Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...
– А самогон, которым вы это дело лакировали, баба Настя забыла перегнать вторично, – заключил я. – Нажрались до зеленых соплей. Не понимаю, почему тебя Нинель терпит.
– А она уже не терпит, – усилил трагическую муку Крюгер. – Подозреваю, что, пока я в спячке, Нинка времени не теряет. Она же не собака, чтобы хранить мне верность без убедительной причины.
– Хорошо, что ты сам это понимаешь, – пробормотал я, кивая на открытую дверь. – Ну и как там?
– Не стесняйся, наши двери открыты. – Крюгер с готовностью подвинулся. – Командовать парадом будешь ты, Артем. Позавтракал уже?
– Нет.
– Очень хорошо. Отличный возбудитель аппетита. Знаешь, у меня такое ощущение, что к нам в руки что-то плывет. – Крюгер помолчал, пожевав окурок, и добавил. – И не тонет...
В доме было чисто, опрятно, даже уютно, из чего напрашивался вывод, что Завьялова Валентина, пустившая в дом квартиранта, – женщина непадшая. По всей видимости, особа с застывшим лицом в вязаном кардигане, сидящая в углу на табуретке, – она и была. Женщина молчала.
«Возбудитель аппетита» лежал на полу – у опрокинутого стула, а в двух шагах от лежащих находился обеденный стол, уставленный немногочисленными яствами: шпроты в блюдце, резаный сыр, колбаса, миниатюрные помидоры, украшенные пучком укропа, красная икра в зеленой баночке, чекушка перцовочки, облегченная на треть. Напрашивался вывод: человек, погибший во время трапезы, не испытывал желания напиться. Он культурно отдыхал после трудового дня, а отсутствие на столе солидных блюд указывало на то, что человек – не любитель кашеварить, а может, просто не желал этим заниматься в свете наступившей ночи.
У трупа были скрючены пальцы, глаза цвета хмурого утра вылезли из орбит, лицо перекошено. Рот искривлен настолько, что через отверстие в правом уголке просматривался украшенный пломбой клык с желтым налетом в месте контакта с десной. Прическа отсутствовала – немного шерсти на висках и огромная сферическая лысина (как на моей покрышке), подчеркивающая высокий лоб, выразительность глаз и миниатюрные круглые уши.
Пожилой эксперт, вооруженный передовыми научными знаниями, колдовал над столом, внюхиваясь в подсохшие за ночь продукты. Исследовал колбасу, поковырял вилкой в икре, испытывая, судя по голодному лицу, желание доесть.
– Живут же люди... – проворчал он с завистью.
– Кому завидуешь, Павел Валерьянович? – хмыкнул, поднимая голову, молодой черноволосый Венька Лиходеев. Он сидел на прочно сбитой деревенской лавке и вдохновенно сочинял протокол. – Ба, Артем Николаевич... С добрым утром, командир.
Эксперт сдержанно кивнул. Венька проследил за направлением моего взгляда сопутствующей миной.
– Да уж, Артем Николаевич, не сказать, что парень смотрится молодцом. Но лучше, чем Крюгер, правда?
Все рассмеялись, кроме покойника и хозяйки дома, которая вздрогнула и уставилась на меня с каким-то анатомическим ужасом. Что поделать – люди, работающие в нашем жанре, законченные балагуры. От беспросветной жизни на краю географии спасают только цинизм и извращенное чувство юмора. Хорошо, что на труп не приковыляла Яна Владимировна, прошедшая курс возвращения из могилы по причине запущенного аппендицита – был бы полный разгуляй.
– Не будем лишний раз тревожить Валентину Васильевну, – покосился на хозяйку Венька. – Ее показания имеются в деле. Господин по имени Гарбус Аркадий Константинович, холостой, шестьдесят третьего года рождения – паспорт с Кемеровской пропиской прилагается, – снял у нее комнату неделю назад, оплатив проживание за десять дней. Тихий, вежливый, культурный. Днем уходил, ночами был дома.
– И все это время вы проживали в соседней комнате? – обратился я к хозяйке.
Хозяйка не ответила, она по-прежнему смотрела на меня с ужасом.
– Валентина Васильевна проживала в летней кухоньке, расположенной в глубине сада – дабы не смущать квартиранта, – без запинки отчитался Венька. – В этой кухоньке имеется все, необходимое для сна.
«Кроме мужика», – подумал я.
– И последней ночью...
Хозяйка надрывисто закашлялась, заморгала. Я покосился в мутное зерцало на старинном комоде – не вырос ли рог на лбу. Но тут хозяйка очнулась:
– Господи... Аркадий Константинович вернулся домой часов в десять... Принес пакет с продуктами... Довольный был такой – сказал, что закончил свою работу в Рыдалове...
– Работу? – насторожился я.
