Темнее ночь перед рассветом - Вячеслав Павлович Белоусов
— Замолчи! — Данила не утерпел и выпрыгнул из ванной, растираясь полотенцем. — Она же сюда примчится. Сегодня же вечером, а то и утренним рейсом к полудню здесь будет!
— Исключено.
— Забыл ты Очаровашку, Сашок.
— Всё продумано до мелочей. Выйду я на своих ребят в авиации, не видать ей билетов в ближайшие недели. Распродадут на все рейсы заранее.
— Она поездом прикатит.
— И здесь устрою полный облом, будь спок.
— Ну раз уж ты такой Хоттабыч, — развёл руки Данила, — пообещай твёрдо отсрочку хотя бы недельки на две, пока Влад не заговорит по-человечески.
— А он уже завтра говорить с тобой будет.
— Что?! — подпрыгнул от радости Данила.
— Ну послезавтра. Врачи обещали к возвращению Вепря из Ташкента всё сделать. Важняку это очень важно.
— Но Вепрев в Афгане, ты вчера сам говорил.
— Сегодня вылетает в Ташкент. — Лыгин зашёл в ванную, заведя туда и друга за руку, включил душ на полный и в ухо шепнул: — Затевает Вепрь в Ташкенте большую игру. В Афгане всё удачно завершено. Теперь очередь ташкентских сволочей носом в пол упираться.
— Ты о чём?
— Не понимаешь?
— С трудом.
— Хорошо хоть, что с трудом, но врубаешься.
— Это поэтому ты воду на всю пустил?
Лыгин кивнул.
— И здесь слушают?
— Гостиница «Россия», мой дружок, — большой проходной двор, чтоб ты знал на будущее.
— И как же здесь?.. — Данила вдруг вспыхнул. — Что ж ты вчера разболтался? Забыл по пьяни?!
— А это видишь? — Лыгин вытащил чёрненькую штучку из кармана. — Глушитель! В розетку воткнул, когда требуется, и хоть любовью занимайся.
— У комитетчиков разжился? — позавидовал Данила.
— Не вашего ума дело, — ухмыльнулся Лыгин. — Пойдём завтракать.
В дверь действительно позвонили, вкатился столик, и длинноногая официантка, изящно изгибаясь, принялась расставлять на столе блюдца, чайник и кучу другой посуды.
— Ваш заказ? — кокетливо осведомилась она.
— Наш, наш, — кинулся наливать чай Лыгин.
— На эскадрон заказал, что ли? — оглядел заставленный закусками стол Данила.
— Ешь, отец, увидишь ли до вечера подобное. — Лыгин, допивая чай, крякнул и принялся за колбасную нарезку. — Сегодняшний наш день начнётся с переезда.
— Не понял?
— Перевожу я тебя на новое место жительства.
— По той причине? — кивнул Данила на карман приятеля, где покоился глушитель.
— И этой тоже, но не спеши, мой друг. Когда звонил Вепрев, он и намекнул про необходимость смены твоего проживания. Ну и я уж сам догадался, где тебе и безопаснее, и лучше будет.
Данила, недоумевая, поднял на него глаза.
— Ну, доедай скорей да пошли, — собирая остатки в кулёк, поторопил приятеля Лыгин, — остальным по дороге кормить тебя буду.
— А кофе? Чай? Попить чего-нибудь?
— Минералка в бутылке. — Александр кивнул на объёмный куль. — А кофейком тебя профессор угостит. Он любит принимать гостей из провинции. И торопись — нас машина заждалась.
Безумный день
В коридоре, пока шли, и потом, спускаясь вниз, Лыгин объяснил Ковшову причины его переезда в Институт повышения квалификации руководящих кадров Прокуратуры СССР.
— Здание неприметное, да и уголок столицы, где оно размещается, тихий и безлюдный, — терпеливо втолковывал приятелю Лыгин. — Ты в одну дверь будешь входить, пользуясь собственным ключом, и в ту же выходить. Но шастать, как блудливому коту, по городу из туристических или других каких-либо соображений, запрещается. Не возмущайся! — решительно обрывал он все попытки друга возразить. — Москву, слава Богу, ты назубок знаешь, Кремль облазил несколько раз, когда учился в этом институте, сам мне рассказывал, знаю. Поэтому сидеть тебе придётся в комнате одному, тихо; может, Владимир Иванович снизойдёт навестить и погутарить, но профессор предупреждён, так что беспокоить не станет, хотя уже объявил следователю Чернову, что тебя хорошо помнит, с особым удовольствием рассказывал, как ты воблой угощал друзей-товарищей, коллег по учёбе да приглашал к себе на волжские берега рыбу ловить.
— Значит, заточению в институтской общаге я товарищу Чернову обязан, следователю по особо важным делам? Лучше бы он весточку подал о происшедшем в метро! Пора бы.
— Не советую замахиваться на важняков, они даже Генеральному прокурору такого не позволяют.
— Неизвестность хуже всего! — посетовал Данила. — Они бы меня в состав следственной бригады включили, вот за это я был бы благодарен и Вепреву, и Чернову. Сидеть сложа руки и коньяк распивать — это не по мне. Ты же знаешь меня, Сашок, сколько лет я следствию отдал, прокурором района уже работал, а сложные дела часто брал в своё производство и до суда доводил.
— Ну и дурак! — хмыкнул тот. — Лучше бы воспитал побольше таких профессионалов, как сам. Нашёл чем хвастать! Дела он расследовал… Небось и обвиниловки сам катал?
— Писал сам и обвинительные заключения, — разговорился Данила. — Помню, в одной деревушке банда подростков повадилась нападать на любовные парочки, заезжавшие в рощицу ради утех. Не успевали те увлечься друг другом, как пацанва выламывала дверцы автомашин, мужику — в зубы дубьём, да так, что искры из глаз и память вон, а бабу всей гурьбой ублажить стараются. А те молчат, без угроз никуда не обращаются, поскольку он — женат, она — замужем. А общаться в рощу заезжали не любви ради, а страсти отдаться, на чужое потянуло, а чужое, сам знаешь, привлекает некоторых.
— Чего это тебя понесло? — расхохотался Лыгин. — Соскучился по дому?
— Сам раскочегарил, — пожал плечами Данила.
— Забудь. Здесь — монастырь.
— Особо отличившимся в поведении и учёбе Басков позволял. Помню, ко мне Очаровашка на неделю приезжала, так Владимир Иванович не поскупился — комнату в общаге отдельную выделил на всё время. Я ей тогда всю Москву показал. Впечатлений было!.. Она ведь впервые столицу увидела, вот уж потом рассказов было в детском саду ребятишкам!
— Да, было время… — вспомнив своё, загрустил и Лыгин. — Мы, бывало, с Анькой… — и смолк, проглотил ком, застрявший в горле. — Прошла жизнь!
— Чего это ты себя хоронишь?
— Ладно. Меняй тему.
— Так я про Чернова начал, а ты меня сбил.
— У умного дурак всегда найдётся, — хмыкнул Лыгин. — А про Чернова я тебе вот что скажу, мил-дружок…
За разговором приятели не заметили, как вышли из гостиницы, сели в поджидавший их автомобиль и, промчавшись по городу, подъезжали уже к институту.
Лыгина качнуло на повороте, он прижался к товарищу и успел шепнуть ему на ухо:
— Жутко он переживает за тебя.
— За меня? — обомлел Данила.
— Стоп! — поднёс палец к губам приятель. — Со мной он уже беседу соответствующую провёл. Расслабился, разболтался я с тобой. А времена-то не те.
— Что? И у вас?!
— А помнишь,
