Наталья Александрова - Логово скорпиона
— Тихо! — зло остановила его Рита. — Люди спят, а ты здесь вопишь, как поросенок. И ведешь себя не лучше. Она, между прочим, твоя мать. И я не уверена, что она еще жива. И про Ляльку — я тоже ни в чем не уверена…
— Ты это серьезно? — спросил Сергей недоверчиво, но в его голосе прозвучал настоящий испуг.
— Очень серьезно. И тот человек, с которым ты сейчас столкнулся в подъезде, ко всей этой истории имеет самое прямое отношение. Поэтому не только мне, но и тебе теперь лучше домой не возвращаться. Подозреваю, что он сейчас притаился на лестнице — слава Богу, квартира у нас на сигнализации и попасть в нее не слишком просто, — притаился и ждет…
— Кого ждет? — испуганно спросил Сергей.
— Тебя или меня, — Рита пожала плечами, — ему, в общем-то, все равно. Захватит меня — хорошо, захватит тебя — выманит меня как на приманку. Так что сейчас нам надо где-то отсидеться. Есть у тебя какое-нибудь место, куда можно завалиться посреди ночи?
Там я тебе подробнее про все расскажу…
— Есть! — Сергей неожиданно ухмыльнулся. — Только ты не пугайся…
— Что, какая-нибудь наркоманская малина? — осторожно поинтересовалась Рита.
— Нет-нет, поехали, там увидишь.
Рита выглянула в окно, чтобы убедиться, нет ли на улице слежки. Но Сережка прижал палец к губам и вполголоса сказал:
— Из этого дома можно выйти на другую сторону. Там мы ни с кем не столкнемся.
Он спустился на первый этаж и толкнул обшарпанную дверь под лестницей, которую Рита приняла за вход в подвал или бывшую дворницкую. За этой дверью оказался низкий сводчатый коридор, который привел их к выходу на соседнюю улицу. Рита остановила частника, Сергей назвал адрес:
— Московский проспект, возле «Электросилы». Там больница имени Третьего Интернационала.
— Знаю, — кивнул немногословный седоватый водитель, — она теперь имени святой Евфросиньи.
Машина помчалась по ночному городу. Доехали до места. Сережа пошел вдоль высокого бетонного забора больницы. Завернув за угол, он указал Рите на довольно широкую щель:
— Ну, Ритка, ты нетолстая. Пролезешь… — и нырнул в темный лаз.
Рита, плюнув на Маринкин костюм и приличия, последовала за ним. За забором они еще некоторое время шли между темными больничными корпусами, пока не приблизились к одноэтажному неказистому дому, стоявшему чуть на отшибе. Сережка подошел к окну и постучал в него условным стуком.
Дверь приоткрылась, и хриплый заспанный голос недовольно произнес:
— Кого черт принес посреди ночи?
— Свои, Фюрер, — отозвался Сережка. — Друзей не узнаешь? Пусти нас с сестрой переночевать, у нас проблемы.
— А, это ты, Серый!
Дверь распахнулась шире, и они вошли внутрь.
В доме было темно, и сначала Рита ничего не смогла разглядеть, но зато в нос ей ударил отвратительный тяжелый запах, ядовитый и удивительно знакомый, вызывающий воспоминания о чем-то очень неприятном…
— Чем это пахнет. Сережка? — спросила Рита вполголоса. — Куда ты меня привел?
— Я тебе говорил — не пугайся, — с дурашливым смешком отозвался Сергей, — сейчас Фюрер свет включит…
Хозяин действительно щелкнул выключателем, и помещение залил мерцающий свет люминесцентных ламп.
Рита обмерла: огромная комната была заставлена металлическими столами, на которых, заботливо укрытые простынями, лежали покойники.
— Господи! — вскрикнула Рита. — Что это?
— Морг, — невозмутимо ответил негодяй-племянник.
— Сестра, говоришь? — недоверчиво осведомился хозяин.
Рита наконец разглядела его. Высокий, рыхлый, с нездоровым бледным лицом и длинными сальными волосами, он производил удивительно неприятное впечатление. Рваные, неаккуратно залатанные джинсы с бахромой понизу и серый мятый халат довершали его облик.
— Сестра, говоришь? — повторил Фюрер. — Ну-ну… Нервная она у тебя.
Повернувшись к Рите, он представился:
— Эрик. Я здешнюю публику сторожу. Ты их не бойся, они совершенно безобидные. Самая лучшая компания: вреда никакого, лежат себе тихо, если им что-нибудь говоришь — внимательно слушают. Лучше, чем живые. Живые — те все время перебивают, и вечно от них какой-нибудь пакости ждешь.
— А почему — Фюрер? — полюбопытствовала Рита.
— Фамилия у меня — Геринг, немец я. Вот эти придурки и прилепили. — Фюрер махнул рукой на Сережку. — Ладно, пошли в мою берлогу, а то клиентуре спать мешаем.
