Инна Тронина - Миллениум
— Лео, я лучше вас знаю, на что имею право. — Артур не стал соблюдать приличия и залпом выпил свой компот. — Как и обещал, сейчас предпринимать ничего не стану. О нашем разговоре никому не известно, и потому мы можем хранить тайну сколь угодно долго.
— Благодарю вас, — тихо сказала Валерия и прикусила губу. — Я никогда бы не подумала, что наш разговор закончится на такой доброй, светлой ноте. Те деньги позволили мне увековечить память мамы с папой. Спастись от голода самой и подкормить Наташу с Алёной. Помочь тому же Косте Чепелю — его отцу потребовалось дорогое лекарство. Ведь через два месяца после моего визита в Москву грянул дефолт, и всем нам пришлось несладко. Потом, уже вынашивая Милену, я всё время думала о Вадике. Чувствовала себя виноватой, а когда всё случилось, поняла, что наказана по заслугам. Потому и не роптала, не жаловалась, воспринимала бедствие как искупление. Больше всего я боюсь, что про всё это узнает Валерий. Он точно не станет со мной жить…
— Не узнает, по крайней мере, от меня.
Тураев всё-таки закурил, правда, лёгкую сигарету, пуская дым в сторону окна. Лера, разрумянившаяся и донельзя счастливая, смотрела на майора влюблёнными глазами, в которых зажглись крохотные золотые точки.
— Лео, вы в позапрошлом году контактировали с разными людьми. Не только с женщинами, но и с мужчинами, правда ведь? И, ещё раз подумав, ответьте — в синем «БМВ» никого из них не было? Ведь, вполне возможно, эти дельцы захотели получить ещё одного вашего ребёнка. Это не факт, а только предположение, но, с моей точки зрения, наиболее близкое к истине. В любом случае исключать такой вариант нельзя.
— Наверняка я не могу утверждать, — спокойно сказала Лера, тоже закуривая. — Можно ведь поменять внешность, например. Я ведь и в ту ночь не обращала внимания на парней; и в эту, новогоднюю, тоже вряд ли могла хорошо их рассмотреть. Но вот так, навскидку — нет, никого не узнала. Товарищ майор! — Валерия вдруг схватила его руку, прижала к своей щеке, и на тыльную сторону кисти закапали тёплые слёзы. — Найдите Милену! Найдите, а потом можете сажать меня на сколько угодно! По закону дочка должна быть со мной и в колонии. Умоляю — верните её!
— Сначала нужно установить местонахождение ребёнка, забрать его у похитителей, а после можно заняться лично вами. — Тураев осторожно освободил руку, потушил сигарету и встал. — Надеюсь, что вы и в дальнейшем будете давать самую полную информацию, как бы трудно это ни было. Помните об одном, Лео, — чтобы вернуть вам похищенного ребёнка, я должен знать о вас, о вашей жизни всё, что знаете вы сами. И даже, возможно, чуточку больше. Не препятствуйте, если я начну копать под вас, отнеситесь к этому с пониманием. И ничего не рассказывайте о нашей сегодняшней встрече Валерию Ильичу. Между прочим, — Артур надел и застегнул шинель, шапку, мельком взглянул в громадное зеркало, потом вновь повернулся к Валерии, — Милена ни за что не окажется в колонии. Так случается с детьми, никому не нужными, а у неё есть любящий отец…
Глава 6
Худая высокая брюнетка в последний раз прополоскала рот коньяком, и медицинская сестра ловко сняла с неё очки, подключённые к видеомагнитофону. В закрытой клинике, куда посторонним людям, пусть даже и богатым, вход был воспрещён, отлично знали эту даму и её недавно погибшего мужа; обслуживали их всегда по высшему разряду.
Вот и теперь, прикатив на «шестисотом», дама сразу прошла в кабинет, где была обласкана, обслужена и согрета премилым обществом. Лечить зубы она предпочитала за просмотром индийских любовных лент, и сегодня этому пристрастию не изменила. Заглянув в глаза пациентки, сестричка увидела слёзы — недавняя оптимистка теперь плакала, не переставая.
— Что-нибудь не так, Елизавета Юрьевна? — подобострастно спросила девушка, готовая в любой момент броситься и исправить ошибку.
— Нет, что вы, Оленька, всё в порядке! Это я так… Вы же знаете.
— Да-да, конечно. — Оленька движением фокусника сдёрнула с клиентки накидку из тончайшего шёлка.
Елизавета Юрьевна осталась в элегантном сером пиджаке из самого лучшего кашемира и длинной юбке-плисе. Одевалась она несколько старомодно, и сапожки предпочитала на пуговках, которые сама не могла застегнуть.
Но Елизавета Лосс располагала солидным штатом прислуги и не оказывалась перед необходимостью лично заниматься своими туалетами. Лишь драгоценности она выбирала подолгу, раздумывая и примеряя то серьги, то кольца, то многочисленные золотые и платиновые цепочки.
