Татьяна Полякова - Чумовая дамочка
Олежка, который очень любил поболтать, завел разговор о новых фильмах. Последний новый фильм я смотрела пять лет назад, оттого заявила, что кино не люблю, и заторопилась в ресторан. Выходя из купе, я едва не столкнулась с тем самым типом со шрамом на физиономии. В сопровождении доверенных лиц он, судя по всему, возвращался из ресторана, по крайней мере, одно доверенное лицо держало в руках бутылку коньяка и три бутылки пива. За их спинами маячил официант из ресторана с подносом в руках. На подносе радовала глаз икра и прочая снедь.
— Извините, — исключительно вежливо сказал тип со шрамом, взгляд его торопливо скользнул от моего лица вниз, задержавшись на некоторых достоинствах, и он сделал слабую попытку улыбнуться. Получалось у него паршиво.
— Ничего страшного, — пробормотала я, отводя глаза, и пошла по коридору, подумав с тоской, . «Ну вот и неприятности…»
В ресторане я пробыла чуть больше часа, возвращаясь в купе, приметила одного из парней в тамбуре, он курил, при моем появлении выдал улыбку и проводил долгим взглядом.
— А мы в «дурака» играем, — весело сообщила Ольга Васильевна. Все семейство действительно играло в карты. — Присоединяйтесь.
Мне выпало играть с Олежкой, наверное, мальчишка здорово на меня злился, потому что играла я из рук вон плохо, прислушивалась к шагам в коридоре и ждала. Впрочем, ждать пришлось недолго. В дверь вежливо постучали, затем она открылась, и я увидела парня из тамбура. Он вновь попытался улыбнуться и заявил:
— Как насчет того, чтобы славненько провести вечер?
Ольга Васильевна испуганно переглянулась с мужем, а я сказала как можно спокойнее:
— Извините, у меня свои планы.
— А ты на них наплюй, — посуровел парень.
— Извините, — еще раз попросила я, — но свои планы я не меняю.
— Крутая очень. — Разозлиться ему ничего не стоило, и нервы у него были ничуть не лучше моих.
— Одну минутку, — извинилась я перед своими попутчиками, поднялась, вышла в коридор и, прикрыв дверь купе, сказала парню. — Послушай, я дважды сказала «нет». Именно это я имела в виду. Очень прошу, не цепляйся.
Парень извлек из кармана пачку долларов, потряс ею перед моим носом и сказал нараспев:
— Пятьсот баксов. Только не говори, что тебя это не интересует.
Я вздохнула и посоветовала себе быть терпеливой.
— Тебя звать как? — спросила я.
— Сашка.
— Вот что. Сашка, я тихо еду по своим делам, никому не мешаю и ни с кем не хочу связываться. Может, я не так взглянула или не так прошлась, приношу за это свои искренние извинения. С полтысячей «зеленых» у тебя в этом поезде проблем не будет.
— А у тебя какие проблемы? — хмыкнул он.
— Только одна, — ответила я, — Ты ошибся, я не шлюха…
— Я так и подумал. Слушай, мне плевать, кто ты, хозяину ты приглянулась и… — В этом месте он ухватил меня за плечо, скорее всего не собираясь предпринимать решительных действий, просто хотел, чтобы его слова скорее дошли до меня. В висках у меня застучало, к горлу подкатил ком, кончики пальцев закололо, и, тщательно выговаривая каждое слово, я произнесла:
— Убери руку, падла… — Ну и еще кое-что присовокупила из своего богатого лексикона.
В этот раз я справилась с собой довольно быстро, боль в висках отпустила, дыхание выровнялось, но все равно было уже поздно, парень стоял, вытаращив глаза, и пытался вернуть челюсть на ее законное место. Дураку ясно, и десятой доли сказанных слов хватит на то, чтобы скоренько очутиться где-нибудь под откосом в весьма плачевном виде.
— Извини, — с искренним сожалением сказала я и отправилась искать проводницу. Парень все-таки вернул челюсть на место и пошел в свое купе, слегка пошатываясь. Само собой, в чувство его сейчас приведут, и мало мне не покажется, так что следовало поторопиться.
Проводница готовила чай.
— Когда будет ближайшая станция? — спросила я.
— Так вам же до конечной? — удивилась женщина.
— Позвонить нужно срочно. Так когда ближайшая станция?
— В половине одиннадцатого. Стоим две минуты, так что вы…
Я кивнула, перевела взгляд на часы и заторопилась в купе. Под настороженным взглядом соседей собрала свои пожитки, вновь посмотрела на часы.
— Решили в другое купе перебраться? — не удержалась Ольга Васильевна.
— Возможно…
— Этот молодой человек заходил к нам, когда вы в ресторане были. Спрашивал, с кем едете и куда.
