Анатоль Имерманис - Смерть под зонтом
– Вы так думаете? Какой же? – прервал я его затянувшееся молчание.
– Альберт зашел ко мне вовсе не для того, чтобы обеспечить себе алиби… Допустим, у него действительно возникла потребность с кем-то выпить и заодно поболтать о своих успехах. В таком случае, логично предположить, что он нервничал, то и дело поглядывал на часы совсем по другой причине…
– Tea?
– Да. Скорее всего. Допустим, он ожидал, что в любую минуту может прийти Tea. В таком случае басня насчет магазина давала возможность выскочить на улицу и предупредить ее, мол, заходить нельзя, поскольку дома он не один.
Само собой разумеется, оба они были весьма заинтересованы, чтобы об их связи посторонние не знали…
– И не видели вдвоем, – добавил я. – Все так! И все же, слишком много допущений. Хотя это вовсе не означает, что ваша версия лишена логики.
– Спасибо за комплимент! – усмехнулся Луис и порывистым взмахом руки будто перечеркнул все только что им сказанное. – Логика в данном случае обманчива. Вся эта чепуха превращается в песчаный замок, стоит только противопоставить ей некий упрямый факт.
– Опять какой-нибудь сюрприз? – съязвил я.
– Назвать сюрпризом, по-моему, не очень точно. Вот вам упрямый факт без всяких прикрас: это все-таки был Альберт Герштейн!
Луис слегка стукнул кулаком по столику, как будто ставя точку над «i», но все же добавил:
– А между тем, тогда, в ту минуту, помните, я вам рассказывал…
– Значит, опять что-то не так? Между прочим, вы до сих пор толком так и не объяснили, почему приняли за кого-то другого человека в капюшоне, которого увидели из окна.
Луис пожал плечами:
– Нелегко четко выразить туманное впечатление… Мне показалось, будто походка у этого человека немного иная, чем у Альберта.
– Только показалось?
– Примите во внимание ситуацию, в которой я находился. К выпивке не привычен вообще, а тут еще это убийственное пойло, которым Винцент Басани потихоньку отравляет александрийцев. К тому же, я испытывал некоторое беспокойство, пытаясь понять, почему Альберт выбрал именно меня в качестве собутыльника. Таким образом, полностью полагаться на мою наблюдательность в данной ситуации не стоило бы.
– На вашем месте я бы тоже не был слишком уверен… Могу себе представить, что вы почувствовали, внезапно увидев на пустыре таинственную фигуру в надвинутом на лицо капюшоне…
– Вот именно. Гляжу рассеянно в окно, тщусь понять, что за камень у Альберта за пазухой. И вдруг вижу: кто-то крадется вдоль кустов, причем в таком маскировочном одеянии…
– В вашем положении я бы первым делом вспомнил о предстоящих съемках.
– Так и было. Сразу пришло на память, что в этом фильме Альберт Герштейн должен играть главную роль. Вернее, роль главного гангстера… Но разве он не сказал бы мне, что отправляется на съемки? И затем, будь это действительно Альберт, почему же он шел двором Ионатана Крюдешанка? – добавил Луис с некоторым сомнением.
– Простите! – я его резко прервал. – Только что вы сказали, будто не уверены в том, что человек в капюшоне вышел на пустырь через калитку. А сейчас вы пытаетесь уверить меня…
– Вы правы. Беру свои слова назад. Все тогдашние впечатления, особенно визуальные, вписываются, к сожалению, в графу «мне показалось». Например, спроси меня минутой позже, какая обувь была у того человека, я бы, пожалуй, ответил «башмаки». Между тем, пока Альберт, развалясь в кресле, выпивал со мной, я имел возможность любоваться его новенькими итальянскими лаковыми туфлями. Он еще похвастал, что это изделие знаменитой фирмы.
– Это еще ничего не означает, – возразил я. – Прежде чем выйти на улицу, Альберт наверняка сменил обувь. Не могу себе представить нормального человека, который осмелился бы ступить в непролазную александрийскую грязь в лаковых туфлях.
– В тот момент я был далек от таких логических умозаключений, – заметил Луис. – Вернемся к тому человеку. Итак, мне показалось, что это вовсе не Альберт Герштейн, а…
Луис внезапно запнулся, как будто сказал лишнее.
– У вас создалось впечатление, будто вы видите не Альберта, а другого хорошо знакомого вам человека? – предположил я.
В глазах Луиса загорелся огонек и тут же погас. Мне показалось, будто он хотел сказать нечто весьма важное, но в последнюю минуту удержался.
Тяжело вздохнув, Луис пробурчал:
– Неужели мы так и не дождемся пива? Официант словно в воду канул.
– Если не ошибаюсь, вы упомянули, что он работал мастером на консервном заводе Ионатана Крюдешанка?
– Работал.
– Значит, Крюдешанк пытался приобщить его к своей вере?
– Не исключено.
