизнь. Ну, выпил ты чуть-чуть, но так в ту ночь все были пьяные…

– Вот и я о том же! – Листвянский посмотрел на Шульгина с благодарностью за моральную поддержку.

– И мстить тоже нельзя, – продолжал Дима. Ему надо было раскачать парня, вывести его из состояния душевного равновесия, запутать в показаниях, а потом расстрелять в упор неожиданными для него вопросами. Иногда такой метод срабатывает.

– Если бы ты сразу про Ковальского сказал, Костина бы не посадили. А так ему баланду хлебать пришлось.

– Ну да, пришлось.

– Вот он тебе этого и не простил. И любовь твою не простил, и это…

– Ну, может быть.

– А может, Костин не зря баланду хлебал? Может, все-таки он брата своего убил?

– Да нет, вряд ли.

– Ты видел, кто над гипсовыми девочками надругался?

– Не видел. Говорят, Остроглазов это сделал. Крыша у него съехала, говорят.

– Говорят! – передразнил Гену Шульгин. – Ты сам это должен был видеть. Ты дом должен был охранять.

– Не видел.

– Так, может, Костин и пристукнул своего братца?

– Да нет, не он. Я слышал, Остроглазова в три часа ночи грохнули. А в это время Ковальский из дома выезжал.

– Ты откуда знаешь? Тоже говорят, да?

– Да нет, я сам видел.

– Что ты видел?

– Ну, как машина со двора выезжала. Ковальского машина.

– Ты же спал в это время?

– Ну, проснулся. Слышу, ворота открываются, подхожу к окну, смотрю, «Тойота» Ковальского выезжает.

– Машине выехала, и ты снова лег спать?

– Нет. Оделся, во двор вышел…

– И что?

– Да ничего. Тихо все было.

– И мертвые с косами не стояли?

– Да нет. Ну, мне показалось, что где-то вдалеке человек прячется.

– Где вдалеке?

– Ну, между беседками.

– И что?

– Да ничего, присмотрелся, вроде куст качается. Поближе подошел, точно, куст.

– И куда ты поближе подошел?

– Ну, к водопадной горке подошел. Точно, это куст был.

– А Остроглазова не увидел?

– Нет. Я к воде не подходил.

– Может, слышал, как он в пруду барахтался? Может, на помощь звал? Он же не сразу захлебнулся.

– Да нет, не слышал ничего такого. Там же водопад шумел. Да и ветер был.

– Может, ты телефон его видел? – Шульгин вцепился в Листвянского взглядом.

– Телефон? Какой телефон?

Не дрогнуло у Гены ничего в глазах, не отвел он их в сторону, и суетливых движений Дима не заметил. В голосе сдержанное удивление, не более того.

– Айфон.

– Ну да, была у него такая штука.

– Ты ее видел?

– Ну да, он звонил кому-то. И еще он держал его так, чтобы все видели яблоко надгрызенное.

– Рисовался?

– Ага.

– И ты это заметил?

– А как не заметить, если оно в глаза бросается… А вообще, он большой рисовщик был. Такое ощущение, что сам собой любовался. И никого вокруг не замечал. А если замечал, то презирал. Урод, короче.

– Не нравился он тебе?

– А кому ж такой фанфарон понравится? На пустом месте зазнавался. Вон, Костин какая величина, а Вадик этот на него свысока смотрел.

– Может, он тебе что-то не так сказал?

– Мне? Да он меня не замечал. Я ему ворота открываю, а он куда-то мимо меня смотрит. Даже презрения в глазах не было, просто не замечал. Как будто я какое-то пустое место.

– Обидно?

– Да нет. Если бы Костин со мной так обращался, я бы обиделся. А он как человек со мной обращался.

– Но ведь уволил?

– Так ведь я сам накосячил. Нет, я его не виню… Хотя, конечно, он зря меня уволил. Я ведь исправиться мог.

– Значит, ты во двор выходил, когда Ковальский уехал?

– Ну да. Только я ничего не видел. Тихо было. Да и не жарко. А я только футболку надел.

– Может, ты все-таки человека видел, а не куст? Просто тебе холодно стало, и ты повернул назад. А может, страшно стало?

– Да нет, не страшно, просто назад повернул.

– А может, все-таки видел человека? Вадима Остроглазова, например. Он у пруда стоял, по телефону разговаривал, а у тебя молоток в руке.

– Какой молоток? Не было у меня никакого молотка, – всколыхнулся Листвянский. – Зачем мне молоток?

Возмущение в его голосе казалось искренним. Гена только-только начал понимать, какую игру затеял с ним опер.

– Ну, ружье ты брать не стал, а молоток прихватил. Мало ли, вдруг леший с дерева свалится.

– Какой леший? Какого лешего ты мне здесь вправляешь? Может, еще скажешь, что это я Вадика молотком шарахнул? Слушай, да ты, капитан, конкретно к этому клонишь?

