Алексей Шерстобитов - Неприкаяный ангел
Наверное, то, что произошло со мной, бывает в случае, когда творение Божие, в связи со своей ограниченностью и испорченностью, не в состоянии чего-то осознать, обрести, развить, для чего нужны определенные условия. Вот и создаются они, кому через удар молнии, кому через врожденные увечья, кому через трагедию, или испытания, кому по молитве, кому через клиническую смерть, а кому через «неприкаянность». Если я смогу выйти из этого состояния, то что-то поняв, по всей видимости, а одних слов и увещеваний, такому как я недостаточно, то будет продолжение. Какое и где? – не известно. Сколько у меня времени? – Здесь его нет, хотя я всегда думаю о Страшном Суде, понимая теперь, что он неизбежен!
Но раз нет времени, значит, и для меня мое нахождение здесь будет ограничено, чем-то другим. Возможно событиями, происходящими на земле, где покоится в коме мое бренное тело, о чем я не знаю, поскольку основная память моя осталась месте с ним.
Наверное, если помнить о нем, то захотелось бы увидеть его, а если честно, то не столько саму плоть, сколько тех, кто приходит ее навещать, если это, конечно, происходит. Это была бы глупость, отталкивающаяся от чего-то близкого к гордыне и тщеславию, здесь встречающихся редко, и то лишь у падших ангелов, от которых веет неприязненным холодком, сопровождающимся жадными взглядами в мою сторону. У этих-то эмоции через край, как и намерений, и ненависти к человекам, и безнадежности в отношении своего будущего на Страшном Суде пред ликом Создателя. Хотя им всего-то нужно покаяться…
Не помня и не зная этого, я часто в надежде каких-то объяснений о прошлом, а ощущение, что оно существовало, гнездится где-то в глубине меня самого, обращаю свой взор на своего попутчика. Он всегда свеж, с точки зрения земной. Всегда благорасположен, всегда занят, его стремление бесконечно в своей цели – он всегда устремлен к Создателю, даже, когда не обращен к Нему. Так «говорит» он сам, хотя для меня это не совсем понятно, ведь единственное, что я вижу – это его внимательный, благоговейный, любящий лик.
Это существо заранее знает, что мне нужно. Опережая ход моих мыслей, он вплетает в них уже готовые ответы на только формирующиеся вопросы, благодаря чему обдумываемое никогда не прерывается. Я уже привык к этому, и теперь кажется, что так было всегда. Кто знает, может быть, и было, ведь здесь нет тех зависимостей, что были на земле. Здесь все неплотское, то есть все, что касается плоти отсутствует, мало того кажется нормальным, да и может ли быть по-другому, когда Ангелы есть не что иное как духи!
Впрочем, я замечал одну необходимость – жажду. Это, конечно, невозможно понять, исходя из внешних факторов, как на земле, но поскольку мы связаны духовно, то я многое ощущаю из того, что в нем происходит, а он, соответственно, воспринимает мои эмоции как свои. Мы долго привыкали к этому, поскольку я никогда ранее подобного не чувствовал, и даже поначалу не знал, как на это реагировать. Он же эмоций не испытывал вовсе, и сегодняшнее явилось для него тяжелейшим испытанием. Хотя, что для него тяжесть? Это нам приходится стараться хотя бы понять, что такое «уповать на волю Божию», он же по-иному существовать не пробовал, хотя здесь существует уверенность, что Господь создал их способными к греху.
Мне не многое оставили из земной памяти. Кажется, будучи землянином, невозможно представить себе существо без потребностей физиологических, я в этом уверен. Наверняка, не испытавший ни разу чувства к женщине ущербен, почти проклят или за что-то наказан. Да мне и сейчас, по крайней мере, пока, не совсем понятна его мононацеленность на любовь к Создателю. При этом я понимаю, что он любит и меня, как создание, как частичку, как образ, хоть и испорченное, но подобие Бога, и все то, что Господь милостиво оберегает и лелеет во мне, даже когда не имеет взаимности.
Мы старательно обходим тему моего здесь предназначения и еще несколько подобных вопросов. Лишь однажды, я задался целью продолжить свои размышления в этом направлении, но там, где есть тайна, есть и ее целесообразность!
Слыша раз от раза аккуратно и осторожно вкладываемые: «На всё воля Его!» или «Господь милостив в своё время!» – я понимал, что не готов осознать ответ, и если бы он даже был озвучен, то пользы принес бы мало.
Просто смириться и стать терпеливым, когда окружающее буквально связано этим – другого не оставалось. Но ведь так было не всегда!
