Андрей Троицкий - Лобовое столкновение
Но Килла не хотел успокаиваться.
— Если будешь слишком много думать, мозги встанут раком, — крикнул он. — Мыслитель. Лошади пусть думают, ты соображай!
— Да чего ты гонишь порожняк? — Рама терял терпение. — Откуда Кот знал, что все так получится?
— А кто знал, бля? — Килла махнул рукой, едва не опрокинув бутылку. — Гасимся тут, как мыши.
— Чего ты предлагаешь? — Рама тоже начинал злиться. — Обратно в Москву мотнуть?
Килла повернулся к Ошпаренному, неподвижно лежавшему на диване.
— Нет, Димон, ты мне объясни, как можно из-за этой фигни в такой замес попасть?
Оттолкнувшись локтем, Димон приподнялся на диване и неизвестно кому погрозил кулаком.
— А чего бы ты делал, Леха? — он шмыгнул носом, потянулся за сигаретой, задымив, снова повалился спиной на диван. — Тебя подрезают. Выходят пятеро лбов. Вырубают ударом исподтишка. Я очнулся на асфальте. Смотрю вокруг: ни мерина, ни ключей. Ничего, бля… Ну и к кому мне надо было идти?
— Все правильно, — кивнул Рама. — Правильно сделал.
Ошпаренный снова привстал, рванул рубашку на груди, словно хотел разодрать ее до пупа.
— Да если бы я знал, что такая херня вылезет… Да хрен бы с ним, с этим мерсом. Пропади он пропадом.
— Ладно, Димон, не заводись, — сказал Килла. — Да я за твой мерс еще десятерых таких уродов положу. Нормальный у тебя такой мерс. Был.
Помолчал минуту и шлепнул ладонью по колену Рамы.
— Петруха, а поедем телок снимем? Чего дома сидеть?
— Поехали, — пожал плечами Рама.
Ошпаренный, сунув в рот таблетку обезболивающего, запил ее глотком пива и отвернулся к стене. Бок болел так, будто под одеяло забралась злобная собачонка и покусывает его свежее мясо. Боль простреливала в бедро и опоясывала поясницу. Димон думал о том, что звезда, под которой он родился, оказалась проклятой. И это проклятье никакими силами не отведешь. И вот еще друзья проявляют заботу… Все, как один, ноги вставляют. Коту приспичило подумать о делах скорбных, этим не терпится на телок лечь. А ему оставаться один на один с этой болью, дохлым телевизором, мышами и со своими воспоминаниями, которые хуже мышей и боли. Натуральный сволочизм.
— Суки же вы, — сказал он. — Если бы кого из вас так зацепило, я бы…
Димон понял, что разговаривает с пустотой: в комнате уже не было ни души.
Ольшанский выбросил окурок через опущенное боковое стекло. «Жигули» стояли неподалеку от дома, где вчера нашли приют Кот и его компания. До этих подонков рукой подать, достаточно перейти небольшой скверик, засаженный чахлыми деревцами и загаженный собаками, подняться по лестнице на третий этаж, и он у цели.
Толмач испытывал прилив сил, руки чесались вытащить из-под ремня полуавтоматический пистолет девятого калибра, войти в подъезд и кончить дело за пару минут, собственноручно перестрелять всю эту компанию, наверняка не готовую к сопротивлению. А раненого Кота вывести за город. Возможно, когда в лесу сойдет снег, в овраге найдут обезображенное мужское тело со следами пыток. Кончив с Котом, ударить по газам бумера и вихрем долететь до Москвы. Как хочется кончить все сейчас, сегодня, цель так близка… Бороться с этим навязчивым желанием трудно, но Толмач хорошо знал собственную натуру, слишком расчетливую, чтобы в последний решающий момент наделать кучу глупостей.
Ольшанский, повернув голову, смотрел, как к подъезду подходят Рама и Килла. В прозрачным пластиковом пакете пузырь водки, пивко, пара банок консервов и еще какой-то бумажный сверток. Слишком бедная закусь на четверых мужиков.
— Они наши, — сказал Ольшанский, ни к кому не обращаясь, уговаривая самого себя не пороть горячку. — Немного терпения — это все, что сейчас требуется. Интересно, что на уме у этих сукиных детей? Что они задумали?
— Тут все ясно: хотят отсидеться в этой дыре, — ответил Жора Шелест, постукивая пальцами по баранке и провожая взглядом Раму и Киллу. — Своего дружбана парни не застали на месте. Решили пожить на съемной хате. А там что-нибудь придумается.
На заднем сиденье Тик-Так, открыв карманный компьютер, играл в шахматы. Партия оказалась скучной, так всегда, когда рядом нет достойного соперника и приходится соревноваться с этой машинкой, включив седьмой уровень сложности. Утром он навел справки о бабке, которая сдала квартиру приезжим. Так, на всякий случай. Вдруг старая ведьма родственница кого-то из парней. И на этом можно сыграть, повернув обстоятельство в свою пользу. Не тут-то было. Оказалось, бабка месяц назад похоронила единственного сына туберкулезника, темного алкаша, занимавшего эту конуру. Кот и его компания первые постояльцы у бабы Стеши.
