Элмор Леонард - Контракт с коротышкой
А они срывали злость на Томми, потому что тот как племянник Момо обязан был их поддерживать. В результате Чили постепенно отошел от ростовщичества, оставив себе лишь нескольких постоянных клиентов, с которыми никогда не было проблем. По ночам он изымал машины у неплательщиков для маленьких кредитных компаний, а также помогал местным торговцам и паре казино из Лас-Вегаса вышибать долги — наносил визиты вежливости к тем, кто не платит по счету. Характер его остыл еще на несколько градусов.
Но не настолько, чтобы Чили удержался от ответа:
— Ты так быстро лысеешь, Рей, что скоро стричь будет нечего. Так что позволь ребятам поработать с тем, что еще осталось. Быть может, им удастся закрыть шрам. Или они предложат тебе парик, как хочешь.
Да пошел он! Чили уже знал, что произойдет.
Клиентов в зале не было. Рей Боунс предложил Питеру и Тиму пойти попить кофейку. Те, скривившись, ушли, а огромный цветной парень усадил Чили в парикмахерское кресло и провозгласил:
— Этот человек — человек. Понимаешь меня? Это — мистер Боунс, именно так к нему и обращайся.
Мистер Боунс направился через зал в контору.
— И что ты с ним шатаешься? Работы лучше нет? — поинтересовался Чили у цветного помощника.
— Есть, — согласился цветной, — там все разговаривают по-испански, а мне переучиваться поздно.
Боунс вышел из конторы и стал просматривать имена должников, суммы долгов и даты выплат. Все эти сведения содержались в зеленой тетради, служившей Чили долговой книгой.
— Ты, значит, работал с латиносами — что, к белым людям не допускали, а? — спросил он у Чили.
Чили сказал себе, что пришла пора помолчать.
— Человек с тобой разговаривает, — вмешался цветной.
— Его бизнес кончился, но он об этом еще не знает, — заявил Боунс, оторвавшись от книги. — Эй, слышь, для тебя здесь все кончилось.
— Это я уже понял.
Боунс вновь углубился в чтение:
— И сколько выходило?
— Три с половиной.
— Вот дерьмо, десять штук в неделю. А сколько Момо тебе отстегивал?
— Двадцать процентов.
— Но ты снимал еще двадцать, да?
Чили ничего не ответил. Боунс перевернул страницу, пробежал глазами записи и замер:
— У тебя прокол. Парень должен был рассчитаться еще шесть недель назад.
— Он умер.
— Откуда ты знаешь? Он сам тебе сказал?
Рей Боунс взглянул на цветного — очевидно, надеялся, что его остроумие будет оценено по достоинству, но тот был занят рассматриванием лосьонов для волос и прочего дерьма на столе. Чили тоже не выказывал одобрения. Он сейчас размышлял, можно ли, если Боунс подойдет еще чуть ближе, врезать ему по яйцам, а потом вскочить с кресла и добить его кулаком. Главное, чтобы цветной не вмешался…
— Он разбился, — сообщил Чили, — в том самолете, что сверзился в Эверглейдс.
— И с чего ты это взял?
Чили встал, прошел в контору и вернулся со стопкой «Майами геральд». Он бросил газеты под ноги Боунсу и снова расположился в кресле.
— А ты сам посмотри. Найдешь его в списке жертв. Лео Дево, владелец химчистки «Париж», что на Федерал-хайвей в районе Сто Двадцать Четвертой улицы.
Боунс пошевелил газеты носком своей кремовой туфли в дырочку, хорошо сочетающейся со слаксами и спортивной рубашкой. На первой полосе верхней газеты выделялся крупный заголовок: «117 жертв катастрофы „ТрансАм“». Чили спокойно наблюдал, как Боунс ногой перелистывает газеты, пестревшие заголовками: «Уиндс расследует катастрофу», «Опубликовано предупреждение Уиндшира», «Кошмар наступил сразу же после прощаний». Наконец Боунс добрался до полосы с множеством мелких фотографий: «Специальный отчет: трагический список».
— Его жена сказала, что он был на борту, — пояснил Чили. — Я лично удостоверился в этом.
— Его фотография здесь есть?
— Почти в самом низу. Нужно перевернуть газету.
Боунс по-прежнему пинал газету ногой. Наверное, не хотел наклоняться — боялся перетрудиться.
— А может, он был застрахован? Узнай у жены.
— Книга теперь твоя, не веришь — проверяй.
Цветной вышел из-за стола и встал рядом с креслом.
— Навар за шесть недель — это двадцать семь сотенных сверх тех пятнадцати штук, что ты ему ссудил, — продолжил Боунс. — Вынимай их из жены или из собственного кармана, мне наплевать. Книгу с проколом я не приму.
— Время расплаты, — вздохнул Чили. — Кстати о куртке. Я еще два года назад отдал ее «Армии спасения».
— Какая такая куртка? — якобы не понял Боунс.
