Андрей Курков - Добрый ангел смерти
«Ну, он и без меня здесь справится», — решил я и просто сидел, наблюдая за его работой.
На моих глазах Петр освободил от песка всю черную мумию и позвал меня.
— Допоможы пэрэвэрнуты.
Вдвоем мы аккуратно перевернули мумию на спину. Теперь ее можно было рассмотреть. Руки были привязаны к телу выцветшей полоской кожи, на которой едва видны были следы зеленой краски. Такой же полоской были связаны ноги мумии. Голова была лысой, и мы оба опустили взгляды ниже пояса мумии, чтобы понять, кем мумия была при жизни: мужчиной или женщиной. Но и тут нас ожидала загадка. Похоже, что мумию при жизни или же после нее оперировали. Перед нами, очевидно, лежал бывший мужчина среднего возраста с отрезанным, то есть отсутствующим основным доказательством его мужественности.
— Цэ украйинэць, — спокойным задумчивым голосом сказал Петр.
— С чего ты взял? — удивился я.
— Ты ж сам помитыв! У нього ж запах корыци… А цэ запах украйинського духа.
— У меня тоже такой запах, и у покойника Гершовича в разрытой могиле был такой запах. Он что, тоже украинец?
— Ты нэ розумиеш, — неожиданно мягко произнес Петр. — Цэ запах нэ нацийи, а духа! Цэ просто значыть, що цэй дух якось и тэбэ торкнувся, и того еврэя Гершовича. Дух выщэ за нацию! — И Петр посмотрел в вечереющее небо, словно оттуда должно было спуститься знамением подтверждение его слов. — В кожний нацийи е дурни и розумни, ангэлы и бандюгы, алэ дух торкаеться свойим крылом тилькы найкращых, и вин нэ дывыться у твий паспорт, нэ пэрэвиряе нацио-нальнисть, а пэрэвиряе душу… Якщо в тэбэ гарна душа, то нэхай ты за походжэнням узбэк чы росиянын, але ж за душею ты справжний украйинець!..
Я обалдело слушал Петра и ощущал присутствие чего-то потустороннего. Уже не только во мне происходило нечто новое и непонятное, но и Петр казался другим и говорил как-то непривычно мягко. А кроме того, казалось, что рядом присутствует еще кто-то. Мой взгляд упал на мумию. А вдруг она живая? Я дотронулся пальцами до лба, проверяя, не жар ли у меня. Но лоб был в норме.
Темнеющее небо напомнило Петру о времени, и он замолчал.
— Трэба повэртатысь до жинок, — сказал он. — Як там у тэбэ, рукы нэ болять? Я показал ему ладони.
— Ты дывы, — удивился он. — Загойилысь!..
За ужином, сидя вокруг костра, мы вели какой-то странный разговор, касавшийся одновременно и высоких материй, и земных проблем. Больше всех говорил Петр, и по тому, как на него смотрели Гуля и Галя, понятно было, что и они его таким видели и слышали впервые. Ну Гуля — ладно, но его чернявая подружка! Немного отвлекшись от общего разговора и окунувшись в свои размышления за пиалой зеленого чая, я попытался связать свои странные внутренние ощущения с изменением в поведении и чуть ли не в убеждениях Петра.
Что-то на нас подействовало, но что? Солнечная радиация? Климат? Испарения от мумии? На внутренние ощущения могли подействовать любые физические факторы из перечисленных или какие-нибудь еще, мною не замеченные. Но что повлияло на неожиданное красноречие Петра? Ведь вокруг не было ничего галюциногенного, и «детского питания» я ему из своих банок не предлагал. Отчего же произошли эти явные смягчения его мировоззрения?
А запах корицы? Ведь он был реален и действительно исходил от мумии. Тот же запах, что передался мне от трупа Гершовича. Только сейчас он, кажется, оставил меня, словно его иссушило солнцем и отогнало в сторону сухим ветром пустыни.
Я понюхал свою руку, и у меня вырвался тяжелый вздох — на меня все оглянулись. Рука снова пахла корицей.
«Может, это просто запах, напоминающий корицу, но никакого к ней отношения не имеющий?» — уцепился я за догадку, оставлявшую хоть малейшую надежду на будущий ответ.
Глава 46
Утром, оставив Гулю возле вещей, мы уже втроем продолжали расширять раскопки вокруг найденной мумии. Я никому не показал вчерашние находки — крестик и ключик. Помня, как быстро угас у Петра интерес к бронзовой солдатской пуговице, я подумал, что и к ним у него интереса не возникнет, тем более, что от них корицей не пахло, а значит, украинский дух их крылом не касался.
Яма уже расширилась метров до пяти в диаметре. Я разгребал ее осыпающийся внутренний край руками. Петр работал лопатой — я не понял, почему он ее забрал: то ли из жалости к моим неожиданно зажившим ладоням, то ли для того, чтобы самому было удобнее работать. Во всяком случае, меня устраивал результат, а не его причины.
