Сергей Асанов - Экстрасенс
Внезапно я увидел знакомое лицо. По аллее со стороны трамвайной остановки шла девушка. Она смотрела прямо себе под ноги, куда-то торопилась и никого не замечала вокруг. А вот я ее сразу заметил.
— Лен! — крикнул я и для надежности поднялся со скамейки, чтобы она меня увидела. — Лена Хохлова, подожди!
Девушка подняла голову, увидела меня. В глазах ее на мгновение блеснул испуг, но вскоре она овладела собой.
— Привет, — коротко сказала она.
Особой радости я не услышал, но прозвучало вполне миролюбиво, словно и не было между нами той некрасивой сцены в редакции журнала. Впрочем, ничего удивительного: слухи о моем личном горе наверняка распространились по всему городу. Ну как же, теперь меня следовало жалеть.
— Вить, я слышала… — начала Лена выражать соболезнования, но я прервал ее движением руки.
— Спасибо, Лен, мне уже немного лучше. Ты-то как?
Она пожала плечами:
— Нормально. В целом все нормально. Работу нашла. Конечно, не такая халява, как в твоем журнале… — Она улыбнулась.
Я чуть погодя улыбнулся тоже.
— Ты не сердись на меня, Леночка, — попросил я, легонько тронув ее за плечо. Она не отстранилась. — Не знаю, что на меня нашло тогда, но это было… скверно. Я был не прав.
Она кивнула, дав понять, что извинения приняты. Возникла пауза. Я был уверен, что Лена совсем не тяготится моим обществом. Честное слово, мне так показалось!
— Знаешь что, — сказал я, беря ее за руку, — ты приходи обратно, если сочтешь возможным. Я немножко с делами личными разберусь и тоже вернусь на работу. Я буду рад тебя видеть. Это искренне, Лен. Приходи.
Лена улыбнулась. Она была мила, эта маленькая блондинка, которую я однажды прилюдно назвал дурой, — она была неприступна и она была великодушна.
— Спасибо, Вить, я подумаю. Ты давай сам не теряйся.
Она приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в щеку.
— Спасибо, Лен.
Она кивнула на прощание и пошла своей дорогой. А я… Я, как пишут в последнем абзаце сентиментальных романов, «долго смотрел ей вслед, и ветер трепал мои седые кудри».
Я не знаю, что это было, Миша, но это было здорово. Какие-то две-три минуты простого человеческого счастья. Я их запомнил навсегда.
Помнишь фразочку из предсмертной записки Сергея — «подробности письмом»? Оно таки пришло! И все сразу стало ясным, как утреннее небо в пионерском лагере.
Письмо пришло на следующий день после встречи с журналисткой Леной. Утром его принес ко мне домой курьер из DHL. Да, Сережка не пожалел денег на спецэффекты, сукин сын.
В большом конверте, кроме собственно письма, лежала кассета mini-DV. Когда она выпала на мою ладонь, я похолодел с головы до пят, и весь этот мистический видеодурдом вернулся и стиснул меня в объятиях.
Я взял у соседа простенький «камкордер» нужного формата, уселся за столом в кабинете и стал читать письмо. За окном лил дождь, было грустно и романтично.
«Письмо» моего товарища представляло собой лист формата А4, наполовину исписанный крупным и довольно ровным почерком, пожалуй, слишком ровным для человека, который, как выяснилось впоследствии, балансировал на грани сумасшествия.
«Витя! Я подготовил этот документ на всякий случай. Ты мог его никогда не получить, но если ты его читаешь, значит, меня нет в живых, и ты в отличие от меня знаешь, как я умер. (Брр, как же здесь холодно, старик! Советую захватить с собой дубленку и ватные одеяла.)
Посмотри кассету, и у тебя не будет вопросов. Я вспомнил об этой записи поздновато. Сразу объяснить тебе я ничего не мог, потому что у меня не было никакой уверенности. Дело в том, что снято было отражение в зеркале, а как оно работает, я не знал. Зачем же я буду пугать тебя, не имея достаточных оснований! Ведь от такого страха можно сойти с ума. Поверь мне, этот ужас сначала потихоньку съедает тебя изнутри, а потом неожиданно вылезает наружу, как «Чужой» Ридли Скотта…
Зачем я вообще тебе показал эту камеру? Не знаю. Наверное, потому что в одиночку сходить с ума страшнее, чем с друзьями. Мы же с тобой старые пионеры, воспитаны в духе коллективизма.
Хочу пожелать тебе удачи. Надеюсь, тебе и Светлане повезет больше, чем мне. Счастливо!
Серж».
Вот и все.
Я откинулся на спинку стула, посмотрел в девственно-чистый белый потолок. Он больше не осуждал меня, он мне искренне сочувствовал.