– В таком случае ясно, почему он медлит. Дожидается третьего пришествия.
Луис сочно засмеялся, хотя эта тривиальная шутка мне самому показалась не слишком удачной. Возможно, Луис узрел в моем бонмо некий подтекст, подобно тому, как я выискивал в некоторых его словах особый скрытый смысл.
Продумать это предположение до конца я не успел – Луис резко заявил:
– Все-таки это был Альберт Герштейн!
Дальнейший его рассказ я передаю собственными словами.
Некое необъяснимое предчувствие заставило Луиса после отъезда машины отправиться в банк. Внутрь его не впустили полицейские. По приказанию главного оператора фильма Карпентера они образовали защитный кордон, ограждавший банк от любопытствующей публики. Находясь по эту сторону оцепления, Луис стал свидетелем финального акта ограбления. Первым из банка вышел Уолтер Карпентер. Луису запомнилось выражение глубокой озабоченности, может быть, далее страха на его лице. Оператору, только что закончившему съемку центрального эпизода фильма, следовало бы выглядеть совсем иначе.
За Карпентером, с туго набитым брезентовым мешком через плечо, подобным сумке почтальона, вышел грабитель. Его глаза из прорезей капюшона внимательно следили за каждым движением Карпентера. В левой руке он держал автомат, который почти упирался Карпентеру в спину. Обтянутой лайковой перчаткой указательный палец правой руки лежал на спусковом крючке.
Подойдя к лендроверу, Карпентер замешкался. Его беспокойный взгляд пробежал по толпе, окружавшей здание банка. Грабитель повелительно взмахнул автоматом. Карпентер быстро раскрыл багажник. Грабитель бросил туда мешок. Карпентер захлопнул крышку багажника.
Стоя рядом с машиной с оружием наизготовку, грабитель обождал, пока Карпентер займет место за рулем, а потом уселся и сам. Автомат, который он положил себе на колени, упирался Карпентеру в бок. Можно было подумать, усмехнулся при рассказе Луис, что актер, всем своим существом вжившись в роль гангстера, еще не успел осознать, что съемки кончились, и по инерции продолжал изображать «жестокого преступника».
В ту минуту кто-то из статистов обратился к Карпентеру с вопросом, когда им будет выплачена оставшаяся доля гонорара. Карпентер молчал. Тогда грабитель шепнул ему что-то на ухо. Только после этого Уолтер Карпентер, высунувшись из автомобиля, крикнул: «Берите автобус и поезжайте в съемочный павильон! Там и встретимся!»
Я прервал Луиса, чтобы осведомиться, не заметил ли он, какая обувь была на грабителе. Я хорошо помнил, вернее, вспомнил именно сейчас, что у Альберта, когда начальник полиции выволок его из-за дверей ванной комнаты, на ногах были те самые щегольские лаковые туфли, о которых говорил Луис.
Но он отрицательно покачал головой. В ту минуту Луис, по его словам, был не в состоянии ухватить такие детали. Все его внимание было направлено на попытку понять, какие отношения существуют между грабителем и Карпентером. Он уже тогда уловил какой-то подспудный драматизм. Однако лишь задним числом уразумел, что главная причина такого истолкования – автомат грабителя, наведенный на Карпентера.
– Итак, вы полагаете, что Карпентер действовал вопреки собственной воле, подчиняясь насилию? – резюмировал я.
– Так мне показалось, – и на сей раз он ответил ставшей уже стереотипной фразой. – Мне ведь не известен замысел гангстеров в его первоначальном варианте. И какая роль была отведена в нем Уолтеру Карпентеру.
– Роль? Вы так считаете? – засомневался я.
– Лично мне кажется, что Карпентер так или иначе был вовлечен в операцию. По-другому не объяснить, почему так называемые съемки происходили в отсутствие Ричарда Бейдевана.
– Разумеется, отснять центральный эпизод без режиссера фильма – это ни в какие ворота не лезет. Но вы забыли, что в этом эпизоде у Теи Кильсеймур была такая же нагрузка, как и у Альберта Герштейна, однако и ее не допустили.
Луис ответил не сразу. После некоторой паузы он покачал головой:
– Вы вроде бы права… Но с другой стороны,…
– Что вы имеете ввиду? – спросил я, почувствовав в его голосе некоторое сомнение в правильности моего аргумента.
– Мне кажется, Ричарда Бейдевана и Тею Кильсеймур не стоит заранее столь категорически отделять от «темных фигур», – сказал Луис. – Думаю, в этой шахматной партии им обоим также была выделена некая исходная позиция. Но в последний момент произошла замена фигур. В результате Карпентер из добровольного помощника был превращен в чисто механического исполнителя, вынужденного действовать по чужому приказу. Лишний раз напомню, это всего-навсего гипотеза, к тому же, возможно, слишком субъективная. Так что стопроцентно полагаться на нее едва ли следует.
