Наталья Саморукова - Прогулки с пантерой
— Я Настя. Настя Голубкина. Из «Бюро семейных расследований». Вы были у нас. Вы меня помните?
— Да, — тихо сказала Арина, — я вас помню.
— А это мой муж, Алексей. Он врач, ему можно доверять полностью.
Лешка сдержанно кивнул и даже профессионально четко окинул Арину взглядом, затормозив на зрачках, которые были странно сужены, почти незаметны на темно-серой радужке.
— Вы можете говорить? — спросил Лешка.
— Не знаю, наверное могу… Извините, такая ужасная слабость.
— Это нормально.
Все тело Арины почти от подбородка и до пят было заковано в жесткий корсет. Я чувствовала себя отвратительно. Как будто пыталась отнять у обездоленной последнее.
Соседки Арины повозились на кровати, о чем-то пошептались, а потом неловко поковыляли к выходу. Та, что на костылях, держалась за специальный поручень на колесиках и управилась даже быстрее чем подруга с загипсованной рукой. Мы могли спокойно поговорить. Врачи предупредили нас, что нервы у больной совсем расшатаны. Она часто плачет ночами, и днем, когда не спит, почти все время мечется. Ей постоянно колют успокаивающее.
— Арина, я должна вас еще раз спросить. Простите, но это действительно важно. Все ли вы нам рассказали?
— Да, да… — забеспокоилась женщина, — почти все.
— Почти?
Возникла гнетущая пауза. Валевская несколько минут боролась с собой. Ей видно хотелось сбросить с души тяжелый камень недосказанности, но страх постепенно перевешивал.
— Дело в том, что Альберт, мой муж, он был болен, у него была… была одержимость, мания…
— А в чем она заключалась?
Арина сморщилась, как от боли, на лице проступила еще большая бледность, хотя мне казалось, что и так в нем нет уже ни одной краски жизни.
— Я не могу сказать, — жалобно прошептала она.
Лешка придвинулся к ней ближе, взял за тонкую прозрачную ладошку и наклонившись к ее ухо, что-то тихонько заговорил. Я не разобрала ни слова, но успокаивающие интонации его голоса почти усыпили и меня.
— Нет, нет! — вдруг закричала женщина, — не могу, не могу, оставьте меня!
— Арина, ваш муж мертв, кого вы боитесь? — подала я голос.
— Мертв? — широкими от удивления глазами посмотрела она на нас, — то есть как мертв?
— Его убили, зверски, жестоко. Его и ту женщину.
— То есть что, совсем убили?
— Совсем, по настоящему, — кивнула я.
— Это не ошибка? Вы ничего не перепутали? — показалось мне или нет? Во взгляде Арины мелькнуло что-то очень похожее на радость.
— Поверьте, ошибка исключена. Мертвее не бывает, — уверила я.
— Когда?
— В тот день, когда с вами случилось несчастье. Несколькими часами позже.
— Господи, боги мои чудесные, — выдохнула несчастная, — почему же мне ничего не сказали?
Еще полминуты назад женщина умирала и вот за ничтожный отрезок времени в нее словно вдохнули силу. Губы с лихвой компенсировали неподвижность тела, они самым постыдным, неподобающим для такого момента образом растягивались в улыбку, они смеялись, почти хохотали.
— Он умер? — снова и снова спрашивала она, казалось, ей доставляет наслаждение слушать мой ответ.
— Да, врачи видимо не хотели вас беспокоить, ждали, когда вы наберетесь сил, чтобы сообщить печальную новость.
— О, какая нелепость. Они бы ждали вечно, до самой моей смерти, он точно умер? Он умер… Умер!
— Может быть, теперь вы все наконец объясните?
— Да, да, конечно! Я хотела бы выпить сока, налейте мне вот в тот стакан. Спасибо большое. Ох, и есть так хочется, с меня словно надгробную плиту сняли. Я ведь ждала, как очнулась, все время ждала, что он придет и расправится со мной, уже окончательно. Точно знала, не оставит меня на этом свете, жалела, что не погибла сразу. Он очень, очень опасен. Был…
От черной меланхолии Арина перешла к истерической оживленности. Лешка кивнул мне и я постаралась сменить русло разговора.
— У нас не очень много времени, — намеренно сухо остановила я ее словесный поток, — давайте к существу вопроса.
— Конечно, я понимаю, — подобралась женщина, отложив бурное веселье до лучших времен, — он зверь, он маньяк!
— Кто?
— Альберт. Он убивал людей. Он шел к этому постепенно, но уже очень давно я начала замечать за ним странности и они усугублялись. Он был тяжело болен, в нем жили два человека. И когда я пришла в квартиру, когда нашла доказательства, он избавился от меня второй раз.
