Канарейка в клетке - Анна Вонг
— Если ты не выпустишь меня, я буду орать! — прошипела я.
— Что, сама не можешь справиться, поэтому помощь позовешь?
— Не хочу портить свой маникюр, Джемма. Тем более, у меня есть мужчина, который готов решить все мои проблемы лишь по одному моему взгляду в их сторону.
— Тварь! Он будет моим, вот увидишь! — истерила Джемма.
— Убери свою подругу и дай мне выйти отсюда! Немедленно! Иначе каждой из вас будет плохо и очень больно.
Блондинка посторонилась, пропуская меня, и я направилась к выходу.
Шум в ушах и стук сердца отдавались эхом в голове, я теряла контроль и уверенность, словно жемчужные бусины с порванной нитки ожерелья. Не хочу быть здесь, я не останусь в этом месте и минуты.
— Арман, прошу, давай уедем домой.
— Что-то случилось?
— Случилось, я все расскажу в машине. Пожалуйста, увези меня отсюда.
Мы попрощались с Карлосом и Камиллой и вышли на улицу, молча шли дорогу от дома до автомобиля и только устроившись на пассажирском сидении, наконец, сбросив туфли и вытянув ноги, я рассказала Армандо о стычке в дамской комнате.
— Почему она так помешана на тебе? Кажется, ты говорил, что у людей в этом мире не может быть любви, а Джемма, по-моему, влюблена в тебя какой-то нездоровой, сталкерской любовью.
— Влюблена, да только не в меня, а в мой бизнес и мои деньги. Стать женой дона города Неаполь — значит получить власть и контроль, вдобавок к уважаемому и высокому положению в наших кругах. А еще, я неплохой любовник, как ты помнишь, возможно, больше ее никто не драл так, как я.
— Боже, избавь меня от этих интимных подробностей — я закатила глаза и откинулась на спинку сиденья.
— Она больше не побеспокоит тебя. Сегодня был ее прощальный концерт.
Арман припарковал машину у круглосуточной аптеки и вышел из машины. Он вернулся назад через несколько минут, держа в руках небольшой пакет, и протянул его мне.
— Возьми, обработай раны.
— Спасибо.
Я наложила повязку на мозоли и, подтянув под себя ноги, повернула голову, рассматривая Армандо. Что-то в нем еще осталось, человеческое, настоящее, живое.
Что он задумал? Задобрит меня, сменит гнев на милость, а потом, выждав момент, выстрелит в лоб? Но я не вижу в его глазах лжи, не вижу наигранности. Хотя, я и раньше не видела. Ослепленная любовью, я не смогла разглядеть рядом с собой чудовище и попалась в его лапы.
— Скажи, почему ты добр ко мне?
Не ожидал вопроса, по бегающим глазам понимаю, что застала его врасплох. Его взгляд блуждает, пытается выцепить ответ из того, что находится в зоне его видимости. Но так не бывает. Потому что истинный, правдивый ответ лежит там, внутри, в недрах каменного сердца. И сказать правду для бездушного монстра — равно подставить под сомнение его безжалостность и стойкость.
Выдержав минутную паузу, Арман все же ответил.
— Считай это тоже экспериментом. Метод кнута и пряника, кажется, так у вас говорят. Ешь пряник, Карина и не задавай вопросы.
Я пожала плечами и прикрыла глаза, усталое тело молило об отдыхе, и я, поддавшись порыву, уснула.
Проснулась от того, что сильные руки подняли меня и несли в дом, а затем бережно уложили в кровать и прикрыли тонким одеялом.
Я сделала вид, что сплю. Сейчас он ляжет рядом, а я сожмусь до размера песчинки, умоляя вселенную о том, чтобы он не стал прикасаться ко мне.
Услышала стук закрывающейся двери, через щель заметила, как свет погас во всем доме. Армандо улегся на диване в гостиной и, поворочавшись — уснул.
Он не лег рядом. Почему?
Глава 24
Армандо
Ее слова, как острые шпильки, ее взгляд одновременно спокойный и надменный. Весь вид Карины говорил о том, что королева положения, определенно — она. Уверенность чувствовалась в каждом ее движении, Карина буквально превратилась в другого человека. Мне начинало казаться, что я зря потратил время на наставления о поведении, она бы и сама справилась прекрасно.
Ох, Карина. Умеешь удивлять.
Я посмотрел на нее совершенно иначе, с другой стороны. Передо мной не пленница, не загнанная в клетку, испуганная птичка, передо мной хищница, рьяно отстаивающая свои границы и готовая разорвать любого, кто посмеет на них посягнуть.
Она словно создана для этого мира, и, кажется, не я один это понимал. Десятки глаз рассматривали Карину, и ни в одном взгляде я не увидел пренебрежения. Кто-то смотрел одобряюще, некоторые с откровенным интересом, другие с опаской и даже желанием.
Последнее откровенно меня бесило, и одновременно приводило в восторг.
Один из мужчин за соседним столиком шепнул:
— Одобряю, Армандо, даже немного завидую.
Я ничего не ответил, внутри меня боролись два желания: размазать его похотливую рожу по столу или разложить на этом же столе Карину. Я хотел чувствовать, что владею не слабой женщиной, которую насильно запер в четырех стенах, а настоящей королевой, которая одним лишь взглядом заставит любого упасть на колени у ее ног и молить о пощаде.
Вот он, стержень, который так долго был спрятан внутри, от которого, как я думал, и следа не осталось. Такая Карина привлекала меня гораздо больше, чем послушная девушка, наматывающая сопли на кулак.
Ей не нужно было увешиваться бриллиантами с ног до головы, наносить тонны макияжа или кутаться в шелках, чтобы показать себя. В случае Карины ее характер, поведение, движения и глаза были визитной карточкой, за Карину говорила она сама, а не украшения и наряды.
Зачем мне искать ласку в чужих объятиях, если я могу сделать шаг навстречу к той, которая и так принадлежит мне, и получить ту самую искренность и взгляд, на котором зациклен уже так долго.
Сидя в машине, увидел ее раненые ноги и удивился. Она не пожаловалась ни разу за вечер на боль, она не скривила лицо и не попросила увезти ее домой, потому что устала или ей скучно. Карина с гордо поднятой головой танцевала, ходила и улыбалась, это, несомненно, заслуживает моего уважения.
Я не знал, что ответить на ее вопрос о моей доброте. Врать я не хотел, а сказать правду — не мог. Признаться, что она начала привлекать меня, как женщина? Сказать, что я хочу ее каждую минуту, когда вижу? Или что стал слишком часто думать о ней, и не только о физической близости, а о ней, как о личности?
Нет, она не услышит этого, никогда. Я не собираюсь давать Карине повода для манипуляций. Пусть все