— У них каждая копейка на счету, — сказал Тик-Так, передвигая ладью по виртуальной шахматной доске. — За однокомнатную квартиру бабка спрашивала смешные деньги. И все равно старуха уступила, сбросила цену. Значит, парни на нуле. Единственное, что у них есть — это бумер. Но загнать такую тачку без документов в небольшом городке они не смогут. Ни при каких обстоятельствах. Покупателя не найдется. Кроме того, они тут никого не знают. Их единственный друг Сергей Букин и сегодня не появился. Возле его дома ошивается местечковая братва. И, кажется, все настроены очень решительно.
— Короче, что ты предлагаешь? — Ольшанский не любил долгих рассуждений.
— Они в цейтноте, лучше всего подождать следующего хода, — Тик-Так двинул вперед королевскую пешку. — Или… Решить все просто и эффективно. Дождаться темноты. Когда компания соберется вместе, войдем в квартиру и все сделаем. Кота вывезем на джипе за город. Живого. В багажнике саперная лопатка и садовые ножницы. Пусть ответит за беспредел.
Толмач промолчал. Эту же мысль он сам долго обсасывал, поворачивая и так и этак, и пришел к убеждению, что вариант так себе, не блестящий, скорее наоборот, чреватый осложнениями. Дом старый, перекрытия деревянные, полы сгнили, значит, слышимость хорошая. Если повезет и удастся войти в квартиру тихо, дальше наверняка начнется большой кипеш. Рубль за сто, у Кота и приятелей есть стволы. Еще не известно, кто кого почикает к такой-то матери. Так или иначе, пальбу услышат соседи. Телефонов в доме нет, но всегда найдется какой-нибудь легкий на ногу сукин сын, самый ушлый жилец, который добежит до ментовки через минуту-другую. Тут и бегать не надо, черепашьим шагом дотюкаешь. Вон он, прямо под носом, опорный пункт милиции, в котором всегда, днем и ночью, торчит дежурный. Нужно лишь сквер перейти.
Тик-Так, заглянув в ментуру, прикинулся лохом, который хочет оформить прописку, но не знает, как это сделать, с чего начать. Потрепался с дежурным и выяснил кое-что. По словам Тик-Така, ментов, как правило, двое-трое, в часы, свободные от приема населения, они коротают время за картами или стучат по столу костяшками домино. Вооружение обычное: табельные «пээмы», на видном месте, за откидной решеткой, закрывающей нишу в стене, висят две «сучки», укороченные Калашниковы. К ментам просто так не подвалишь. Кинув на стол пару рваных, не попросишь их посидеть в своей конуре, не высовываться на улицу лишние пять минут, пока идет пальба.
Если на ночь в дежурке останется всего один мент, угомонить его просто. Но это будет хреновая грязная работа. Мертвый мент — уже проблема. И черт угораздил этих придурков снять хату в двух шагах от ментовки. Будто во всем городе не нашлось другой съемной хаты. Пока время есть, надо обдумать другие варианты.
Ольшанский сунул в рот сигарету, но забыл поднести огонек. Из подъезда вышел Кот. Постоял, осмотревшись по сторонам, взглянул на облачное небо и неторопливо зашагал вдоль дома.
Ольшанский повернулся к Жоре Шелесту.
— Надо пропасти этого козла стебанутого. Дуй, как ветер в паруса. А мы пока тут потремся. Если вернешься и нас не найдешь, оставайся на месте, жди. Подсосемся позже и тебя подхватим.
Жора, не говоря ни слова, вышел из машины, надвинув козырек кепки на глаза, пересек сквер, вразвалочку побрел за Котом, сохраняя почтительную дистанцию.
— О чем думаешь? — спросил Ольшанский Тик-Така, когда надоело молчать.
— Теперь или вообще?
— Вообще.
— Думаю скопить денег, отойти от дел, — ответил Тик-Так. — Куплю себе дом за городом, где-нибудь в ближнем Подмосковье. Куплю кресло-качалку и сидушку с подогревом. Она будет греть мои чресла и задницу, промерзшие на Колыме.
— И сколько еще требуется денег, чтобы ты мог осуществить мечту?
— Три года работы. При условии, что заказы будут выгодные. Раньше я работал только на одного хозяина. Сделал много чего… Но этот хрен оказался таким скупым, что снашивал рубашки до тех пор, пока манжеты не становились махровыми. Но мог запросто оставить в казино толстую пачку зеленых. На рулетку денег не жалел.
— Да, я об этом слышал, — кивнул Ольшанский. — Ты был при делах у одного поца, который любил деньги больше жизни. Выполнял деликатные поручения. Интересно, почему ты до сих пор жив? Не хочу тебя обидеть, но ты это знаешь не хуже меня: исполнители это съемные винтики, разменная монета. Всего лишь.
