Станислав Родионов - Дьявольское биополе
Леденцов замолк. Видимо, насупился. Слишком долго я мучил его своими логическими построениями.
– Боря, есть и еще один подход… Кожеваткину кем считаешь?
– Тетей из сундука.
– Да, склероз, истерия, комплексы… Но интеллект не нарушен.
– Ну и что?
– А ведь она ждет Кожеваткина.
– Она может с таким же успехом ждать и архангела Михаила, и японского императора.
– Боря, а не было ли в городе пропажи трупа?
Леденцов молчал-молчал, а потом мне показалось, что он выронил телефонную трубку. Или сам упал. Но капитан всего лишь чихнул в мембрану. Кашлянув для завершения, он вдруг вспомнил:
– Сергей Георгиевич, чего я хотел звонить… Кожеваткина сняла деньги с книжки.
– Сколько?
– Все шестьдесят тысяч.
– А мне-то что? – вспомнил я свое положение.
– Уплывут денежки.
– Я теперь всего лишь гражданин.
Нам вдруг стало не о чем говорить. И чем дольше длилось молчание, тем хуже становилось мне – какая-то почти физическая сила оплела мою грудь слабой болью.
– Выезжаю.
30
Кожеваткина отперла дверь и уставилась на нас светлым, ничего не выражающим взглядом. Однако се вопрос был осмысленным:
– Зачем пришли?
– Здравствуйте, – ответил я.
– Может, впустите? – поинтересовался Лсдснцрв.
Не знаю, как он это делает – плечом оттирает? – но в квартире мы оказались почти сами собой. Следовало глянуть, нет ли там кого?
– Клавдия Ивановна, обычно человека вызывают повесткой. Мы же в порядке любезности приходим к вам сами.
Ее широкое обескровленное лицо, прозрачные глаза и всклокоченные седые волосы даже на близком расстоянии сливались для меня в белесый бесконтурный слепок. И дело тут не в зрении и даже не в полумраке – так воспринимался ее образ. Когда смотришь подводные съемки, то иногда видишь в голубоватой мгле белое и непонятное существо, которое живет себе и копошится…
– Чего надо? – спросила Кожеваткина именно меня.
– Клавдия Ивановна, говорят, вы деньги сняли?
– А и нет. Кто даст сразу такую суммищу…
– Значит, заказали?
– На завтрашний день.
– Для чего вам эти деньги?
– Отдать.
– Черному ворону?
– Матвею.
– Зачем ему деньги?
– Эва! – удивилась она. – Деньги-то его, трудом заработанные.
– Он же умер.
– От обиды большой, поскольку его деньги определила я на свою книжку. Деньги верну, он и явится в этот мир на постоянное место жительства.
– Понятно, Клавдия Ивановна. А когда муж придет за деньгами?
– Сегодня за полночь.
– Так ведь денег у вас нет.
– Растолкую ему. Он и завтра явится.
Мы выкатились из квартиры, обогащенные информацией. По крайней мере теперь я знал расклад Смиритского. Одна версия была для меня – насчет планетарного духа: вторая, попроще, для жены – смерть от обиды и воскрешение, если обида будет заглажена. Эта информация настолько взбодрила, что мы решили к полуночи сесть в засаду. Ну, засада не засада, а покараулить. Откровенно говоря, я не представлял, как Смиритский сделает все технически. Привозит старика и увозит? Да существует старик-то? Мысль, что он жив, есть всего лишь моя крайне зыбкая версия. Но эта версия неожиданно и ко времени подтвердилась…
Я позвонил Лиде и предупредил, что задержусь. Потом поехал с Леденцовым в райотдел, где и болтался в уголовном розыске. Имея дело только с капитаном, я не представлял всей оперативной работы, проводимой по убийству Кожеваткина. Вкалывала целая бригада. И здесь, что-то часов в десять вечера, молодой оперативник принес из ГАИ полуфантастическую весть: на окружной дороге, летом, самосвалом был насмерть сбит пожилой мужчина, труп которого таинственно пропал из морга. Мы с Леденцовым только переглянулись: он уважительно, я самодовольно. Впрочем, зря я раздуваюсь. Убежден, что все разгадки мира под силу каждому человеку. Истинно сказал наш отечественный математик Магницкий: «Умствуй, и придет!»
В двадцать три ноль-ноль мы вкрадчиво шагнули в парадную, поднялись на лестничную площадку меж первым и вторым этажами, расстелили газетки и сели на подоконник широкого старинного окна. Позиция отменная: от дверей Кожеваткиной нас не видно, мы же могли туда глянуть, буквально привстав с подоконника. Поскольку дверь в парадном была на пружине и открывалась шумно, а сверху Смиритский появиться не мог, то мы имели возможность перебрасываться словами.
– Сергей Георгиевич, труп-то выкрасть не так просто…
– На своей машине? Там что: военизированная охрана?
