Пьер Немур - Моя первая белая клиентка

Мои предки прибыли из Африки, по всей вероятности, в начале восемнадцатого века. Я уверен, что они работали на полях Юга и грузили тяжелые тюки на барки, плавающие по Миссисипи. Все это, однако, происходило очень давно. Страну «Старого Отца Рек» они, как мне представляется, покинули после гражданской войны Севера против Юга, чтобы поселиться на Севере. Я родился в предместье Филадельфии. Там же родились мой отец и мой дед. Они жили там во времена полного смирения, которые для нас, черных, были временами покоя. Тогда еще никто не знал о «Черной силе», а чемпион мира в тяжелом весе не требовал, чтобы его называли Мохаммедом Али. Мы работали у белых или на белых. Нас радовали улыбки и похлопывание по плечу; в этом отношении мы были похожи на собак, радующихся ласке хозяина.

В том, что такой порядок в мире является правильным и естественным, нас должны были убедить богослужения и воскресные школы. Мы пели гимны, а священник славил Бога. Это были времена «небесных пастбищ»… Белые чуть ли не завидовали нам: благодаря бремени расизма, возложенному Богом на наши плечи, мы имели шанс раньше, чем они, увидеть эти «небесные пастбища».

Именно в такой атмосфере я был воспитан. И по всей вероятности, стал бы образцом скромности и покорности, а может, кончил бы плохо, подавшись в «Черные пантеры», если бы моим старикам не удалось ценой неустанного труда добиться определенной независимости и послать меня в колледж. Оттуда я пошел в университет, закончил обучение на юридическом факультете и поступил на работу в полицию Филадельфии.

Мне казалось, что я смогу достаточно быстро сделать карьеру. Ведь не для того я изучал право в университете, чтобы патрулировать берега реки Делавар или регулировать движение на перекрестке Брод-стрит и Уолант-Драйв. Но, дорогие мои, я очень скоро осознал ситуацию, в которой оказался. Спустя три года я стал сержантом в отделе расследования убийств без какой-либо надежды на достижение чего-то лучшего. Кроме того, вдруг оказалось, что я являюсь «специалистом» в делах, связанных с цветными. Нет, мне никто ничего не говорил напрямик. Расовая сегрегация в рядах полиции отнюдь не носит официальный характер. Но если какое-нибудь крупное уголовное дело, затрагивающее черных, выныривало на свет Божий, я мог быть уверен, что заниматься им придется мне. Мне очень вежливо дадут понять, что это именно мое дело. Если же речь шла о делах белых, то всегда, как бы случайно, под рукой оказывался свободный именно в эту минуту сотрудник. Естественно, белый…

Спустя три года я был сыт всем этим по горло. Мне исполнилось двадцать восемь лет, и я был достаточно самолюбив и амбициозен. Я уже довольно долго вынашивал замысел сменить род занятий, когда во время служебной командировки в Нью-Йорк встретился там с коллегой по университету, тоже черным. Тим Форти стал адвокатом. Было видно, что живется ему совсем не плохо. Он много рассказывал мне о Спрингвилле, в котором он обосновался. Тим занимался делами черных. По его мнению, Спрингвилл являл собой великолепное поле деятельности для компетентного частного детектива, который разрешал бы заботы черных, ибо, когда «наши цветные братья», как пишут все американские газеты, обращаются в полицию, чтобы она защитила их права, они всегда имеют шансы на то, что останутся с носом.

Мысль эта мне понравилась. Правда, Средний Запад не очень подходил мне, я люблю жить вблизи моря, но в конце концов в Штатах достаточно развиты воздушные линии… Я подал в отставку и прибыл сюда.

Можете мне не верить, но действительность превзошла все мои ожидания. Прежде всего я расстался здесь со своим именем. Я считал вполне достаточным то, что я имею фамилию раба. В самом деле, Бенсон — это просто «сын Бена». В былые времена, когда в хижине дяди Тома появлялся на свет негритенок, никто не ломал голову над его гражданским и родовым состоянием. Он был просто сыном Сэма или Тома. Так должно было быть.

Я взял себе имя Ричард, потому что оно звучит элегантно и в то же время — особенно в сочетании с «Львиным Сердцем» — весьма по-мужски. Определенное значение имела и игра слов, о которой я уже говорил.

Многие с той стороны реки приняли меня как мессию. Счастье сопутствовало мне с первой минуты. Мне удалось навести в горячих точках старого города относительный порядок, ущучивая одного за другим ловкачей типа Огдена; вскоре я добился молчаливого одобрения шерифа и его людей, давших мне понять, что они не станут препятствовать моей деятельности. А по-честному, они были просто счастливы, что кто-то занимается делами черных не прося ни помощи, ни советов.

