Боб Джадд - Трасса смерти
— Пока никаких. Мне не полагается смотреть ТВ или водить машину в течение двух дней. Полагаю, это я вынесу. Единственная серьезная боль — сидеть в кресле рядом с Сьюзен, когда она ведет машину. Почему-то не горю желанием умереть молодым.
— А брось ты, Форрест! Мы не вылезали с третьей.
— Сьюзен переключается на третью при восьмидесяти пяти милях в час, — пояснил я. Сьюзен мило улыбнулась Алистеру.
— Да я знаю, — сказал тот, обнимая Сьюзен. — Я знаю…
Он подошел к компьютеру, включил его и сел перед ним.
Экран засветился синим, красным и зеленым.
— В будущем не надо будет путешествовать по дорогам, Форрест, и все эти штуки, — он махнул рукой в сторону своих моделей, — станут ненужными. Это звучит странно, но мы недалеки от того дня, когда за рулем окажется компьютер. Это более экономно и несколько безопаснее.
— Можно даже будет сексом заниматься через компьютер, — сказала мне Сьюзен, оглянувшись через плечо. — Так будет намного безопаснее.
— Я бы не против, — вставил Алистер.
— А как насчет бешеных собак? — спросил я. — Они тоже будут безопаснее?
Алистер перевел взгляд на меня:
— Какие бешеные собаки?
— Помнишь, что случилось, когда убили Фила?
— Да, я видел, как это произошло, Форрест. Но я далек от уверенности в том, что это было на самом деле. Ты не против, Сьюзен, если мы поговорим о прошлом?
— Не беспокойся обо мне: все кончилось несколько недель назад. И я устала от людей, осторожничающих вокруг меня. Не знаю, что я могу добавить. Кроме того факта, что Фил не мог встать на пути гоночной машины. Ни под каким газом.
— На нем были наушники Алистера, — напомнил я. — Точно так же, как и вчера на мне.
— Ты же просто сделал шаг назад. — Алистер выключил компьютер, встал и подошел к одному из своих бипланов. Крутанул пропеллер.
— Боюсь, что не так, — ответил я. — Я пытался разобраться, и в результате получается ерунда. Я знаю, что видел собаку, но не могу сказать, что это было на самом деле, потому что не могу описать ее внешность. И что там на выездной дорожке делала собака? Я пробовал вспомнить, на что она похожа, и просто не мог. У меня было ощущение, что это большая и быстрая собака, и я знал, что она бежит ко мне слева снизу и рвется к моему горлу. Я слышал ее и думал, что вижу, но не мог ее увидеть. Она до чертиков напугала меня. Все это вместе имеет какой-нибудь смысл, а?
Сьюзен ответила:
— Нет, если ты говоришь о Филе. Возле Фила нигде не было ни единой собаки. Я смотрела видеозапись. Кроме того, их и не допускают в ангары.
— Да. Но то, что ты говоришь, Форрест, — сказал Алистер, — имеет смысл. Ты слышал о виртуальной реальности?
— Только когда ты твердил это раз по шесть в день.
— Ладно, чтобы понять, что это такое, надо вернуться к материалам по Хейлиговской конвергенции в Мексику в пятидесятых годах и в Эймсовский научно-исследовательский центр НАСА в Маунтин-Вью, Калифорния, в восьмидесятых годах за первыми прототипами.
— Мне это не надо понимать, — прервал я его, — я просто хочу знать, что произошло.
— То, о чем мы здесь говорим, — есть зрительная адаптация звука.
— Алистер! — предупредила Сьюзен.
— Тогда, может, вы предпочтете объемный усилитель восприятия?
— Я предпочел бы что-нибудь попроще. Без науки.
— Ладно, стереозвук вам известен. Ты слышишь в каждом ухе разные звуки и разную тональность. Как, например, сидя в концертном зале. Если, конечно, ты не в наушниках, которые, в отличие от динамиков, обеспечивают неизменное восприятие звука, даже если крутишь головой. Так вот недавно создано оборудование, с помощью которого удалось воспроизвести мнимую реальность. Звук адаптируется в зрительное восприятие так, словно он исходит от реального предмета. Например, ты слышишь, как к тебе слева бежит собака, которой нет, ты поворачиваешь голову, а звук такой, что она прыгает на тебя, и ты представляешь все это.
Это длилось не долго.
— А ты бы и не поверил, если б это тянулось долго. Секунда-две — вполне достаточно, чтобы повернуть голову и подумать, что пора уносить ноги. Здесь есть и другая сторона вопроса. Угол зрения человека по горизонтали составляет примерно сто восемьдесят градусов. Если что-то происходит за пределами твоего зрительного восприятия, то самая важная информация в этом случае — звук. Ты поворачиваешься к источнику звука и слышишь, как он приближается прямо на тебя, — реальность очень убедительна.