Редкие жильцы, идущие домой, особого внимания на нас не обращали. Сидят на газетках двое мужчин и вроде бы мирно беседуют. Или кого-то ждут. Один в годах, в очках и в модной шляпе, похожей на пирогу с каюткой; второй моложе, рыжевато-белобрыс, тоже в шляпе, походившей на уменьшенное ухо слона. Странное я испытывал чувство… Не следственное это дело – сидеть в засадах. И непривычно без портфеля, без бумаг и вроде бы без цели. Точнее, без процессуальной цели, ибо гражданская цель была – сохранить деньги Кожеваткиной.
– С хищением трупов я дел не имел, – вздохнул Леденцов.
– Мне приходилось…
С половины двенадцатого мы замолчали, прислушиваясь к шагам, звукам и шорохам. Их было немного, потому что старые стены хорошо держали тайны квартир. Я подумал, что свет тут неплохой и можно было бы прихватить журнальчик. Уж термос хорошего чаю никак бы не помешал. Откуда? Я не взял, чтобы не тревожить Лиду, а Леденцов холостяк.
В ноль часов двадцать минут дверь открылась и закрылась с некоторой деликатностью. Мы ждали шагов, но их не было. Заглянули и не вошли? Я кивнул Леденцову, после чего он снял слоноухую шляпу и выглянул. Странное выражение, походившее на пошловатое недоумение, село на его лицо. Я тоже не утерпел и глянул…
Парень целовал девицу, вминая ее в дверь Кожеваткиной. Леденцов прочистил горло так, что они вздрогнули, огляделись и сиганули вон.
– Чего пугаешь? – буркнул я.
– Операцию срываю.
– А если это были разведчики?
Мне пришла мысль, что сидеть бы здесь следовало не сегодня, а завтра. Придет Смиритский или другой, мы его задержим – и что? Денег-то Кожеваткина не передаст. Доказательств не будет.
Я поежился. В оконные щели дуло так, что узкие холодные кинжальчики ощущались сквозь куртку.
В час ночи Леденцов усомнился:
– Сергей Георгиевич, рациональнее последить бы за Смиритским…
– Во-первых, он может сам не пойти, а послать того, кого мы не знаем. Во-вторых, если заметит слежку, то жалоб не оберешься…
До двух ночи мы просидели оцепенело. Спал дом, спал город, и только два мужика тупо поджидали явление духа. Прокурор города не пожелал слушать про планетарный дух… Что бы он сказал, увидев своего подчиненного, ожидавшего убитого и похороненного человека? А ведь сидел я как-то с понятыми и тоже караулил духа: голос умершего мужа ежевечерне требовал от жены принести драгоценности на его могилу. И голос мы зафиксировали, и магнитофон нашли, и мошенника поймали… Дело не в самом ожидании, а в его результативности. Впрочем…
– Сергей Георгиевич, на четвертом хлебозаводе привидения ходят группами…
– Несуны, что ли?
– Студенты на практике. Положены белые халаты, а их нет. Хозяйственник достал на фабрике бракованные сорочки для девиц и кальсоны с рубахами для ребят.
Я глянул на часы – перевалило за три. Леденцов уже не шептался, а говорил вполголоса. Меня посетила полезная мысль: прислонить голову к стене. Что я и сделал. Эта стена сразу мягко поплыла и как бы потащила за собой и меня. Я закачался в тумане, который сомкнулся надо мной, поглотив… Но его, этот туман, прошиб тревожный толчок.
– Что? – открыл я глаза, позорно сомкнувшиеся в засаде.
– Говорю, капитан Оладько взглядом убивает муху.
– А сколько времени?
– Шестой.
– Ого!
Леденцов невозмутимо моргал белесыми ресницами, размышляя, видимо, о капитане Оладько, убивающем взглядом муху.
– Боря, машину отпустил?
– Конечно.
– Тогда сидим до шести, до метро.
Мне хотелось повторить опыт с мягко уплывающей стеной, но постеснялся Леденцова. Он-то не спал. С другой стороны, утренняя засада уже не имела смысла, потому что духи и всякая нечисть пропадает с первыми петухами. Впрочем, это было раньше, до экологических катаклизмов, до всяких нитратов и СПИДов…
В десять минут седьмого мы встали, свернули газетки и пошли. Минуя дверь, Леденцов сперва прислушался, а потом приложил к ней ухо:
– Ходит!
Я позвонил осторожно, по-раннему. Дверь открыли.
– Спозаранку приперлись, – бодро поприветствовала нас Кожеваткина.
– Доброе утро, – сказал я, поспевая за нахальным Леденцовым.
Но в квартире никого не было. Меня сразу обессилила усталость нашей бестолковой вахты. Неосмысленное лицо хозяйки квартиры, утром еще более светлое, до нездоровой мучнистости, подтверждало, что эта вахта толку иметь и не могла. И тогда я увидел на столе рюмку и графинчик с наливкой.
