Вор крупного калибра - Валерий Георгиевич Шарапов
Они были по-прежнему там, сидели у стола, в креслах, разговор, судя по позам и выражениям физиономий, шел у них непростой. По счастью, старая оконная замазка местами вывалилась кусками, так что не только холодный воздух проникал внутрь, но и звуки вырывались наружу.
…– Гера, я тебе еще когда сказал: с такими вещицами давай сразу в ломбард. Мне нужно на кон выставлять, а не на аукцион.
Герман пожал плечами:
– Вещь дорогая. Зачем же брали, если не в состоянии расплатиться?
Череп, сложив руки на животе, покрутил пальцами:
– Почему ж не надо – надо. Что ж я, не понимаю? Потому и взял, что вещь сто́ящая. И отвалил жирнее, чем обычно. Заметь – без ордера «Ювелирторга».
– Это что-то новенькое? – поинтересовался Вакарчук. – Правила поменяли на ходу?
– Постараюсь донести в более доступной для тебя форме. Я не спрашиваю, откуда у тебя все это – беру беззвучно. И ты мог бы…
– …сговаривались на десять кусков, – прервал тот, морщась и потирая висок. – Вы, как изволили выразиться, отвалили только пять, ссылаясь на «обстоятельства». Извольте, Владимир Алексеевич, или вещицу обратно, или деньги. Прикажете получить?
– Эх, деньги-деньги, – вздохнул Череп, – все беды наши от них. Только и разговоров, что о деньгах. О душе бы подумал, Гера. Пора уже, чай, не мальчик.
Вакарчук не ответил, лишь вздернул брови.
– Да и зачем тебе деньги, дружок? Ты же все равно и тратить-то их не будешь. Некуда тебе их тратить. Не пьешь, не куришь, бабочки тебя тоже не интересуют…
– Бабочки? – удивился Герман.
Череп поморщился:
– Слушай, я же с тобой по-русски говорю. Бабочки, – он изобразил руками то, чем отличаются женщины от мужчин, – бабы, проще говоря.
– Ну, хватит, – отрезал он. – Платите или нет?
– Нет у меня сейчас денег, Гера. Вот будут, тогда…
– Когда?
– С деньгами заминка. Приезжай через недельку.
– Это уже третья «неделька». Сдается, что меня водят за нос.
Череп хлопнул пухлой ладонью по столу:
– Вот тебе гроши за сегодняшнюю партию, бери и иди свой дорогой.
Вакарчук спокойно пересчитал деньги, подбив их по краям в пачки, уложил в чемодан:
– Это я возьму, благодарю. Еще с вас пять тысяч, пожалуйста.
Череп встал, прошел взад-вперед по помещению, бросил взгляд в оконце – Колька отпрянул.
– Тут кое-что произошло, – начал он снова дружелюбно и как-то проникновенно, как старший дядюшка любимому племяшу, – я намедни прикинул наши с тобой делишки. И сложилось стойкое ощущение, что в совокупности ты уже наработал лет на десять… Смертную казнь, конечно, отменили, только ведь за тобой, милый друг, наверняка куча других подвигов, а?
– То есть вы мне угрожаете? – уточнил Герман после паузы.
– Я просто доношу до тебя мысль, что в нашем деле, коли за ниточку потянуть, чего только не повылезает. Не получится, дружочек, сделанное несделанным сделать, – довольный плоским каламбуром, Череп уселся на край стола, навис над собеседником, – время такое… А у меня, изволь видеть, в местном отделении рука. Так что, случись что, придет тебе крышка. Как это у Пушкина – получишь смертельный удар ты?
– Три карты, три карты… Понятно. Ну раз так, то расписочку попрошу у вас. По классике.
Череп дернул бровями:
– Что же не вексель сразу?
– Слову вашему нет у меня доверия, Владимир Алексеевич, – безмятежно рассматривая ногти, ответил тот, – уж больно оно у вас дешевое.
– Гнида ты позорная, – ласково отозвался Череп. – Ну хорошо, накалякаю…
Он и в самом деле вытащил из стола бумагу и карандаш, подумал, быстро написал что-то и щелчком пальца отправил лист собеседнику.
В этот момент внезапно с новой силой загрохотала музыка из громкоговорителей, какая-то развеселая компания с гамом проследовала мимо, Коля от неожиданности отпрянул от оконца и чудом не слетел с трубы, едва удержав равновесие.
Когда он снова заглянул, то Черепа в комнате уже не было. Вакарчук неторопливо пригладил волосы, надел кепку, поправил кашне, взял чемодан и отправился на выход.
Николай колебался недолго. Акимов совершенно прав, все эти личные моменты могут обождать, сейчас есть дела поважнее. Не опоздать бы на электричку. Колька бесшумно скатился с лестницы и поспешил в сторону платформы, туда, откуда они недавно пришли с Вакарчуком.
Сам же физрук, который, прячась меж деревьями, чиркал спичками, увидел знакомую фигуру, пожал плечами и вернулся к своему занятию. А именно: рвать на мелкие кусочки половину бумажного листа, на которой было выведено карандашом «Герман Вакарчук» и поставлена запятая.
– Грамотный, – процедил он, хмыкнув, – головастый.
* * *Ольга, вопреки ожиданиям, все никак не возвращалась, так что уже и тетка Любовь начала поглядывать на часы:
– И где она шляется? Отдел кадров там всю жизнь до четырех был. Ох, как бы не пришлось деточку нашу с собаками по Сокольникам искать.
– Ничего, найдем, – с деланой беспечностью пообещал Акимов, – а я пока сгоняю за папиросами в ларек, глядишь, заодно и встречу.
Встретил, да не совсем Ольгу. В коридоре прямо на него вынесло ошеломляющей красоты рыжеволосую дамочку, хорошо одетую, в меру подкрашенную – и все-таки яркую, прямо-таки назойливо бросающуюся в глаза, пышную, налитую – но с такой тонкой, прямо осиной талией, что даже дух захватило. Как будто факел вспыхнул в темном коридоре…
Он отпрянул, она, мазнув по нему влажным глазом – вишневым, с поволокой, – прошла мимо, окутав Сергея невообразимым ароматом непонятно чего, но такого дурманящего.
В себя Акимов пришел уже на улице.
– Ходят тут всякие, – пробормотал он смущенно и отправился к табачному ларьку, что подле трамвайной остановки.
И тут же причалила «четверка», а из нее – на ловца и зверь бежит – выпорхнула серая, как туча, Гладкова.
– А подойди-ка сюда, дочка, – поманил ее Сергей. – Иди, иди, не бойся, на людях пороть не буду.
Крепко держа девчонку за локоток, Акимов купил папирос и повел добычу обратно, в сторону тети-Любиного дома.
