Татьяна Полякова - Фитнес для Красной Шапочки
— Андрюшке помочь обещал? А где визитка?
— На холодильнике. Мама принялась изучать ее.
— Я об этой фирме слышала. Очень серьезная фирма.
— А Пашка говорит — сплошной криминал, оттого-то хозяина чуть и не убили.
— Много твой Пашка знает. Думаю, Андрюшке стоит позвонить. — Я поморщилась, а мама насторожилась:
— Что?
— Он мне деньги предлагал. Две тысячи баксов.
— Зачем?
— Не зачем, а за что. За спасение, должно быть.
— Ты не взяла?
— Конечно, нет.
— Правильно, за спасение брать деньги неприлично. Хотя, если человек от чистого сердца…
— Мама…
— Что мама? Думаешь, мне легко видеть, как ты надрываешься? Бегаешь с института на работу, полы моешь. У нас в отделе девчонки расфуфыренные, а ты в сапогах, которые тебе в десятом классе покупали. Джинсы и две кофты — вот и все наряды.
— Мама… — повторила я и добавила мягче:
— Я не надрываюсь. И сапоги вполне приличные, мне их еще на пару лет хватит. Кофту я себе куплю…
— Ага. У нас долг за квартиру полторы тысячи, Андрюшке куртку надо, он же раздетый…
— Он на работу устроится и куртку купит.
— Ох, как без отца плохо… — Мама подошла ко мне, обхватила мою голову руками и прижала к себе. Я испугалась, что она заплачет, но в этот раз обошлось, мама гладила мои волосы и только вздыхала, а потом спросила:
— А этот Николай, он как вообще, молодой?
— Вроде бы…
— Что значит вроде бы? Сколько ему: тридцать, сорок, пятьдесят?
— Лет двадцать семь. Я не уточняла.
— Не женат?
— Мама… Мне неинтересно, женат он или нет.
— Он что, урод?
— Глаза, нос, уши… все на месте. Мама хихикнула, покачала головой и вновь спросила:
— Но он тебе не нравится?
— Ни капельки.
— Почему?
— Просто не нравится.
— Знаешь, что я тебе скажу, — главное, чтобы женщина нравилась мужчине, а все остальное… можно привыкнуть. Ну, вышла я за твоего отца по большой любви. И что? Осталась в тридцать лет с двумя детьми. Папаша копейки не прислал и ни разу не поинтересовался, как мы? Дохни с голоду, а ему и горя мало… вот и вся любовь. Ладно, — мама махнула рукой, — не взяла денег, и правильно. У бедных тоже есть гордость.
O гордости я особо не размышляла, но Мелех Николай Петрович, как значилось на визитке, мне не нравился, и с этим, как говорится, ничего не поделаешь.
На следующий день, вернувшись из института, я застала на кухне невероятную сцену: мама с Андреем пили шампанское, на столе стоял торт, разнообразная закуска, а лица обоих просто сияли от счастья.
— Что за праздник? — насторожилась я.
— Андрей работу нашел. Отгадай, сколько ему будут платить? Триста долларов, и это только в первое время.
Андрей подмигнул мне, я опустилась на табуретку рядом.
— Что за работа?
— Экспедитором. Конечно, командировки, но это ерунда, привыкну. Завтра выхожу.
— Как фирма называется? — Они переглянулись, не торопясь с ответом. Мне стало ясно, в чем дело, я кивнула и со вздохом заметила:
— Ты ему звонил.
— Кому? — нахмурился Андрей, но тут заговорила мама:
— Звонил, и что такого? Мы не милостыню просим, а работу. В этом нет ничего зазорного. Сейчас на хорошую работу просто так не устроишься. И вообще, я не понимаю, почему ты так против него настроена? Андрюша говорит, он приятный человек. Правда, Андрей?
— Да. Классный мужик, такими бабками ворочает, а разговаривал со мной запросто и даже до Двери проводил.
— Ладно, — кивнула я, — наливайте шампанского, будем праздновать.
Позднее, лежа в постели и укрывшись с головой одеялом, я попыталась понять, отчего я в самом деле настроена против этого Мелеха, но ответа так и не нашла. Возможно, сработало предчувствие, хотя тогда я еще не знала и не могла знать, что пройдет немного времени — и моя жизнь, пусть не очень веселая, но привычная и размеренная, полетит под откос и я не раз вспомню дождливый осенний вечер, свой дурацкий героизм, а точнее, глупость, и буду очень сожалеть, что нелегкая понесла меня гулять с Молчуном, сидела бы дома, глядишь, до сих пор жили бы спокойно…
Андрей начал работать у Мелеха, а тот стал частым гостем у нас в доме. Дошло до того, что прежде, чем идти домой, я непременно звонила маме, желая знать, не засиделся ли у нас благодетель, а если оказывалось, что и в самом деле засиделся, под любым предлогом отлынивала от дома. Разумеется, чем чаще приходилось придумывать поводы для того, чтобы избежать встречи с ним, тем больше он меня раздражал, пока дело не дошло до тихой ненависти.
