Анна Шахова - Про шакалов и волков

Мальчишки начали в восторженном недоумении переглядываться.

— Василий, что можно в Америке сделать с миллионом? Расскажи нашим молодым товарищам, — обратился Пал-Пал к блондину.

— Ну, Павел Павлыч, это уж кто к чему стремится, — развел руками Василий.

— Я прикупил неплохой домик в пригороде И., вложил деньги в акции одной крупной компании и… собственно, все! Иногда по старой памяти, в удовольствие, тренирую ваших мальчишек, а в остальное время наслаждаюсь жизнью… — Василий потупился, не зная, что сказать дальше.

Грунов, улыбаясь, сделал нетерпеливый жест, требуя продолжения сказочного монолога.

— Господи помилуй! — смутился блондин, елозя расческой по голове. — Езжу с девчонками на океан, мотаюсь в Вегас и Европу. Я вообще неусидчивый — исколесил весь мир. Акции компании растут в цене, так что могу себе позволить дорогие увлечения, хорошие машины и всякое такое. Хвастаться вот только не могу — дураком себя чувствую. — Василий открыто улыбнулся, посмотрев на мальчишек, и снова принялся полировать свою шевелюру и баки.

— Это — один из лучших тренеров моей школы и давний компаньон. Начинал в Америке, как и я, с нуля. Василий Сидоров — прошу любить и жаловать! — сказал Грунов, хлопнув блондина по плечу.

Сидоров поднялся, и ребята по очереди подошли к нему и пожали руку, представляясь.

— Василий будет заниматься с вами после моего отъезда. Я периодически тоже буду приезжать, но, увы, не так часто, как хотелось бы.

— А Василий будет жить здесь постоянно, бросив свой особняк и акции? — спросил насмешливо Аркан.

Сидоров и Грунов переглянулись, и Пал-Пал, покачиваясь с мысков на пятки, с горечью в голосе сказал:

— Подчас обстоятельства бывают сильнее нас. Личные проблемы вынуждают Василия провести продолжительное время в России: у него больна мать. А с вами он будет встречаться исключительно из дружеских чувств ко мне.

— Да нормально, Пал Палыч, нет вопросов! Заниматься с Васей, так с Васей, — затараторил Весел, — но за что нам… ну, вот те деньги, которые… вы упомянули…

— Хорошая работа должна хорошо оплачиваться, — доброжелательно ответил Пал-Пал, глядя поочередно на каждого из мальчишек, будто гипнотизируя.

— Поработайте с Василием пару месяцев, а потом я приеду и все вам расскажу подробно. Сейчас же замечу: это будет операция, не слишком сложная в техническом исполнении для тренированных людей, но непростая в плане психологическом. Но за все нужно платить! Величайший закон сохранения энергии, который неотменим и о котором мы столько говорили на тренингах. Итак, друзья мои, если вы готовы проявить характер, ХАРАКТЕР с большой буквы, и взнуздать свою судьбу — не жалкий миллион, весь мир будет у ваших ног! Но начнем с миллиона на брата. — Грунов с силой, звонко ударил кулаком правой руки в ладонь левой.

Фраза про мир у ног резанула не только ухо Аркана, но и Весела. Про что-то подобное он читал. Или смотрел кино. Про мир в кулаке или кармане. Кажется, там все паршиво закончилось. Но то — литература, химера! У такого человека, как Грунов, — твердого, успешного, честного, не может быть никаких завиральных идей. Он, как ледокол, спокойно и уверенно пробьет дорогу к успеху мелким суденышкам — своим подручным.

А через месяц Пал-Пал вручил своим Волкам по толстой пачке зеленых купюр в качестве аванса, рассказал про «абсолютно бескровную и стопроцентно беспроигрышную операцию «Возмездие и хищники» и раздал клички. Он готов был услышать отказ от Аркадия Свешникова играться в хищников. Игра придумывалась для зомбированных подонков-мальчишек, которым важны были идейная подоплека, налет криминальной романтики и робингудовская справедливость. Но Аркан спокойно, с улыбкой принял «план работы» и стал Четвертым. Избежав тем самым пули в затылок из пистолета Василия Сидорова по кличке Кий.

— Василий Алексеевич Сидоров, он же Стромынский, он же Вася-Кий. Состоял в той же группировке, что и Свищ. Найден застреленным из «Макарова» на пятьдесят пятом километре Боровского шоссе в лесополосе две недели назад. Застрелен киллером, честь честью. Именно Сидоров был тренером московских террористов в спортклубе и тире. Опознан и там, и там. Жил на съемной квартире в Москве. Ни родственников, ни сожительниц пока не вырисовывается, — отчитывался полковник МВД Оробцов своему шефу.

— И что нам это дает на нынешний момент? — развел руками генерал Смелов, допив кофе и отодвинув чашку.

— Да ничего не дает! Видно, не сговорился этот Кий, большой любитель бильярда, со своим работодателем. А может, побоялся беспредельничать. Или начал шантажировать его. Кий, кстати, с шантажа и начинал свою карьеру.