Уф! Для меня здесь много ограничений, возможно, только сейчас, да и вообще, ведь я для местных обитателей полуфабрикат – уже не там, на земле, но еще и не по пути в Небеса. Застревают здесь единицы, и далеко не каждому даётся, как мне, Ангел.
Лишь только я подумал об этом, как он дал понять: «Скоро» – из чего я мгновенно осознал, что близится окончание части пути, пока ничего не значащего и ни к чему не ведущего…
Я больше ощущал теплоту и благорасположение спасительного духа, чем осязал его. Мне хотелось воспринимать его в привычном образе, и было совершенно не интересно, каков он по-настоящему. Кстати, это понятие здесь выглядит смешным, поскольку иного и не существовало – настоящее только здесь, а еще точнее, чуть выше, куда я попасть, по понятным причинам, не мог. Настоящее, потому что вечное!
Попутчик согревал меня своим белым сиянием, настолько ярким и чистым, что четкие контуры скрывались, если вообще существовали. На него хотелось смотреть, всегда быть рядом, иметь, что-то с ним общее, что не позволит разлучиться никогда. Его взгляд не стыдил, хотя имел на это полное право, не давил, не возвышал себя надо мной. В нем не было самоуверенности, надменности, строптивости, или напротив – лести, слабости, заискивания. Я видел лишь любовь и решительность, все остальное было чуждо этому взору.
Наши природы были различны, хотя изначально Господь и создал их имеющими, как я уже писал, возможность грешить. Поддавшись этому, первым пал самый прекрасный из ангелов – Денница. За ним последовали легионы других восставших, но падшие заведомо знали свою участь, и исход битвы был решен скоропостижно.
Воля Господня, совершенно неотступная, неизбежная, неосознаваемая, вершится моментально, хоть и кажется часто затянутой и несвоевременной. Почувствовав что-то происходящее в сознании, неожиданно душа моя возрадовалась очередным переменам, с пониманием вступления в новую ступень предназначенного. Ангел обнял меня чем-то, похожим формой на крылья, при этом совершенно не изменившись сам. Мгновенно вокруг меня, будто прозревающего, начали проступать непривычные картины, заполнившие сразу все пространство.
Впервые я ощутил муку этого могучего существа, причины чему объяснить сразу не смог. Волнение захлестнуло мою неустойчивую сущность. Он молился, и, делая это неистово, все так же продолжая сиять и лучить светом любви и праведного воздаяния. Постепенно, через него и я начал воспринимать не то, что видели мои глаза, а происходящее в душах – я прозрел.
Теперь я видел, что борьба между духом, душой и телом каждого человека, попадающего в поле зрения, почти всегда заканчивалась предпочтением падшего ангела защитнику. Я с ужасом осознал – это земля, а то, что я видел сейчас – слившиеся оба мира: тот, в котором прозябало мое тело, и та промежуточная часть, между землей и Небом, мира, преодолеваемого душами усопших в мгновение по пути к мытарствам.
У редкого человека эти три субстанции, дух, душа и тело, были единодушны. Как правило, это были дети или старики.
Каждого из людей обступали несколько суетливых, почти бесформенных существ. Одни изрыгали проклятья и хулу на Бога, буквально заставляя делать то же самое каждого. По пути к сознанию несчастного они могли принимать вид весьма красивый и приятный, вполне походя на полезное и нужное, при этом часто пользуясь воображением.
Другие создавали видения, одно непотребнее другого, обещали ублажить похоть, усластить, выполнить любую прихоть, уверяя, что это необходимо и важно. Наиболее искушенные, закрываясь личинами приличными, приятными и сластолюбивыми, льстивым голосом убеждали принять их помощь, ибо другого пути к спасению или улучшению нет, и быть не может!
Рядом, пылая в молитвенном рвении, кружил Ангел-Хранитель гибнущего существа. Создаваемый им вихрь мешал сосредоточиться бесам, срывал их личины, вразумлял, но все, что он мог, что ему было дозволено сейчас – запретить Именем Господним переступать попущенное ради спасения души испытуемого.
Это блистающая купина громогласно вырезала на створках сердца своего подопечного заповеди, от текста которых отражалось, как от щита, большинство предпринимаемого темными существами. Но многие, поддаваясь на ухищрения, прикрывали их, принимая желаемое телом и страстями за действительно необходимое, а многого и не требовалось!
Лишь чуть зацепив ум человека, чтобы он лишь слегка затуманился, что позволяло дальше преподносить предлагаемое уже не столь скрыто и не так изворотливо, они часто легко добивались своего.