Правда, сегодня Лиза никуда не собиралась ехать после посещения стоматолога. Накинув норковую шубу, она небрежно сунула гардеробщику чаевые и в сопровождении охранника вышла на парковку. Сидевший наготове шофёр распахнул дверцу бронированного «мерина», и Лиза устроилась на заднем сидении.
Автомобиль тронулся с места, и она усмехнулась с горькой иронией — никакая охрана и броня не защитили удачливого до недавнего времени предпринимателя Эрвина Лосса. И его вдовой могут расправиться так же незатейливо, если пожелают. Но Лиза сделала всё для того, чтобы раздать мужнины долги и зажить спокойно, не вздрагивая по ночам от каждого шороха.
Те средства, что остались в её распоряжении, позволяли осуществить давнюю мечту и наконец-то стать матерью. Теперь не нужно было спрашивать разрешения у Эрвина, убеждать его и уговаривать. Объяснять, что его сын от первого брака не приходиться сыном Лизе; к тому же она желает иметь дочку.
Блистательный «мерс» проносился по центральным улицам вечерней Москвы, и Лиза, глядя в окно, думала, что проводила любимого супруга пристойно. Так, что, наверное, и на том свете покойникам стало завидно. Гроб из сандала был украшен внутри золотым шитьём, а под землёй ещё двое суток, пока не сели батарейки, магнитофон пел для Эрвина его любимые джазовые композиции.
О кортежах, поминках и прочих обязательных атрибутах не стоило и вспоминать — на проводах Лосса в мир иной отметились и бандиты, и столичный бомонд. Все слезливо жалели ещё молодую вдову, а она, искренне горюя по мужу, думала о том, что наконец-то поживёт так, как нужно ей. Без раутов, круизов и фальшивых улыбок; в тишине, на природе, рядом с подрастающим человечком — собственной дочерью.
Лиза точно знала, что в высший свет её ещё долго не потянет. Эрвин тоже мог на время отойти от дел, но не пожелал, и в конечном итоге получил пулю в голову прямо на кухне собственной городской квартиры, когда вышел ночью сварить себе кофе. Прислуга тогда оставалась с Лизой на даче, а Эрвин не любил барствовать — всегда всё делал сам.
Лимузин летел по Рублёвке к Успенскому, а Лиза всё решала, всё никак не могла взять «трубу» и набрать номер. Боялась, несмотря на то, что прекрасно знала Иннокентия Лукина — троюродного брата Эрвина. Они частенько встречались и на домашних праздниках, и на приёмах, путешествовали по Бенилюксу. Мужчины обожали вести продолжительные интеллектуальные беседы, в том числе о живописи и архитектуре, литературе и музыке. Но никогда при дамах не обсуждали деловые вопросы, несмотря на то, что и Лиза, и Розалия прекрасно знала, чем они занимаются.
Нынче Лиза решила всё-таки высказать самую важную в своей жизни просьбу, тем более что на похоронах Лукин обещал оказать ей содействие. Между делом и Розалия намекнула, что она посильно участвует в делах супруга, и сделает всё для Лизы, подберёт ей такого ребёночка, что все закачаются.
Всё-таки она поостереглась говорить с Иннокентием при шофёре и телохранителе. Отпустив их до завтрашнего утра, Елизавета сбросила шубу на руки подскочившей горничной и быстро ушла на второй этаж своего коттеджа, закрылась на ключ в кабинете мужа. И только тогда, выпив для храбрости ещё одну рюмку коньяка, позвонила Лукину.
Стиснув в руке холодную перламутровую трубку недавно такого голосистого, а теперь молчаливого телефона, она нажала семь неуместных на старинном корпусе кнопок и долго слушала гудки. Если Кеши нет дома, нужно связываться по мобильному. Не получится и так — значит, не судьба. Лиза Лосс знала одного — всё, чему суждено свершиться, у неё получается сразу.
На портрет мужа в траурной рамке она старалась не смотреть. Когда загудел десятый сигнал, Лиза решила положить трубку, но в это время раздался щелчок.
— Слушаю! — сказал Лукин, слегка задыхаясь, как будто только что бежал.
Голос его не был сонным, да и смешно — всего десять вечера.
— Кеша, это я, — стараясь говорить спокойно, сообщила Лиза.
Но получилось у неё неудачно, и в голосе прозвучало нездоровое возбуждение.
— А-а, Лизочек! — Лукин облегчённо вздохнул. — Как дела?
— Как сажа бела. Не могу переключиться, думаю всё время о том, что случилось. Но у меня к тебе другой вопрос, Кеша. Очень важный разговор, который по телефону вести нельзя. Ты можешь сейчас ко мне приехать? Я на даче — тебе здесь недалеко. Мне очень, очень это нужно.