Фюрер открыл обитую жестью дверь, и все трое вошли в комнатушку, где помещался топчан с неопрятным сальным тюфяком, колченогий письменный стол и самодельная книжная полка, заставленная потрепанными томами с немецкими по преимуществу надписями на корешках.
— Я из поволжских немцев, — пояснил Фюрер, хотя никто его ни о чем не спрашивал. — Вот, собираю всякие издания об истории немцев в России, не только книги, — он показал на Картонную коробку в углу, — есть рукописи, письма, воспоминания. Когда-нибудь напишу большую книгу.., или музей устрою. Ладно, ребята, вы тут устраивайтесь…
— Где? — спросила Рита с отвращением. — Тут же только один топчан!
— Фюрер, — терпеливо проговорил Сергей, — я ведь сказал, что это — моя сестра!
— Правда? — Эрик пожал плечами. — Ну, у меня есть еще раскладушка.
— А ты-то сам?
— Да я ночью не сплю, я ночью работаю. — Он указал рукой на заваленный бумагами стол. — Вы не бойтесь, у меня лампа слабая.
Вам не помешает;..
Рита с ужасом посмотрела на тюфяк, он был на вид таким неопрятным… Да нет ли в нем насекомых?
Однако она так устала, что сделала над собой усилие и прилегла на топчан, а как только прилегла, так мгновенно и провалилась в сон, не обращая внимание на свет лампы и разговоры.
Она проснулась глубокой ночью. Сережка посапывал на раскладушке, лампа была прикрыта серой от грязи тряпкой, чтобы свет не мешал спящему. Фюрер тихонько листал страницы в папке.
Первая усталость прошла, и на Риту нахлынули тревожные мысли.
Значит, Антон оказался не тем, за кого себя выдавал. Теперь Рита вспомнила, что он никогда не рассказывал ей о своей жизни с Маринкой. Она-то, дура, сама переводила разговор на другое, ей, видите ли, было неприятно, что он вспоминает бывшую жену. Впрочем, он мог трепаться о чем угодно, Рита была озабочена тогда только одним — как его очаровать. Стыдно признавать, что была такой идиоткой, но, очевидно, у пославших Антона расчет был именно на это — уж больно хорош он внешне.
Значит, его послали выяснить, кто такая Рита и не знает ли она чего-нибудь опасного, а также не собирается ли она эти сведения передать в официальные органы. Но откуда они вообще узнали о Ритином существовании?
Он позвонил сразу же после того, как Рита поругалась насмерть с гадюкой Светланой Федоровной, Маринкиной свекровью. Все подробности встречи с Ритой та, очевидно, вытрясла из своего Женечки накануне. И ведь вопрос с разрешением для Ляльки так и остался открытым, надо отдать должное гадюке Светлане — она держалась твердо и не призналась, что приложила руку к отъезду невестки. Но кроме нее — некому. Значит, у нее есть какая-то связь с агентством? Это же надо так ненавидеть невестку, чтобы даже связаться с криминальными личностями!
Рита представила маленькую головку на длинной сухой шее, пронзительный взгляд сузившихся глаз и поняла, что эта ведьма, чтобы избавиться от Маринки, могла послать ее даже на смерть, не дрогнула бы у нее рука!
— Ты что ворочаешься? — окликнул Риту Фюрер. — Не спится?
— Нервничаю, — призналась Рита.
— На-ка вот. Затянись. — Он протянул ей самодельную сигарету.
— Что ты, — испугалась Рита, — не нужно травки.
— Нужно, — строго сказал Фюрер, — чтобы расслабиться. Не бойся, с одного раза ничего не случится.
Преодолевая брезгливость, Рита затянулась сигаретой и тотчас же провалилась в сон.
* * *Рите казалось, что она только что заснула, а над ней уже стоял Сережка и тряс за плечо.
— Эй, ты что, вечным сном уснула? От этих заразилась, которые в соседнем зале?
— Чего спать не даешь, — проворчала Рита. — Только легла…
— Ничего себе, только легла! Первый час уже! Дня, а не ночи!
Рита со стоном приподнялась и огляделась.
При свете дня комнатенка Эрика казалась еще теснее и неопрятнее, чем ночью. Сам хозяин куда-то ушел. Мучительно хотелось принять душ, но пока об этом приходилось только мечтать. Рита попросила Сережку отвернуться и переоделась в джинсы и свитер. Костюм, вчера еще довольно приличный, годился теперь только на огородное пугало.
Сережа нашел у Эрика кипятильник, банку растворимого кофе и пачку печенья. Как только запахло кофе, дверь открылась и появился Фюрер. Он тоже при свете дня казался еще противнее. Мучнисто-белое лицо делало Эрика похожим на его немногословных подопечных. К тому же этот жуткий запах немытого тела и формалина… Впрочем, Рита понимала, что в ее положении выбирать не приходится, и постаралась подавить рвотные позывы. Чашка крепкого кофе несколько примирила ее с жизнью.