Я вставил кассету в камеру, которую предварительно подключил к компьютеру. Прежде чем нажать на кнопку «play», еще раз посмотрел в потолок, глубоко вздохнул.
Заботливый друг Сергей Косилов выставил пленку на нужном месте. Я с первых же секунд узнал запись и вспомнил, когда она была сделана. И очень удивился, что не подумал о ней сразу, как только Серега всучил мне свой трахнутый «Панасоник».
Это был фуршет на открытии магазина Макса Червякова. Вот я собственной персоной пью с ним шампанское. В момент съемки мы еще не ругались, но уже через полчаса разговаривали на повышенных тонах, и я едва не запустил в него бокалом. Кстати, вот и сам оператор — Серега Косилов. Он забежал к нам всего на несколько минут, решил запечатлеть для истории и что-нибудь стибрить со стола. Рядом с Сережкой стоит моя жена, теребит сумочку. Ей явно неуютно на этом празднике жизни и хочется поскорее уйти домой. За окошком магазина — какие-то куски случайных прохожих, перекуривающих возле урны, промчавшийся мимо кусок красной машины…
Все мы отражаемся в зеркале. Сергей любил необычные ракурсы и никогда не отказывал себе в удовольствии поэкспериментировать. Похоже, этот самый ракурс его и озадачил: сработает или нет? Ожидание смерти всегда хуже самой смерти, говорил Следопыт старому индейскому вождю, который собирался снять с него скальп.
Эта короткая запись все расставила на свои места. Я не «убивал» Макса Червякова своей камерой, я всего лишь приблизил момент его гибели, и Сергей это прекрасно знал. Теперь ясно, чт? означал заданный им по телефону вопрос: «Ты еще жив?»
Да, я пока жив. Не знаю, можно ли это назвать полноценной жизнью, но ноги меня еще носят, никаких телесных повреждений пока не получал, и иногда мне даже удается пустить в туалете хорошего голубка, аж штукатурка сыплется…
Я понятия не имею, сколько мне осталось. Запись была сделана в режиме «Long Play». Видимо, поэтому черный «лендкрузер» на перекрестке не убил меня, а только раздавил мою машину.
У меня отсрочка.
Михаил и Виктор
Они встретились через несколько дней после описанных событий. Миша принял вызов профессора и решил заняться делом.
Дверной звонок на двери Вавилова не работал, хоть и был на месте, резиновый коврик на полу перед дверью, сохранившийся, очевидно, еще с хрущевской оттепели, лежал криво и совсем не стимулировал гостей к вытиранию ног. Впрочем, внешне входная зона квартиры ничем не отличалась от остальных на этой лестничной площадке, но Михаил, находясь еще в лифте, желудком почувствовал, что внутри квартиры его ждет не очень приятное зрелище. Примерно так же он реагировал на протухшую в тепле на подоконнике холостяцкую курятину, которую ему приходилось вываливать в унитаз: он даже дышал через рот и старался не смотреть в кастрюлю, а живот все равно выворачивало наизнанку. Мама всегда говорила, что у Миши слабенький желудок и богатое воображение.
«Кстати, надо позвонить матери в Омск», — ни к селу ни к городу подумал он, выходя из лифта и направляясь к квартире Виктора Вавилова.
Он постучал костяшками пальцев, прислушался. Тишина. Он постучал еще — громче и дольше, но результат был тот же.
«Жив он там хоть?» — задался вопросом Михаил и сразу приложил ладонь с растопыренными пальцами к двери.
С минуту он ничего не чувствовал, потом вроде обнаружилось какое-то слабое шевеление. Что-то копошилось там, в этой берлоге, и это «что-то» явно нуждалось в срочной госпитализации.
Михаил постучал еще раз, теперь уже кулаком. Ему показалось, что он имеет на это право, он сегодня с утра просто «скорая помощь», пожарная и милиция в одном флаконе.
— Кто? — послышалось из-за двери.
Голос звучал довольно уверенно, без малейшей примеси ожидаемого страха.
— Э-э, Виктор Вавилов здесь проживает?
— А вы кто?
— А я к нему по делу. Виктор, это вы?
Глубокомысленное молчание в ответ. Хозяин, очевидно, выбирал безопасный для себя вариант ответа.
— У меня нет никаких дел, — заключил мужчина, — а дела чужие меня тем более не интересуют. Обратитесь в ЖЭК.
Михаил снова приложил ладонь к двери. Без сомнений, хозяин собирался уходить, и никакие гости его не интересовали. Старая сволочь Саакян был прав: парень давно забил болт на все, что движется и разговаривает.
«Может, мне тоже плюнуть и уйти?» — подумал Михаил.
