Виктор Галданов - Банка для пауков
— Вообще-то должности не наследуются, — заметил Руслан, — на должности назначают. А наследуют титулы: скажем, граф, герцог, король… Нет, слушай, никто не против того, чтобы Тенгиз получил папин дом, сад, машину, дачу. Он может и любовницу папину взять. Но мы ему не бляди, чтобы ему наши ж… подставлять. Не так разве?
Собравшиеся зашумели. Тенгиз побагровел.
— Нет, пускай он сам скажет: он сам хочет занять папино место? — спросил Папазян.
Тенгиз посмотрел на председателя.
— Что за вопрос? Хочу — не хочу! Я его займу, потому что это место мое. Оно принадлежит мне. Я имею во всех делах братвы с пятнадцати лет. Отец готовил меня к руководству и я буду руководить, чего бы это мне не стоило.
— Тенгизик, мальчик мой, — со всей возможной мягкостью сказал Мирза-ага, — будь благоразумным. Никто не говорит, что ты глупый или наглый, или не умеешь руководить. Может быть, ты и станешь со временем хорошим руководителем. Но, пусть тебе подтвердят все здесь присутствующие, что никогда не сможет руководить тот, кто не умеет подчиняться. Ты был активен, да, но ты никогда не был руководителем. И никогда никому не подчинялся, кроме своего папы. Мы знаем также, что ты никогда серьезно не занимался делом.
— Я начну им заниматься сейчас.
— Но у тебя нет еще опыта, — возразил Папазян. — Если ты претендуешь на право управлять такими важными делами, то ты должен еще и уметь управлять. Возможно, ты и имеешь эти способности, но это не доказано, ты их еще ни в чем не проявил. Возможно, со временем, ты их проявишь, но мы должны все решать здесь и сейчас.
— А я тебе говорю, что я умею управлять людьми! — выкрикнул юноша едва ли не со слезами в голосе.
— Вот и управляй людьми, — в тон ему бросил Гора, — а собой я буду сам управлять.
Это была серьезная угроза, поскольку Гора отвечал за сбор дани с проституток нескольких самых фешенебельных отелей.
Моисей Фраэрман ничего не говорил. Он ждал, когда за него все скажут остальные.
— Это правда, — ударив кулаком по лавке сказал Дато Марагулия, — что мой племянник не имеет опыта, но у меня он есть. Я был советником у Вано, буду советником и у Тенгизи, мы оба этого хотим.
Снова Фраэрман промолчал, так как видел, что готовится выступить Булгахтер и похоже сейчас все сделает за него.
— Дато, — сказал Булгахтер, — мы все доверяли вам. Вы были ценным советником дорогого Вано, но ведь вы не были руководителем. А ваши, но есть, наши, люди нуждаются сейчас в руководителе, сильном и опытном.
— И чистоплотном, — добавил Федот, выпустив из обеих ноздрей две струи табачного дыма.
— Что ты сказал? — изумился Мурадик.
— А что я такого сказал? — переспросил Шелковый. — Ничего. Я просто сказал, что нормальный руководитель не должен левачить от своих подчиненных.
Тенгиз смотрел на него так, что если бы все они не сдали оружие при входе, за жизнь Федота никто не дал бы гроша.
— Сейчас только бабушки на рынке не знают, что в ночь, когда его убили, Вано, получал трэк с «базой». И встречал трэк его сынок. А «базы» было совершенно безумное количество — то ли пять тонн то ли десять. Все это делалось втайне от братвы. И этот, мля, будущий руководитель и слова не сказал ему, что, мол, батяня, нехорошо так поступать, не по понятиям. Делиться, мол, надо с теми, кто за тебя свою грудь под стволы подставлял…
Рука Валико на его плече казалась Тенгизу буквально каменной. И чем сильнее он напрягался, пытаясь вскочить и броситься на Федота, тем тяжелее эта рука казалась.
Затем слово взял Моисей Лазаревич и прочувствованным голосом произнес, что не думал, дожить до такого позора.
— Я все мог пережить, — бурно возмущался он, — но не эту гнусную минуту, когда услышал столь чудовищные обвинения в адрес нашего покойного друга. Не успела еще высохнуть земля на его могиле, как на его грешные кости излился шквал столь низкой клеветы, что я подумал: а те ли это люди, что ели с нашим Вано шашлыки и пили вино, крестили своих детей, целовались с ним при встрече… Да как у тебя только язык повернулся, Федька, бессердечный ты щенок, я ведь тебя помню пацаном, как ты торговал планом на Дорогомиловском рынке! И ты думаешь, что наш Вано утаил бы от нас эти деньги? Да, он пустил товар не обычным путем. Но почему — кто-нибудь задавался мыслью? Да только потому, что хотел спасти чьи-то жизни — может и твою Федька. Потому что товар обложили сразу же, как только трейлер вышел на трассу. Их несколько раз могли уложить по дороге, но когда они все же оторвались, то суки решили со злости замочить Вано. И прежде чем делить его кресло и бабки, может, сначала имеет смысл выяснить у кого поднялась рука на нашего друга? Ведь пока мы не выясним этого, никто из нас не сможет считать себя в безопасности.