— Это мой знакомый. Снимал квартиру по соседству…
— Да? — Ольга Васильевна мне не поверила, что было неудивительно.
Олежка занял верхнюю полку, а его дедушка уткнулся в газету. Я ждала, напряженно прислушиваясь к голосам в коридоре. Народ устраивался на ночь, разговоры стихали, а я подумала: «Может, мне повезет?»
Поезд следовал точно по расписанию. В 10.25 за окном появились первые дома, указывающие на близость цивилизации, и состав сбавил скорость, а я, подхватив сумку, покинула купе. Не успела я порадоваться, что никого не встретила в коридоре, как дверь предпоследнего купе распахнулась и навстречу мне шагнул тип со шрамом, а я мысленно чертыхнулась. Отводя взгляд, я посторонилась, твердо нацелившись на выход. Он, конечно, увидел сумку в моих руках и спросил со смешком:
— Уже приехала?
— Точно, — не удержалась я.
Он вытянул руку, загораживая мне проход.
— Брось, — разглядывая меня, заявил он. — Все нормально, никаких проблем.
— Ага, — порадовалась я. — Я с детства доверчивая, — И попыталась выйти в тамбур, но руку он не убрал, и мне пришлось притормозить.
— Давно откинулась? — вдруг спросил он, а я, покраснев, пробормотала сквозь зубы:
— Да пошел ты… Руку он убрал.
— Оставайся, — сказал он спокойно.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Не ищу себе неприятностей…
В этот момент поезд качнуло, и он остановился. Тип со шрамом хмыкнул, покачал головой и дал мне возможность пройти.
— Ну, счастливо, — совсем как недавно охранник, сказал он, а я ответила:
— И тебе того же.
— Может, еще встретимся.
«Не приведи господи», — открестилась я, правда мысленно, и оказалась на пустынном перроне, закинула сумку на плечо и зашагала к зданию вокзала. Следующий поезд в нужном мне направлении приходил только утром. Вздохнув, я отправилась на автовокзал, там мне повезло больше, и через час я уже дремала в стареньком «Икарусе» по пути к дому. А утром купила билет на поезд до своего родного города и благополучно добралась до него в субботу около полудня.
Жара стояла как на юге, солнце палило нещадно, асфальт плавился под ногами. Я купила бутылку пепси и зашагала к стоянке такси. Очередь произвела на меня впечатление, я подумала, что сумка у меня легкая и не грех прогуляться по городу после пятилетней разлуки. Поднялась по широкой лестнице, прошла под аркой со старинными часами на башне, больше похожей на минарет, и вышла на проспект Мира. Взгляд мой задержался на табличке ближайшего ко мне дома. Улица Верхнедворянская — значилось на ней. Вот тебе и проспект Мира. Мимо прошмыгнул полосатый троллейбус, раньше таких у нас не было, по бывшему проспекту сплошным потоком шли иномарки, кое-где разбавленные старенькими «Жигулями» и «Волгами».
— Все меняется, — попробовала я настроить себя на философский лад и прибавила шагу.
Мой дед жил когда-то в двух троллейбусных остановках отсюда, в огромном доме, в котором в прошлом веке помещался то ли бордель, то ли гостиница. Дед рано овдовел и, должно быть, от тоски запил. Свою трехкомнатную квартиру выменял сначала на двухкомнатную, а потом оказался в коммуналке в своем же доме, только в первом подъезде, в компании с таким же алкашом. Умер дед во сне, как говорится, не приходя в сознание во время очередного запоя. И не успел, как ни странно, продать свою берлогу, а завещал ее мне, за что в настоящий момент я была ему очень благодарна.
Дом выглядел заброшенным, не красили его лет семь как минимум, фасад в трещинах, дверь подъезда без стекол… Впрочем, дело обычное. В подъезде, несмотря на жару, было холодно, я поежилась и по широченным каменным ступеням стала подниматься на второй этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта, звонков здесь сроду не водилось. Я толкнула дверь и вошла в длинный, метров шесть, коридор, в детстве мы звали его «кишкой». Коридор выходил к просторной кухне, слева дверь — в комнату соседа, ближе к кухне — дедова, то есть теперь уже моя.
— Хозяева! — гаркнула я, подняв голову к высокому потолку.
Дверь справа открылась, и появился неизменный дедов собутыльник Максим Павлович, или просто Палыч. Во всяком случае, гражданам прилегающего района он был известен именно как Палыч. Маленький, круглый и румяный, за пять лет он совершенно не изменился, несмотря на хронический алкоголизм и глубокие душевные переживания, связанные с отсутствием средств на очередную опохмелку.
— Виталик! — разведя руки для горячих объятий, завопил он, узнав меня.