– Ну а вдруг?

– Какой вдруг? Не убивал я Остроглазова!

– Тише, тише. Не надо эмоций, они только усугубляют твое положение.

– Какое положение?! Не убивал Гена никого! – В комнату вдруг всклокоченной ведьмой влетела Роза. – И не надо бочку на него катить!

Оказывается, она стояла за дверью и слушала весь разговор. Значит, настораживало ее что-то, возможно, женщина боялась разоблачения. Ведь если Листвянский виновен в убийстве Остроглазова, то ей тоже достанется за дачу ложных показаний.

– Спокойствие! Только спокойствие! – ничуть не дрогнув перед этим натиском, призвал ее к благоразумию Шульгин. – Положение вы создали, Роза. Вы же говорили, что Гена вообще не выходил из дома, а он сказал, что выходил. И кому мне из вас верить?

– Ей верьте, – сердито глянул на него Листвянский. – Не выходил я никуда.

– Но ты же сказал, что выходил.

– Да это приснилось мне. Я же понимал, что мне обход надо делать, а вставать было лень. Вот и снилось, что я во двор вышел.

– Не верю я тебе, Гена. И Розе твоей не верю. Я теперь Ковальскому верить начинаю. Он сказал, что видел тебя во дворе дома, когда к машине шел. Он сказал, что ты выслеживал Остроглазова.

– Я стоял?! Я выслеживал?! – оторопел он возмущения Листвянский. – У него что, крыша поехала? Не выслеживал я Остроглазова!

– Следствие покажет. Проведем следственный эксперимент, Ковальский покажет, где тебя видел. А пока извини, нам придется провести обыск у тебя в квартире.

– Зачем?

– Ну, мало ли, – вздохнул Шульгин.

Если Гена забрал у Остроглазова телефон, вряд ли он хранит его дома. Скорее всего, бывший охранник уже давно избавился от него. Но все-таки сомнения надо было снять. Обыск ничего не даст, и Шульгин это понимал, но все-таки позвонил своему начальнику, объяснил ситуацию и попросил организовать постановление на обыск в доме гражданина Листвянского.

Глава 19

С утра светило солнце, над головой ни облачка, воздух постепенно раскалялся, зато настроение было сродни свинцово-сизым тучам. Еще вчера была надежда, что Леонида выпустят под залог, но суд не внял доводам защиты и вернул его в ненастье следственного изолятора.

– Ну и как это называется? – спросила Элла, недовольно глядя на адвоката. – Вы же обещали, Константин Захарович.

– Да я сам в шоке! – манерно закатил глаза этот молодой мужчина с холеной внешностью бисексуала.

Лицо его было смягчено кремом от морщин, мушкетерская бородка тщательно ухожена, в носу ни волосинки, на руках образцовый маникюр с бесцветным лаком. Тщательно подобранная модная одежда выгодно подчеркивала внешние данные адвоката. Его вполне можно было назвать довольно симпатичным человеком. Только ненастоящий какой-то Костя, ненатуральный, такое ощущение, что это манекен, а не мужчина. Если бы он принес Леониду победу, Элла могла бы его и расцеловать, но сейчас ее тошнило от этого пижона.

– Это было похоже на сговор!

– Я так и поняла, – усмехнулась Элла.

– Нет, я серьезно. На судью явно кто-то воздействовал.

– Кто?

– Я пока еще не выяснил, но обязательно узнаю.

– И сколько эта информация будет стоить? За все надо платить, я правильно вас понимаю?

– Да, конечно, таковы реалии нашей жизни, – потупился адвокат.

– Только за этот суд вы получили почти триста тысяч. И где результат?

– Увы, произошли накладки.

– И я должна заплатить, чтобы узнать, кто в этом виноват? Отлично. Мне нравится ваш подход к делу. Сколько я должна за этот разговор с вами? Сто? Двести тысяч?

– Элеонора Георгиевна, вам нужно успокоиться, – умоляюще посмотрел на нее адвокат. – Я понимаю, вам сейчас тяжело. Я даже предполагаю, что вы ищете мне замену. Но поверьте, в это дело вмешались обстоятельства, которые никак не зависят от нас, адвокатов. Я обязательно выясню, что это за обстоятельства, и это поможет нам определить дальнейшую тактику защиты вашего мужа. А пока будем работать по прежней схеме. Вашего супруга доставят в изолятор, завтра я с ним встречусь, на очереди у нас судебно-психологическая экспертиза аффекта, мы обязательно ее пройдем, я уверен, что получим нужный нам результат. Если, конечно, вы не станете искать мне замену. Это, конечно, ваше право, но, замечу, коней на переправе не меняют. Поверьте, я знаю, что делать и ваш муж получит условный срок.