Мурадян сделал ему знак помолчать и оглядел собравшихся.
— Бурый? — полуутвердительно спросил кто-то.
— Санек Буров? Не может быть, — возразил другой. — Это мужик правильный.
— На что только не пойдешь ради лавы? А лава там немеряна…
— Это с другой стороны, — подытожил размышления Мурадян. — Это те, кому их сдали. Но были и те, кто их сдал. Слышишь, Тенгиз, кто еще был на переговорах по этому делу?
— Я и дядя Дато, — сказал растерянно юноша. — Но вы же не будете подозревать нас?
— Нет, конечно, — согласился Тигран. — Но такую операцию невозможно было осуществить без прикрытия. Вот кто ее прикрывал, тот ее и сдал. И мы это выясним. Теперь насчет организации. Ты пойми, Тенгиз, лично против тебя никто и ничего не имеет. То прежде чем Вано стал паханом, он имел за плечами тюрягу и не одно КПЗ, он вволю похлебал баланды на лесоповале и лишился почти всех зубов после одного допроса. Он с ребятами ходил под пули и имел несколько дырок в шкуре. Поэтому Вано его ребята просто должны были слушаться. Тебе же они ничего не должны. Ты не потратил годы на завоевание этого города. Ты также не имел за плечами таких дел, которые заставили бы их почувствовать твой авторитет. И ты ничем не убедишь их в том, что ты — хороший. Матах, твой отец сказал бы тебе то же самое, что и я, он просто не успел этого сделать. «Не пытайся схватить чемодан, сказал бы он, если не уверен, что сможешь его дотащить». Для твоей собственной пользы, поверь мне, ты еще не в состоянии, взять на себя руководство всеми нами.
Тенгиз попытался ответить, но его дядя удержал его.
— И теперь ты возьмешь это на себя? И будешь руководить нами прямо из Бутырки? — произнес он, с ненавистью глядя на Мурадика.
Тот лишь развел руками.
— Как видишь, у меня получается тут даже сходки устраивать. Но я никогда не рвался на первые места, и сейчас не рвусь. Слава Богу, под подушкой у меня спрятано немножко деньжат, а Рантик? Мне их на остаток жизни хватит. Но я думаю обо всех вас. О том, что завтра один скажет: «этот район мой и сюда чтоб никто не заходил». Другой скажет, «эти лотки мои», или «этот рынок мой». А в чужих руках, как известно, и х… толще кажется. Один себе прихватит чужой рынок, другой — наедет на чужой банк. Это что получится? Получится базар. Получится война. Это мы уже проходили. Кому охота брюхаво под пчел подставлять? Поэтому все оставляем как есть. Никого друг другу навязывать в начальники не будем. Сколько раньше в общак сдавали, столько и будут сдавать. Каждый молодой подчиняется своему старшему, а старший — сходке. Рантик, контролировать финансовые поступления и особенно отчисления будешь ты. Поскольку мы не должны терять тех, кого прикормил Вано.
Он помолчал секунду, а потом посмотрел на Тенгиза.
— Как ты это воспримешь, мальчик мой? Никто над тобой командовать не собирается. Я не буду влезать в действия твоих бригад: работай и дальше, зарабатывай себе авторитет. Я хочу сказать, что он у тебя и так есть, но пусть его будет побольше. В конце концов, куда нам торопиться? И что нам делить? Все и так уже давно поделено, пусть только кто попробует против нас залупнуться. Наши действия будут независимыми, но ты и твои люди будут входить в бригаду Мурада и в мою. Пройдет два-три месяца, ты покажешь себя настоящим руководителем, я уже немолод и за место держаться не буду.
Тенгиз задумался. Было видно, что предварительно Мошэ не говорил с ним, сработал на чистой импровизации. И наконец он кивнул.
— Я согласен.
Но Булгахтер-Рантик был недоволен.
— Я не согласен, — заявил он. — Пока вы там трескаете шашлыки и катаетесь с шалавами, наш Мурадик здесь баланду хлебает.
Фраэрман с интересом посмотрел на него.
— Во-первых, это касается Тиграна и он сам может сказать за себя.
— Он не станет позориться перед ребятами. Да, я выступаю за него. И я хочу для него большей доли. Вдвое большей! И объяснить тебе почему, Мося? Да потому что ни к кому иному все эти люди в тюрьму бы не пришли! И ни от кого иного они бы указаний не слушали.
Моисей обвел присутствующих внимательным взглядом, развел руками и улыбнулся.
