Татьяна Полякова - Держи меня крепче
– Да.
– Это Рязанцева. Мне бы хотелось кое-что уточнить.
– Чего вы ко мне прицепились? – возмутилась девушка. – Что вам от меня надо?
– Правдивый ответ, разумеется.
– Какой еще ответ?
– Вы были в городе в день гибели вашей мачехи?
– Я же вам сказала…
– Возможно, вы что-то запамятовали, а теперь вспомнили? Чтобы вам помочь, спешу сообщить следующее: вы купили билет на поезд, который отходит в 23.40. Купили в вокзальной кассе, быть одновременно в двух местах вряд ли возможно, из чего я делаю вывод: в тот вечер вы все-таки находились здесь.
– Ну и что? Допустим. И что в этом такого?
– Вы виделись со своей мачехой? Опять спешу напомнить, приехали вы в дом отчима на такси, и водитель… – Блефовать было опасно, что, если такси она не пользовалась и Людмилу навещал еще кто-то, но я решила рискнуть и оказалась права.
– Да, виделась, – нервно ответила она. – Я разговаривала с ней десять минут, не больше. Мне надо было увидеться с отцом. А он уехал на рыбалку. Людмила хотела, чтобы я осталась ночевать, но у меня не было ни малейшего желания угробить на нее вечер. И я пошла на вокзал, купила билет и до самого отправления сидела в кафе. Если вы такой великий сыщик, вам нетрудно будет в этом убедиться. Спросите официантку, она должна меня вспомнить. В поезде я ехала вместе с женщиной, она дизайнер, мы разговорились, ей нужен был художник, расписать стены в квартире. Мы обменялись телефонами. Ее вы тоже можете спросить, если хотите убедиться, что я действительно уехала в 23.40.
– Вы сказали, что вам надо было поговорить с отцом. Почему не сделать это по телефону?
– Мне нужны были деньги. На аборт, если вам интересно. А еще… я не знала, что делать, как поступить. Мне надо было поговорить с отцом.
– Почему вы не предупредили его о своем приезде?
– Потому что не знала, что поеду к нему. Болталась по городу и вдруг очутилась на вокзале. Увидела маршрутку, села и поехала. Хотела позвонить по дороге, но потом решила: не буду. Он начнет расспрашивать, что и как, беспокоиться. Приеду и все ему сразу скажу. Зря не позвонила, он уехал после обеда. Было ужасно обидно.
– Людмиле о своей проблеме вы рассказали?
– Ей я ничего не собиралась рассказывать, моя жизнь ее не касается. Она начала бы болтать всякую чушь. Ненавижу эту ее манеру: «Инночка, богемный образ жизни не для такой девушки, как ты. Тебе надо найти хорошую работу, в твоем возрасте пора самой зарабатывать на жизнь». Жадная, тупая стерва. Отца вечно против меня настраивала. Злилась, что он мне помогает. Если бы я сдохла с голоду, она бы только порадовалась.
– Вы сказали: «не собиралась рассказывать». Я правильно поняла, что…
– Она догадалась, – призналась Инна. – Как только увидела меня на пороге, сразу что-то заподозрила. А когда мы сели пить чай, я… мне стало плохо. Я вернулась из туалета, а она уставилась на меня и говорит: «Ты что, беременна?» Я сказала, что неважно себя чувствую, а она заорала: «Не ври мне!» и заныла: «Ты не имеешь права рожать ребенка без отца, ты не сможешь его воспитать, у тебя нет денег». Деньги, деньги, всегда только деньги. Я встала и ушла. Вот и все. Отец позвонил мне в воскресение, я думала, что она ему все рассказала, но оказалось, Людмила утонула.
– Почему вы скрыли, что приезжали сюда?
– А как вы думаете? Приятно рассказывать о себе такое? А потом, это что, так важно, была я в доме или нет?
«В общем-то, неважно», – мне пришлось мысленно с ней согласиться. Когда Инна садилась в поезд, Людмила еще была жива. Так что у нее алиби. Черт, какое алиби, раз нет убийства? Женщины поссорились, но вряд ли рассказ падчерицы подтолкнул Людмилу к самоубийству. Повод какой-то несерьезный: беременность падчерицы, взрослой девушки, которая, по большому счету, была ей совершенно чужой. Хотя, смотря от кого она забеременела… Так, я опять увлекаюсь своими фантазиями. Рассказ Инны звучит правдоподобно и вполне искренне. И в ее словах об отце на сей раз нет ничего настораживающего. Может, и в прошлый раз не было? Людмила позвонила мужу и сообщила о предстоящем пополнении в семействе, а он предложил ей прекратить истерику и дождаться его возвращения. Все сходится, по крайней мере, у меня нет причин не верить девушке. Правда, есть одно «но»… И я задала вопрос:
– В тот вечер Людмила много выпила. Это для нее обычно? – На том конце провода молчали. – Вы меня слышите?
