Убийство с продолжением - Виктор Васильевич Юнак
– Послушайте, Франсуа. У меня есть подозрение, что в квартире есть жучки, подслушивающие устройства. Иначе убийца не смог бы узнать, что я с ним встречался, – мы говорили один на один.
Куртуа задумался. Как и всегда в минуты волнения, закурил.
– Хорошо, приходите завтра вечером, часам к семи.
Де Труа выдохнул.
– Спасибо, мсье. Только у меня просьба – пока я буду проводить обыск и пока я не найду искомый жучок или жучки, мы будем молчать. Тот, кто поставил эти жучки, не должен знать, что я приходил к вам. Так будет безопаснее для вас, да и для меня тоже.
– Договорились!
Чутье не обмануло де Труа. Прочесав сканером всю квартиру, он и в самом деле обнаружил крохотные подслушивающие устройства в двух местах – в коридоре, в самом углу изнутри дверцы раздвижного шкафа-купе, и в спальной комнате – жучок был прикреплен под кроватью у изголовья. Детектив положил их на стол перед Куртуа и кивнул:
– Вот и разгадка смерти вашего отца.
– Вы о чем?
– О том, что ваш отец сказал мне не всю правду. Оказывается, он встречался со своим потенциальным убийцей в этой квартире, хотя уверял меня, что видел его всего пару раз и только за игрой.
– Но возможен и второй вариант, – возразил Куртуа.
– Какой же?
– Уже подцепив моего отца на крючок, убийца мог оказаться в квартире и в отсутствие отца – вы же понимаете, открыть дверь опытному домушнику не такая уж и большая проблема.
– Резон в ваших словах есть, мсье. Но у меня теперь, по крайней мере, есть улики против него.
Де Труа положил «жучки» в целлофановый пакет, спрятал его в карман.
– Не хотел бы больше надоедать вам. Примите еще раз мои соболезнования. И все же есть у меня маленькая просьба – если вы мне понадобитесь, могу ли я вас побеспокоить?
– Да, конечно!
Они пожали друг другу руки на прощание.
23
В голове у Достоевского сложился четкий план, как переработать рукопись, что изменить, а что оставить в неприкосновенности. Разумеется, описание быта и реалий того времени, социальных аспектов, поведения и даже мыслей живших в ту эпоху людей – то, чего чаще всего не хватает многим современным писателям, пишущим на исторические темы, должны остаться неприкосновенными. Действия и поступки героев, с учетом современных познаний, могут быть несколько изменены. Решил он изменить и имена героев. Так, на всякий случай.
Набросав все это на бумаге, он засел за компьютер. Набрал прописными буквами заголовок: ДУЭЛЯНТЫ. На следующей строчке появилось слово Роман. Некоторые затруднения вызвало начало романа: не хватало первых глав. Впрочем, не мудрствуя лукаво, он собрал нужную информацию, скомпоновал ее, дальше все пошло довольно складно.
«Глава первая
1.
3 января 1850 года на Семеновском плацу в Петербурге состоялась казнь петрашевцев. Всех обвиняемых, а их было 123 человека, до момента казни содержали в одиночных камерах Петропавловской крепости. Основаниями для привлечения обвиняемых к суду послужили несколько фактов. Первый из них был связан с либеральными статьями «Краткого словаря иностранных слов», который был составлен вольнодумцем Буташевичем-Петрашевским и не раз публично обсуждался в стенах его собственной квартиры. Вторым поводом стало прочтение запрещенного письма Виссариона Белинского к мастеру сатиры Николаю Гоголю, которое «наполнено дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти». Все эти люди были арестованы еще в апреле прошлого года по доносу. На суде «Дело Петрашевского» рассматривалось в глубокой тайне. Его представили как серьезный политический заговор, по своей корысти сравнимый с неудавшимся государственным переворотом декабристов – за злоумышленное намерение произвесть переворот в общественном быте России, в отношении политическом и религиозном, за покушение для той же цели составили тайное общество. Из 123 обвиняемых, привлеченных к следствию, 22 судили военным судом, 21 приговорили к смертной казни через расстреляние.
Казнь смертников и была назначена на 3 января.
Около пяти часов утра двери каземата отворились и всех осужденных вывели во двор Петропавловки. Морозное хмурое утро, колкий ветер, дувший с замерзшей Невы, не предвещали ничего хорошего. Спустя час их всех посадили в кареты-возки и повезли к месту казни. Целая вереница двуконных возков-карет, едущих со стороны Невы вверх по Литейной улице по направлению к Невскому проспекту. С обеих сторон процессию сопровождали жандармы с саблями наголо.
Долгое, темное хмурое петербургское утро, крепкий мороз, в воздухе кружились снежинки, устилая белым покрывалом булыжные мостовые. Пустынные неосвещенные улицы, оконные стекла кареты были подняты и сильно заиндевели от мороза, так что сквозь них ничего не было видно. Семеновская площадь, незастроенное огромное поле, с высоким насыпным валом, где раньше было стрельбище, Семеновская полковая церковь угадывалась поодаль одним своим золотистым куполом, а посередине плаца небольшая группа народа, каре из войск, и в середине их площадка из досок на высоких бревенчатых столбах, на которую вела лестница. Площадь была покрыта свежевыпавшим снегом, а с востока поднимался на горизонте большой красный шар. И тишина! Мертвенная тишина!
Все это, охватывая острым взглядом, видел каждый из осужденных, доставленных на плац для исполнения казни.
– Как ты думаешь, друг мой, это все всерьез? – обратился Александр Николаевич Кошкин к своему другу и бывшему однокашнику по Царскосельскому лицею Павлу Михайловичу Рагозину.
Оба стояли рядом в шеренге из двадцати с лишним смертников.
– Думаю, царь, напуганный декабристами, церемониться не станет, – ответил Рагозин, стреляя глазами по сторонам, будто выискивая в толпе любопытствующих знакомых.
Он был чуть выше своего друга, но худощавее того. Оба – обладатели светлых волос с медноватым отливом, с короткими чуть заостренными носами и волевыми, слегка выступающими подбородками.
Время казни властями держалось в тайне, потому и любопытных зрителей на площади было немного, по большей части случайный прохожий люд; из чистой публики почти никого не было. Настроение толпы было серьезное, сожалели несчастных, и никто не знал, за что казнят.
– Так ведь уже четверть века прошло. Тогда Николай был всего лишь великий князь, а сейчас всемогущий государь.
– Посмотрим! Недолго уже осталось, – снова ответил Рагозин, увидев, как к ним приближаются солдаты с какими-то белыми балахонами в руках.
Прежде чем ввести осужденных на эшафот и объявить им приговор, их провели перед строем солдат. Впереди шел священник…
Смертники до последнего не верили в то, что их казнят. Даже тогда, когда на них надели предсмертные рубахи, а некоторым и вовсе завязали глаза и привязали к столбу. И лишь когда рядом появился священник и стал подходить к каждому с