Вошел покуривший Крюгер, напевая: «нам бы понедельники взять и отменить». Прислонился к стеночке, скрестив руки на груди.
– Даже не спрашивайте, я не знаю, какую работу он тут делал... Я ушла к себе на кухоньку, а часов в одиннадцать в калитку позвонили – я слышала, как он пошел открывать, потом крикнул, что к нему пришли и я могу не беспокоиться...
– Вы не видели, кто пришел? – спросил Крюгер.
– Не видела, – убитым голосом сообщила хозяйка. Голос у него при этом был нормальный, не дрожал... – Я уснула. А с петухами встала, вошла в дом, а тут... – глаза хозяйки стали наполняться большими скорбными слезами.
– Спасибо, Валентина Васильевна, – поблагодарил я. – Пройдите, пожалуйста, к себе. С вами еще поговорят.
– Криминалисты подъедут через двадцать минут, – возвестил Крюгер. – А то Павел Валерьянович совсем у нас заскучал.
– Да нет, – пожал плечами медик, – с вами весело. Хотите знать, отчего скончался господин Гарбус?
– Инфаркт, – пожал плечами Венька. – Внезапная остановка сердца. А может, кровоизлияние в мозг – помутнело в голове, дыхание перехватило – кирдык, и туда... А если с ним и был кто-то, то убежал с перепугу.
– Сам ты кирдык, – строго сказал Павел Валерьянович. – Паралич лицевых мышц. Опухший язык. Сильный, не оставляющий шансов яд, господа. Тетродотоксин, например. Или амигдалин – при расщеплении в желудке выделяется синильная кислота. Возможно, нечто эдакое принял вместе с пищей. А алкоголь, выпитый в разумном количестве, лишь ускорил всасывание токсинов...
– Позволь, Павел Валерьянович, – перебил я, – ты настаиваешь, что он принял яд случайно?
– Решайте сами, – пожал плечами медик. – Но смерть – прошу уж мне поверить – может явиться к нам практически из любого продукта питания.
– Ну, уж, – усомнился Венька.
– Рыба, – убеленный сединами профессионал ткнул пальцем в банку со шпротами. – Никто из ученых вам не скажет, почему съедобная селедка или, скажем, анчоус временами становятся ядовитыми. Состояние называется «сигуатера». Выделяется яд сигуатоксин. Крайне редко, но случается. Миндаль, абрикосы, персики, вишни – упомянутый амигдалин. Готовая смерть на блюдечке. Картошка – представитель ядовитого семейства пасленовых. Съешьте проросший или свежий позеленевший клубень – узнаете. А лучше килограмм таких же очистков – умрете в страшных мучениях, благодаря соланину и чаконину – природным токсинам. Ядовитый мед – не хихикай, Лиходеев. Собирается пчелами с представителей семейства вересковых – багульника, азалии, рододендрона. А вот от ядовитой бузины мед, к вашему невежественному сведению, абсолютно безопасен, хотя и невкусен.
– Жутко интересно, Павел Валерьянович, – похвалил я. – Но давай прервемся. Тело, разумеется, вскроют. Продукты, оставленные на столе и лежащие в холодильнике, проверятся на содержание ядов. Ничего вы там не найдете – сто процентов. Представьте ситуацию: собеседник посредством угрозы, например, под дулом пистолета, вынуждает потерпевшего принять яд. Деваться, собственно, некуда. Есть второй вариант – заставил сделать то же самое, но посредством обмана. А потом унес продукт.
– Зачем унес, – не понял Крюгер, – если вскрытие все равно покажет?
– Значит, не покажет, – пожал плечами Венька. – Распадется к чертям собачьим, все растительные яды распадаются, доказывай потом, что это умышленная смерть.
– Насильственная, – поправил я.
Удариться в философскую дискуссию нам не дали. Началось паломничество. Прибыли обозленные эксперты, поорали про затоптанные следы, покурили, обсудив вчерашний футбол, после чего не спеша занялись прямыми своими обязанностями. За экспертами на белой «Ниве» прикатил лично главный мент Рыдалова Неваляев Игнатий Филиппович – плотный пожилой мужик с ангельской физиономией бордосского дога и точно таким же характером. Угрюмо осмотрел покойника, всех присутствующих живых, особенно сотрудников уголовного розыска, потребовал соображений через час и отбыл. За шефом прикатила бригада из морга, а с бригадой – районный прокурор Каморин Игорь Витальевич, которому присутствовать у каждого трупа вовсе не обязательно. Об этом ему и намекнули в завуалированной форме, на что районный прокурор скрипнул зубами и лично пожелал осмотреть тело. Проделав вышесказанное, недоуменно поморгал, посмотрел на меня и спросил:
– Кто такой? Физиономия у него какая-то... неместная.
– Гарбус, – бухнул я.
– В смысле? – набычился прокурор.