– Спрашивайте об этом у отца.
– Я спрашивала.
– И что он сказал?
– Мне бы хотелось услышать ваш ответ.
– Раз в полгода, иногда чаще, она уезжала на пару дней на дачу, чтоб ее никто не видел. Отец считал, что это все-таки лучше, чем… не говорите ему, ладно? Он не хотел, чтобы об этом знали. Ее первый муж был запойный, и она… Меня просто бесила ее пуританская мораль, когда я знала, что она сама… Кто ей дал право осуждать моих друзей?
«Ну вот, – с печалью подумала я, вешая трубку. – Благородная мать семейства – тайная алкоголичка. Уезжает на дачу, чтоб выпить вволю, а в остальное время образец для подражания. Странно, что Заболоцких об этом не знал. Хотя почему странно, если Людмила проявляла осторожность. В субботу она изменила правилам, решив, что повод для этого есть: дочь кидается на нее с кулаками, а падчерица беременна, и все это с попустительства ее мужа. По крайней мере, она наверняка так считала. Если окажется, что у Людмилы был любовник, картина нравов жителей домов за высокими заборами получится прямо-таки классической. Хотя и без любовника поведение Корзухина понятно: если жена периодически срывается в запой – это хороший повод запретить ей рожать второго ребенка. Любовника я все-таки попытаюсь отыскать, если он существует в природе».
Весь день я потратила на разговоры с людьми, знавшими Людмилу. Соседи, сотрудники ее языкового клуба, который, кстати, закрылся. К гинекологу, знакомой Ритки, я тоже заглянула. И весь день ждала гневного звонка Корзухина или его появления. Однако звонка не последовало, и он сам не появился. К вечеру я почувствовала, что зашла в тупик со своим расследованием. Все, кто знал Людмилу, в один голос твердили, что она была искренним, добрым, отзывчивым человеком. Это никак не стыковалось с образом, возникшим после разговора с Инной. Либо падчерица попросту пудрила мне мозги, либо Людмила была гениальной притворщицей. Она помогала двум детским домам, причем из собственных средств, а не из средств мужа. Ездила в Москву с ребенком, родителей которого едва знала, смогла договориться об операции и сама же ее оплатила. Организовала бесплатную библиотеку для учеников, а также оплачивала многочисленные поездки, в общем, вовсю занималась благотворительностью. Дочь любила безмерно, гордилась ее успехами в школе. Стоило мне туманно намекнуть на возможного сердечного друга и ее страсти к спиртному, как на лицах собеседников появлялось недоумение, а потом меня взволнованно убеждали, что ничего подобного просто не могло быть. «Она так любила мужа, так дорожила своей семьей… Спиртное? Да вы шутите. Она могла выпить бокал вина, да и то в праздник». И что мне с этим делать? Предположим, падчерица мачеху оклеветала. Любви между ними нет, так что такое вполне возможно. С врагами не церемонятся, оттого Инна не жалела красок. Но коньяк Людмила в тот вечер все-таки выпила. И это говорит в пользу Инниного рассказа. Занозой во мне сидела мысль о беременности Инны. Окажись Корзухин любовником собственной падчерицы, Деда бы это, скорее всего, порадовало. Я невольно поморщилась.
Только один человек, с которым я до сих пор не говорила, знал о Людмиле больше других. Стало ясно, что придется встретиться с Викой. Тут совесть моя опять взбунтовалась: девочка только что потеряла мать, а я полезу с вопросами. Однако составить представление об их отношениях с матерью все-таки необходимо. Выяснив, когда у Вики заканчиваются занятия, я подъехала к школе. Если бы я не видела ее на фотографии, наверное, все равно узнала бы Вику сразу. Она вышла из школы в голубом пуховичке, джинсах и вязаной шапке с помпоном, из-под которой торчали две косички. Детвора шумно прощалась, а эта девчушка шла, опустив голову, вроде бы никого вокруг не замечая. Тоненькая, довольно высокая для своего возраста. В ней была какая-то особая трогательность, как у котенка или бездомного щенка, который бегает в толпе людей, смешной и еще не знающий, что никому не нужен. Я вышла из машины, окликнула ее и удивилась внезапной хрипоте своего голоса. Сентиментальностью я не страдала, но сейчас мне очень хотелось прижать Вику к себе и сказать: «У тебя все будет хорошо». Девочка повернулась и с удивлением посмотрела на меня.
– Привет, – сказала я. – Меня зовут Ольга.
– Здравствуйте. – Голос у нее оказался звонким, точно колокольчик. Нежное личико ребенка с пухлыми губами, чуть вздернутым носом и огромными, вполлица глазами невероятного, почти фиолетового цвета. Нет сомнений, через пару лет она станет красавицей, и парням придется туго. – А вы кто? – приглядываясь ко мне, спросила она. И в ее взгляде не было ни робости, ни подозрительности, просто детское любопытство.