— Видно, шантажом и кончил. Жаль, мог бы много интересного рассказать о своем благодетеле, — вздохнул генерал. — Слушай, Петь, фээсбэшники что, жалеют в кои-то веки спецназ? Подумаешь, снайперы с парой пукалок! И внизу людей совсем мало. Наши ведь сообщают о троих, всего лишь троих! Перестрелять как бешеных крыс с теперешней-то оптикой! Подвал свободен, крыша вполне годится для штурма. Конечно, рисковать заложниками нельзя, тο-се, все понятно. Но кто охраняет заложников, кто?! Несколько сопляков! На всех, что ли, прицелов не найдется?! Так нет — расстилаемся перед кучкой мерзавцев. В момент уже и фондик помощи террористам создали.

— Политика, Иван Иванович, чистая политика. В дело вступили американцы. Посол уже прилетел и пытался поговорить с Груновым, — отозвался полковник Оробцов, сидя напротив генерала и открывая нужную страницу в своем ноутбуке.

— Ага! А тот трубку бросил. Вот тебе и вся политика. У кого «Калашников», тот и гнет свою политику.

— Так оно и есть, — вздохнул Оробцов. — Еще любопытные сведения о некоторых членах банды. Отследили всех до единого американцев по регистрации на авиарейсы и по возможным связям с Груновым. Несколько полукровок, большинство — русские, родившиеся в Штатах. Бандитка, которая стала сегодня мировой звездой эфира, с любопытной биографией. — Оробцов развернул компьютер к шефу. Смелов без особого интереса посмотрел на фото красивой улыбающейся брюнетки и… замер.

— Вы, наверное, не помните, но была такая известная балерина у нас лет двадцать пять назад — Евгения Храпова. Оказывается, она эмигрировала с маленьким ребенком в США, но так и не смогла сделать карьеру из-за пристрастия к алкоголю. Умерла на глазах у дочери, упившись виски. Анастасию Храпову отдали сначала в приют, потом — приемным родителям, от которых она сбежала. Где будущая террористка обреталась и на что жила десять лет — неизвестно, но вот четыре года назад девица появилась в городе И. Работала официанткой в русском кафе, которым заправлял Николай Свищ. Он и привлек ее… Товарищ генерал, вам плохо? — вскочил помощник, видя, что генерал побелел и стал задыхаться.

— Нет… Выйди на минутку… Я сейчас. Сейчас все пройдет… — помотал головой Смелов. — Видя, что помощник в нерешительности замер, Иван Иванович с силой махнул рукой и подпустил гнева в голос: — Дай мне подумать! Иди!

Когда помощник вышел, Иван Иванович придвинулся вплотную к компьютеру, разглядывая лицо Асеньки, а потом провел дрожащей рукой по фотографии… своей незаконнорожденной дочери.

Жара в то лето конца восьмидесятых стояла неимоверная. Майор Смелов мчался в аэропорт на «жигуленке», обливаясь потом, задыхаясь не только от смога и зноя, бьющего в окно густой струей, но и от дыхания включенной печки. Именно так, ценой собственного здоровья и комфорта, можно было хоть немного остудить двигатель — детище российского автопрома. Смелов молил, заклинал… конечно, не Бога, потому что в Бога он не верил, но верил в свою судьбу, которая не даст машине закипеть и встать мертво на трассе, ведущей в Шереметьево. Еще Иван Смелов верил в любовь. Потому что любил сумасшедше черноокую статуэтку, бесподобную танцовщицу Женечку Храпову. Женечка — восходящая звезда русского балета — тоже любила безвестного милиционера. Конечно, любила, иначе не родила бы от него дочь Настеньку, которой исполнилось два года. Беда заключалась в том, что майор был женат и у него уже подрастали сыновья-погодки. «Если дело не в карьере, то в чем? — спрашивала Женя. — Я тоже мать твоего ребенка, я тоже могу требовать не только сострадания, но и настоящих поступков. Решай, майор! Я ведь не блефую — в США мы устроимся с Асей по-человечески. Мне осточертел этот нищий грязный Советский Союз, которому не только балерины, но и собственные псы-ищейки не нужны. Посмотри, как и на что ты живешь?! Один из лучших следователей, кандидат наук!»

Эти словесные баталии измучивали Ивана до язвенных колик. Возможно, он бы решился на развод с нежной терпеливой Лелей, если бы всерьез поверил угрозам любовницы. Но он ей не верил до последнего. До самого дня отлета. Не верил или не хотел верить? Какая разница! Он примчался в зал отлета, когда пассажиры уже прошли на посадку. Он не простился, не проводил… А она так и не позвонила… Через знакомого дипломата он пытался узнать о судьбе любимой и дочери, но дипломат дружественно предостерег, что это совсем нежелательно для следователя МУРа, ждущего со дня на день повышения. Иван ездил к матери Жени в ставропольский город, но женщина лишь заплакала и хлопнула дверью перед носом виновника своих несчастий. Впрочем, она знала о дочери не больше Ивана. В газетах, в теленовостях Смелов в течение года отслеживал всю информацию, связанную с балетом и гастролями театров. Но тщетно: имя Храповой было забыто — будто и не существовало никогда танцовщицы-звездочки, бесподобной статуэтки. Несколько лет она снилась ему такой, как в день последней ссоры. С гневными черными глазищами, прижимающей к груди дочку, которой передалась вся красота и яркость матери. А потом все будто стерлось из памяти. Навалились заботы, новые радости и горести, карьера пошла в гору… Отличная карьера…