Что-либо понять из ее речи было очень трудно. Мы проговорили почти два часа, прежде чем из бессвязных, наползающий друг на друга деталей сложилась цельная картина. Арина, выговорившись, успокоилась и умиротворилась. Я же поняла, что стою на краю пропасти, в которой нет ни единого проблеска разума. То, что она рассказала, не могло быть правдой. И все-таки женщина не врала. Оказалось, что все это время она помнила вечер и ночь дня, когда с ней случилась трагедия. Но не признавалась в этом. Боялась не смерти, боялась еще раз встретиться с Альбертом, посмотреть в его глаза.
— Он бы пришел расправиться со мной, но не убил бы меня сразу, он бы мучил меня, как тех людей…
* * *Они познакомились шесть лет назад, в Вильнюсе, где жила очень старенькая бабушка Альберта, где он проводил школьные каникулы, где жили друзья его детства и первая юношеская любовь Нина. Бродя по Старому городу, мужчина случайно заглянул в магазин дизайнерских аксессуаров, где Арина работала продавцом-консультантом. Сразу обратил на нее внимание.
— Он нашел во мне сходство с Ниной, которую сильно любил. У меня тогда умерла бабушка и я осталась совсем одна. Была рада всякому человеку. А Альберт… он респектабельный, яркий… Мне льстило его расположение.
Путь от мелких знаков внимания до серьезных отношений оказался коротким. Уже через три дня Альберт обосновался в старом доме, а маленькой темной квартире Арины, где и провел остаток отпуска. Он часто уходил на весь день и даже, бывало, на ночь, ссылаясь на неотложные дела. Но в остальное время был внимателен и нежен. Арина — из тех женщин, которые непременно должны опираться на чье-то плечо. Самая ненадежная опора для них предпочтительней самостоятельного плавания.
В течение года Альберт приезжал еще два раза, и пару раз Арина ездила в Москву, где была представлена семье брата. Брат собирался уезжать из страны, в связи с чем на очень выгодных условиях продал свою квартиру родственнику. Именно туда и перебрались молодые после формальной и совсем неторжественной церемонии бракосочетания.
Арина не любила Альберта и он тоже не любил ее. Но жизнь свела их вместе, они прибились друг к другу и нашли с этом союзе немало удобного и полезного. Арина с детства была несколько заторможенной, ни друзей, ни особых интересов у нее не было. Равнодушный муж, исправно выделяющий деньги на хозяйство и решающий все серьезные вопросы, был оптимальным вариантом. В его личную жизнь она не лезла, предпочитая бурным страстям монотонное времяпровождение — прогулки по городу, походы по магазинам, сидение у телевизора и чтение бесконечных дамских романов, которые манили ее загадочными, неведомыми ей жизненными сюжетами.
При всей своей апатичности дурой она не была. Странности в поведении мужа заметила еще до того, как стать женой. Какое-то время отмахивалась от подозрений, но потом была вынуждена посмотреть правде в лицо — Альберт серьезно болен. Первый тревожный звонок прозвенел, когда они попали на выставку скандального фотохудожника Питера Уиткина. Это было в Вильнюсе, после полугода знакомства. Шапочный знакомый Альберта Альгимантос, встретив их на пороге выставочного зала, посоветовал обходить подобные вернисажи стороной. «Это грязь, сплошная грязь и надругательство над зрителем», — жестко заявил он. Но для Альберта слова оказались лучшей рекламой. Фотографии трупов, на которые Арина даже и смотреть не могла, так и проходила с низко опущенной головой до самого конца, ввели ее жениха в дикое, почти болезненное возбуждение. Он начал раздевать ее прямо в машине, и этой ночью у них впервые случилась настоящая страсть.
Такие ночи повторялись потом с интервалом примерно в месяц. И каждый раз им предшествовали одни и те же обстоятельства, либо просмотр кровавой криминальной хроники, либо долгое сидение в интернете на сайтах, посвященных насильственным преступлениям. А потом случилась ночь, перед которой померкли все предыдущие.
— Он пришел домой какой-то странный, благостный. Я никогда таким его не видела. Молчал, ходил осторожно, словно боялся расплескать что-то внутри себя. Потом проверил почту, долго сидел у компьютера и когда зашел в спальню, я испугалась. Это был другой человек. Яростный и до такой степени уверенный в себе, что я совсем не могла ему сопротивляться. Он вел себя жестко, делал мне больно, но именно тогда я поняла, что значит быть кроликом, которого гипнотизирует удав. Вся, целиком, я была в его власти. Это было страшно.
На следующее утро Альберт ушел из дома чуть свет, а Арина долго собирала себя по частям, пытаясь поднять с кровати измученное тело. Кое-как добравшись до душа, она долго стояла под теплой водой, пытаясь скинуть с себя наваждение. Ей казалось, что грязь впиталась в ее кожу, проникла в каждую клеточку.