Он знал какая.
Цветной стоял рядом с креслом и смотрел Чили прямо в глаза, пока Боунс ножницами терзал прическу Майкла Дугласа, постоянно приговаривая, что как только Чили посмотрит на себя в зеркало, то сразу же вспомнит о долге в пятнадцать штук и процентах, верно? Проценты будут набегать, пока он не рассчитается. Чили не шевелился, слушал, как лязгают ножницы, и понимал, что деньги здесь ни при чем. С ним просто расплачиваются за то, что он напомнил Боунсу о шраме на его лысеющей голове. Что-то детское было в крутизне этих парней. Попахивало, как когда-то выразился Момо, школьными разборками. Эти ребята никак не хотели взрослеть. Впрочем, если они держат ножницы у самого твоего лица и что-то там говорят, нужно соглашаться. По крайней мере некоторое время.
Чили все еще сидел в кресле, когда вернулись парикмахеры «новой волны» и принялись обсуждать его новую прическу, предлагая завить оставшиеся волосы, сделать средний гребень, подбрить по бокам или провести крайне популярные лазерные полосы. Чили приказал им заткнуться и подравнять то, что осталось. Пока они трудились над ним, Чили размышлял, застраховался ли Лео перед полетом и не думала ли его жена о том, чтобы подать в суд на авиакомпанию. Это можно было подсказать.
Но когда он пришел в их дом на севере Майами, ну, чтобы узнать о страховке, Фей, жена Лео, просто ошарашила его, ответив:
— Если б еще этот сукин сын действительно погиб.
* * *Правда, сказала она это не сразу, а лишь когда стемнело. Они сидели во внутреннем дворике и пили водку с тоником.
Чили познакомился с Фей, когда каждую неделю заезжал за четырьмястами пятьюдесятью долларами. Они вместе поджидали Лео, пока тот не возвращался с ипподрома «Гольфстрим» после тяжелого трудового дня. Фей была спокойной по характеру женщиной и происходила родом из маленького городка Маунт-Дора, что на севере штата.
Приятное личико, правда, изрядно поблекшее от изнурительной работы в душной химчистке, — а муж тем временем играл на бегах. Чили и Фей подолгу сидели вдвоем, пытаясь завязать разговор, хотя общей темой для них мог быть только Лео, и Чили часто ловил на себе ее взгляды, ясно дававшие понять, что она согласна, если он того захочет. Но он не мог представить Фей возбужденной, не мог представить даже того, что лицо ее вдруг изменится. О чем может думать робкая женщина, связавшая свою жизнь с неудачником?
В конце концов появлялся Лео — входил во дворик с важным видом и отсчитывал четыреста пятьдесят баксов из свернутой в трубочку пачки. Или же появлялся совсем разбитый и, удрученно качая головой, говорил, что завтра точно рассчитается. Чили никогда не угрожал ему — по крайней мере, в присутствии жены, чтобы не ставить ее в неловкое положение. Но, дойдя до припаркованной под фонарем машины, он поворачивался к провожающему его Лео и говорил: «Лео, посмотри на меня, завтра будь там-то и там-то и не забудь четыре с половиной сотни». Лео никогда не считал себя виноватым. Винить во всем следовало продажных жокеев или Фей, которая постоянно пилит его и не дает сосредоточиться, поставить на победителей. Тогда Чили приходилось повторить: «Лео, посмотри на меня…»
В тот день, когда Лео не вернулся домой, Чили должен был снять с него за целых две недели. Фей сказала, что представить себе не может, куда запропастился ее муж. На третью неделю она сообщила, что Лео мертв, а еще через пару недель его фотография появилась в газете.
Сейчас, когда они опять сидели в патио и знали, что Лео уже больше никогда не появится — ни с важным видом, ни с каким другим, — молчание казалось куда более утомительным. Чили спросил, что она собирается делать. Фей ответила, что не знает, мол, ей опротивела работа в химчистке, в постоянной духоте. Чили посочувствовал: там, наверное, ужасно жарко? Она фыркнула: он даже не представляет насколько. Он затронул вопрос о страховке. Она пожала плечами — вряд ли у Лео была страховка, ей, во всяком случае, ничего об этом не известно. Чили сказал, ну… Но с места не тронулся. Фей — тоже. В темноте ее лица было почти не видно. И Фей, и Чили молчали, пока она вдруг не сказала — этакий голос из ниоткуда:
— Знаешь, о чем я думаю?
— Да?
— Если б еще этот сукин сын действительно погиб…
Чили замер. Никогда просто так не болтай.
— Уехав в Лас-Вегас, он звонил мне дважды, а потом я не слышала от него ни слова. Я знаю, он там, ведь Лео постоянно твердил о том, как уедет в Лас-Вегас. Но подставилась под удар я, ведь это мне дали деньги, а не ему. Я говорю об авиакомпании, о трехстах тысячах долларов, которые мне выплатили за то, что я потеряла мужа.