Я осторожно осыпал край ямы, внимательно всматриваясь в песок. Пока ничего интересного не попадалось, но невероятной силы уверенность в успехе заставляла мои губы держать на лице застывшую, но при этом живую и совершенно искреннюю улыбку. Я несколько раз, отвлекшись от песка, поймал на себе взгляд Петра. Он поглядывал искоса, но я видел, что его глаза каким-то невидимым психологическим магнитом притягивала именно моя улыбка. В какой-то момент мне показалось, что он тоже улыбнулся. С ним явно происходило что-то странное.
Галя по-женски сосредоточенно занималась тем же, чем и я. Но она была глубже погружена в поиски неизвестного. Для нее, как и для меня вчера, ничего, кроме песка перед глазами, не существовало. «Именно в таком состоянии совершаются самые удивительные находки», — подумал я, продолжая осыпать внутренний край ямы.
Снова мне ударил в нос запах корицы — сильный, устойчивый, чуть влажноватый запах. И странно было, что давно уже поднявшееся солнце высушило воздух и поверхность песка, но убрать влажность из запаха корицы не смогло.
Запах словно бы поднимался со дна этой неглубокой ямы, словно бы просачивался откуда-то снизу, из-под смеси песка и камней, составлявших неровное дно раскопа.
Через некоторое время я опять был во власти этого запаха, так же, как в первый раз, когда смесь удивления и боязни заставили меня отмокать в горячей ванной и тереть себя что было сил жесткой мочалкой после ночи на Пущанском кладбище. А потом, когда я понял, что бороться с этим запахом бессмысленно, ко мне неожиданно пришло успокоение. Да и запах оказался весьма благородным, несмотря на могильное происхождение.
Могильное происхождение! Вот возможное объяснение этого явления. Ведь и тут вчера мы нашли мумифицированный труп! В сущности мы, сами того не понимая, разрыли могилу. Разрыли и не закопали. Вот он, точнее она — мумия. Лежит почти посередине раскопа. И от нее исходит этот запах духа, о котором так долго вчера говорил Петр.
Я почти дотронулся носом до песка и внюхался. Тот же запах корицы…
Ладно, так и свихнуться можно!
Я сделал глубокий вдох, переключая внимание на то, что можно увидеть глазами. Снова стал осыпать ребром ладони песок с внутренней стенки ямы. И вдруг раздался крик Гали. Я обернулся. Петр уже опускался около нее на корточки, а сама Галя держала что-то в руках, на сдвоенных ладонях.
Я подошел и тоже опустился рядом. Присмотрелся к странному длинному черному предмету, вызывавшему у меня некие смутные ассоциации, и пытался соотнести эти ассоциации со словами. Искал название.
— Так то ж!.. — удивленно протянул Петр, дотрагиваясь до предмета указательным пальцем правой руки. — То ж…
Я уже и сам понял, что это — это была отдельная мумия недостающего члена большой мумии.
— Тэж корыцэю пахнэ! — полушепотом произнесла Галя, все еще во власти первичного удивления.
Она держала находку перед лицом и, словно для вящей уверенности, продолжала ее нюхать.
— Виднэсы туды! — Петр показал взглядом на лежавшую за нашими спинами мумию.
Галя медленно, будто нехотя, поднялась с колен, отряхнула с джинсов прилипший песок и отнесла маленькую мумию к большой, положила ее рядом. Потом вернулась на свое место и продолжала поиски.
Петр, выкурив трубку, тоже вернулся к лопате. А я, подходя к своему краю ямы, окинул взглядом близкие : неровные горизонты и ясно увидел, как границу между видимым и невидимым пересекает что-то похожее на верблюда. Да, сомнений не было, в границы нашего горизонта вошел верблюд, а рядом с ним виднелась маленькая фигурка человека. Из-за плавкости горячего пустынного воздуха было трудно определить расстояние, разделяющее нас. Но оно сокращалось. Я уже различал, что верблюд тащил поклажу. Я оглянулся, проверяя, заметил ли верблюда Петр. Но Петр рылся в песке. Размышляя: окликнуть его или нет, я посмотрел на противоположную сторону горизонта, за которым, отсюда невидимый, прятался каспийский берег. В самой дальней доступной глазу точке горизонта правее Петра тоже что-то двигалось — постепенно я различил вдалеке фигурку человека.
«Что-то многовато для проклятого места», — подумал я.
Но были эти странники еще далеко, так что полной уверенности в цели их путешествия у меня не было. Все-таки рядом город, вот они и идут или оттуда, или туда…
Решив не отвлекать Петра, я промолчал и вернулся к своему рабочему месту.
Через час я вспомнил о странниках, один из которых был с верблюдом. Я поднялся на ноги и осмотрелся. И увидел их обоих. Человек с верблюдом приближался, и оставалось ему до нас не больше полукилометра. Примерно такое же расстояние разделяло нас и одинокого странника, идущего, видимо, с морского берега. Присмотревшись повнимательнее, я заметил, что странник несет рюкзак, а одет в синий спортивный костюм. И тут, словно воздух на мгновение стал прозрачнее, я узнал этого человека. К нам приближался полковник Тараненко. Тут уже молчать не имело смысла.