Понимания в родном доме я не находила. И Андрей, и мама в один голос твердили, какой Николай Петрович замечательный, думаю, они лелеяли мечту о том, что я выйду замуж за богатого человека. За богатого я была не против, при условии, что он не будет вызывать у меня отвращения, так что случай с Мелехом был безнадежным, но родственники об этом не догадывались, а я старалась с ними данный вопрос не обсуждать.
Тут подошел мой день рождения. Сообразив, что визита дорогого гостя не избежать, я заявила, что тратить понапрасну деньги не хочу и отмечать день рождения не буду. Но мама с братом опять-таки в один голос твердили, что отметить его просто необходимо, а с деньгами проблем нет, так что экономить ни к чему. (Андрей действительно стал зарабатывать приличные деньги, а по нашим меркам, просто сумасшедшие.) Было ясно: родственники чего-то ждут от этого праздника, то есть надежды не теряют. Николай Петрович к тому моменту у нас так прижился, что разве только ночевать не оставался, называл мою маму «мамулей», отчего та радостно хихикала и целовала его бритую головушку, а он начал заводить разговор о том, что нам надо менять квартиру, наша никуда не годится, и в самом деле принялся что-то там подыскивать. Соответственно, я так распланировала свой день, что домой являлась только на ночлег и счастливо избегала встреч со спасенным. Это положение ни родственников, ни его самого, как видно, не устраивало, и теперь они делали ставку на торжество. Я им немного подпортила игру: отказалась от ресторана и пригласила институтскую группу в полном составе, девчонки у нас трещотки, и болтали мы только о своем, так что Николай Петрович сидел вроде свадебного генерала и, подозреваю, скучал, зато мне было весело. В подарок от него я получила золотые часы, что вызвало бурную радость у мамы и легкий шок у подруг. Николай Петрович, как всегда, никуда не торопился, гости разошлись, а он все сидел в кресле с постным видом. Я отправилась мыть посуду, и он появился в кухне следом за мной, а мама удалилась. Николай Петрович (из вредности я называла его только так, хотя разница в возрасте не была столь уж существенной и позволяла вполне демократично говорить ему «ты» и называть, соответственно, Колей), так вот, Николай Петрович устроился возле подоконника, закурил, а я мыла посуду и делала вид, что его присутствие меня не раздражает.
— Ты довольна? — спросил он, имея в виду празднество.
— По-моему, все прошло отлично, — отозвалась я. — Как вы считаете?
— Лишь бы тебе понравилось. — Он сунул руки в карманы брюк и уставился на меня, да так, что мертвого проймет. Я поспешила вернуться к посуде, но его взгляд жег мне затылок. Я мысленно чертыхалась и думала о том, что не худо бы ему провалиться вместе с часами и взглядами. Ночевать он остался у нас, правда, инициатива исходила от мамы.
— Куда ты поедешь на ночь глядя? — заявила она. — Андрюшка не придет (Андрей отправился провожать девчонок). К Надьке своей завернул, значит, до утра.
Николай Петрович согласился. Я хоть и не пришла в восторг, однако и пакостей от судьбы не ждала. Спали мы в одной комнате с мамой, а Николая Петровича определили на место Андрея.
Выпила я в тот вечер довольно основательно и оттого уснула как убитая, а когда проснулась, обнаружила рядом с собой Николая Петровича, который пытался слиться со мной в жарких объятиях. Поначалу я даже не испугалась, меня прямо-таки потрясла его наглость, и я подумала: теперь-то мои поймут, какую пакость пригрели, и ноги Николая Петровича в нашем доме не будет.
— Вы что, спятили? — сурово и громко спросила я.
— Да брось ты, — ответил он, намереваясь продолжить в том же духе, а я позвала:
— Мама…
— Ее нет, — усмехнулся он. — Ушла куда-то по срочному делу.
С полминуты я приходила в себя, ну а потом живо напомнила ему, что характер у меня с момента нашего трагического знакомства ничуть не изменился: изловчилась и съездила ему по физиономии, и не по-бабьи ладошкой, а так, как меня учил драться старший брат. А когда Николай Петрович, слегка обалдев от неожиданности, откатился в сторону, добавила ему ногой и заорала:
— Молчун, ко мне…
Песик тут же возник рядом, грозно рыча, хотя к моему врагу он успел привыкнуть, раз уж тот буквально жил у нас в доме, но, в отличие от родственников, сориентировался быстро.
— Катись отсюда, — сказала я дорогому гостю, — и чтоб я тебя больше не видела, не то собаку спущу.