— Кто-то следил за мной.
— Должно быть. Это необходимо было рассчитать. Ты понимаешь, надо быть готовым выйти в эфир, когда машина начинает выруливать на выездную дорожку.
— Но я не думаю, что за мной следили. По-моему, следили за тобой.
Алистер ответил:
— Похоже, что они в самом деле кретины. Я же совсем не похож на тебя!
— Может, они кретины. Или, может, они просто не знали, что твои наушники надел я. Как хорошо ты знаешь Сэма Нотона?
— Оставь Сэма в покое! — приказала Сьюзен. — Сэм — нормальный парень.
— Послушайте, а что, если я проверю, готов ли у Мерри чай? — предложил Алистер. — Это займет какое-то время.
Глава 17
— Еще кусочек? — это спрашивает Том Каслмен тоном монарха Британской империи. Не голос, а чистое золото под бархатным плисом. Звуками своего голоса он в прежние времена завораживал банкиров Нью-Йорка. Предложенный кусочек был от морского окуня — такой сочный, гладкий и светлый, что можно было и не заметить, что он слегка пережарен.
— Да нет, спасибо, я больше уже не могу, — поблагодарила Сьюзен, наклонившись вперед и выбирая себе порцию. На ней было короткое шелковое летнее платье цвета морской волны, с низким вырезом, а сквозь вырез видны были ее полные груди.
— Тогда вы тоже присоединяйтесь, Форрест! Честное слово, жалко выбрасывать такую прелесть. Его привезли сегодня утром рейсом «Эр-Мексико». Может, еще вчера плавал этот окунь где-нибудь у берегов Вера-Крус. — Он извиняющимся жестом развел руки. — Если б я позволил, они б каждый день заваливали меня такими вещами. Как-то я внедрял один проект по рыболовству вместе с маленьким чудесным человеком по имени Ренальдо Рамирес, бывшим в то время министром сельского хозяйства Мексики, и вот с тех пор он время от времени шлет мне угощения как скромный жест благодарности. Проект этот все еще в начальной стадии, но когда он заработает… — Том развел руками, показывая, какими обильными обещают быть прибыли. — А как насчет еще одной креветки, Сьюзен? Они очень вкусны, не правда? Хотя я сам предпочитаю те, что поменьше. Давайте, давайте, Эверс, несколько кусочков не повредят. Иначе Маргарет выбросит их на свалку.
Вы бывали в Мексике? — спросил он, переключая все внимание на Сьюзен. — Не верьте ничему, что о ней услышите. Если серьезно, это самая замечательная страна в расцвете своего развития. Настоящий экологический рай! Вам надо обязательно побывать там. Может, как владелец команды вы, Сьюзен, могли бы объяснить мне, почему в наш век люди все еще любят глазеть, как машины носятся по кругу и жгут органическое топливо? Или почему такие мужчины, как Форрест, садятся в них и набивают синяки на боках. Это мне вообще представляется бессмысленным!
— Мне бы очень хотелось побывать в Мексике, — ответила Сьюзен. — Но мои дети вряд ли захотят остаться одни.
— У вас есть дети! Серьезно? Я даже и не предполагал! Наверное, их не много, да? Я бы вам дал не более двадцати пяти.
— Двадцать восемь, — сказала Сьюзен. — И двое детей.
— Ну так что же, возьмите их с собой! В моем доме всегда бегают дети. — Том Каслмен улыбнулся своей неторопливой довольной улыбкой. Так улыбаются перед тем, как ударить. Я все никак не мог решить, сколько же ему лет. У него была все еще стройная атлетическая фигура, слегка выпуклые карие глаза, похожие на оптические линзы, под густыми бровями. Но животик вот округлился, а плечи начали сутулиться. На тыльных сторонах рук виднелись пигментные пятна — признак возраста, а прилизанные волосы стали седеть и выпадать. Словно половина шевелюры ушла на пенсию.
Мне бы стоило догадаться, что он предложит пообедать. В старые добрые времена у него никогда не было времени на обед. Как-то несколько лет назад, когда он нанял меня по контракту по всяким спонсорским делам и я предложил переговорить за обедом, он ответил:
— Если хочешь пообедать, пригласи одну из моих бухгалтерш. Она сможет тебе рассказать все, что я хочу.
Внизу за пределами типичного английского парка, с его строгими газонами в обрамлении аккуратно постриженных кустарников, несла свои воды сквозь английскую глубинку Темза. Был теплый солнечный день, и мы сидели на террасе перед Бернхемом — английским загородным домом Каслмена. Таким же, как его дома в Бель-Эр, или в Мауи, или в Нью-Йорке, или в Киото, или как тот грандиозный дворец, который он строил последние пять лет на тихоокеанском побережье Мексики.