Завершать мои дела в суде я предоставлял моему другу, адвокату Форти, что шло на пользу нам обоим. Так что вот уже четыре года я честно зарабатываю на жизнь, оказывая при этом немало услуг жителям города. Не кажется ли вам, что не каждый может сказать это о себе?

Климатизатор неплохо поработал, освежая воздух в моем кабинете. Я с удовлетворением посмотрел по сторонам: убранство комнаты должно было произвести благоприятное впечатление на любого посетителя. Даже на белую женщину.

Я кивнул Луизе. Она вышла, чтобы ввести незнакомку, а я уселся поглубже в кресло за столом и начал просматривать какие-то бумаги, дабы придать себе более внушительный вид.

Чуточку оправившись от первого впечатления, я пришел к выводу, что если пришедшая в мой кабинет особа действительно находится в затруднительном положении, то она, скорее всего, допустила промашку с адресом. Она наверняка нашла его в телефонной книге, которая не указывает, каков цвет кожи абонента. Цветная секретарша могла и не удивить ее. С некоторых пор считается признаком хорошего тона принимать черных не только на должности судомоек и подметальщиков улиц. Вы тоже должны были заметить это, если смотрите телевизор. Комиссары Айронсайд или Мэнникс всегда имеют среди своих ближайших сотрудников, по меньшей мере, одного негра. А иногда и шеф оказывается цветным. Такие вот дела.

Однако на этот раз, мои дорогие, я ошибся. Причем полностью. Луиза ввела клиентку в кабинет и вышла, закрыв за собой дверь, обитую толстым войлоком.

— Добрый вечер, мистер Бенсон. Я очень признательна вам за то, что вы приняли меня, хотя я не договорилась о встрече предварительно.

Во всяком случае, моя внешность не удивила ее. Она очень спокойно села в стоящее напротив стола кожаное кресло.

Я сидел ошеломленный. Какое-то время вся комната была полна ею. Она появилась, словно украшенный флагами фрегат, вплывающий под всеми парусами в слишком узкий для него порт. Этакое воплощение блондинки-завоевательницы, сеющей вокруг себя опустошение. Она заставляла вспомнить Мерилин Монро и Джоан Хартлоу.

И одета она была соответственно. Ее легкий, светло-серый плащ слегка распахнулся, открыв элегантное темно-синее платье с глубоким вырезом; декольте подчеркивала единственная нитка жемчуга, стоимость которой наверняка превышала трехмесячную зарплату квалифицированного рабочего.

Я думаю, нет нужды добавлять, что все приложения к ее наряду были безупречны: от туфель из змеиной кожи до сумочки из того же материала.

Она смотрела на меня очень внимательно, видимо, ожидая, что я первым задам вопрос. Ее лицо было серьезно. Не печально, не озабочено, а именно серьезно; похоже, что дело, с которым она ко мне пришла, имело для нее очень большое значение. Нет, не может быть и речи об ошибке: белая леди специально пришла повидать цветного детектива. Я осторожно приоткрыл левый ящик стола и нажал на две кнопки. Тем самым я включил аппаратуру для записи разговора и одновременной трансляции его в комнату Луизы. Вы можете посчитать, что я излишне предусмотрителен, однако должен вас заверить, что когда белая женщина остается наедине с негром в закрытой комнате, то ему не следует пренебрегать никакими средствами предосторожности, если он в своем уме.

Я послал ей мою великолепную улыбку типа «расслабьтесь и доверьтесь мне» и сказал:

— Вообще-то я очень занят, но сейчас у меня как раз выдалась свободная минутка. Могу ли я узнать, что привело вас ко мне?

Она открыла сумочку, вынула из нее золотой портсигар и зажигалку, закурила сигарету и глубоко затянулась. А потом, глядя мне прямо в глаза, сказала спокойно и просто:

— Меня зовут Эбинджер. Джейнис Эбинджер.

Арнольд

Готов дать честное-пречестное слово, что если бы я не сидел надежно в собственном кресле, ноги подо мной обязательно подогнулись бы. Как я мог не узнать ее сразу! Ведь я десятки раз видел ее фотографии в «Ситизен» — самой популярной газете, выходящей в Спрингвилле.

На лице моем появилась мина боксера, которого гонг спасает от нокаута. И все же я сумел достаточно непринужденно улыбнуться.

— Я узнал вас сразу. Вы супруга мистера Арнольда Эбинджера, не так ли?