Наталья Александрова - Чемодан с видом на Карибы
Окантовщик Казимир Стефанович, на которого всегда можно было положиться, по непонятной причине взял для окантовки матовое стекло, так что ни один из документов невозможно было прочитать, и теперь все нужно было срочно переделывать.
Самая же ужасная неприятность, можно сказать настоящая катастрофа, случилась с важнейшим экспонатом, украшением будущей выставки, с бесценной реликвией, которую хранили и берегли многие поколения музейных работников — так называемым «Авдотьиным платочком».
Этим кружевным платочком великий русский поэт Николай Алексеевич Некрасов вытер слезы своей гражданской жены Авдотьи Яковлевны Панаевой, которые она пролила, узнав о безвременной кончине своего законного мужа Ивана Ивановича Панаева. Платочек бережно сохранялся родственниками неутешной вдовы, от которых и поступил в музей. С этим платочком было связано старинное музейное поверье.
Говорили, что, если к нему прикоснется сотрудница музея, у которой случились нелады в семейной жизни, к примеру, ушел муж или какой-нибудь другой близкий человек, все у нее тут же совершенно налаживается, беглый муж возвращается в лоно семьи, и в доме воцаряется мир и любовь.
В плане намеченной выставки платочку отводилось особое место, достойное такой исторической святыни, и Вера уже под расписку получила реликвию из хранилища, чтобы осмотреть ее и подготовить к экспонированию. Но тут случилось страшное и совершенно непредвиденное событие.
В музее проходил практику студент Института культуры Антон Свистунов. Был он редкостный болтун и бездельник, совершенно безразличный к отечественной истории, Вера в глубине души подозревала, что Антон поступил в Институт культуры только для того, чтобы не загреметь В армию. Однако она надеялась пристроить физически развитого студента к выполнению тяжелых работ взамен запившего Анатолия. И вот, войдя в свой кабинет (если можно назвать кабинетом клетушку размером с платяной шкаф, выгороженную из бывшей Панаевской кладовки), Вера Алексеевна с ужасом увидела, как практикант взял со стола исторический платочек и кощунственно высморкался в него!
Музейная сотрудница онемела и застыла на месте, хватая ртом воздух. Студент увидел ее лицо и переполошился:
— Вера Алексеевна, вам плохо? Может быть, врача вызвать?
При всех своих недостатках Антон, несомненно, был добрый молодой человек.
— Платок! — выговорила наконец Вера, кое-как справившись с дыханием и показывая пальцем на историческую святыню.
— Ваш, что ли, платочек? Да вы не волнуйтесь, я постираю… — проговорил Антон несколько в нос.
— Это.., музейный платочек! Платочек Панаевой! — выдохнула Вера. — Что же ты натворил?
— А что же было делать-то? — оправдывался Антон гнусавым голосом. — Ну простудился я, а платок забыл.., а тут платочек этот лежит… Да не переживайте вы так! Небось Панаева ваша тоже в него сморкалась!
— Как ты не понимаешь! Это святыня! — восклицала потрясенная Вера.
Придя в себя, она сделала две вещи. Во-первых, спрятала оскверненный платочек в сейф и, во-вторых, побежала советоваться к старой и опытной Матильде Романовне, сотруднице музея, пережившей семерых директоров.
— Напиши ему положительный отзыв о практике, — посоветовала Матильда.
— Как — положительный? — изумилась Вера. — Почему — положительный?
— Напиши и скажи, чтобы ноги его не было в музее! Если напишешь отрицательный — он будет тут и дальше вертеться, канючить, чтобы переписала. Глядишь, еще куда-нибудь высморкается. А с платочком.., знаешь, ты можешь провести большую научно-исследовательскую работу и доказать, что Некрасов вытер Панаевой не только глаза, но и нос. Диссертацию, между прочим, из этого сделать можно!
Второе предложение показалось Вере ужасным, просто кощунственным, а насчет отзыва о практике она признала Матильдину правоту.
Получив Положительный отзыв, Антон ужасно обрадовался, нисколько не удивился и убежал пить пиво с друзьями. Больше, к счастью, он в музее не показывался.
Оскверненный же платочек Вера осторожно застирала. Пробираясь после этого чудовищного поступка обратно в свой кабинет, она старалась ступать совершенно бесшумно и оглядывалась по сторонам, чтобы не наскочить на начальство или еще на кого-то из сотрудников. Пришлось бы рассказывать всю историю, и если директриса Анна Ивановна тут же устроила бы Вере разнос за то, что она отвратительно и преступно обращается с экспонатами, то сотрудницы ужасно расстроились бы, узнав, что платочек стирали, то есть на нем нет больше следов слез, пролитых Авдотьей Панаевой. Именно засохшие слезы, по бытующему поверью, помогали вернуть заблудшего мужа в лоно семьи. Но Вера не слишком-то верила сказкам. Вот у нее, например, налицо чудовищные неприятности в семейной жизни, и она не то что дотрагивалась до платочка, а вообще все утро с ним не расставалась. Ну и что? Значит ли это, что она помирится с Олегом и все у них будет как раньше? Да она вовсе не хочет, чтобы все было как раньше, она хочет, чтобы Олег убрался из ее квартиры как можно быстрее. Вряд ли в этом Вере поможет платочек Панаевой.
Благодаря тому, что Вера была настороже, как антилопа перед водопоем, она издалека заметила в музейном коридоре ту женщину. Ту самую женщину, с которой столкнулась на лестнице в доме на улице Комиссара Фиолетова.
Эта женщина разговаривала с Матильдой Романовной. Прижавшись к стене и стараясь сделаться невидимой, Вера услышала, что женщина расспрашивает Матильду о ней, Вере, точнее, выясняет, где ее можно найти. Бесхитростная Матильда показала незнакомке на дверь Вериного кабинетика.
Значит, она разыскала Веру! А для чего она могла ее искать? Нетрудно догадаться: чтобы обвинить Веру в убийстве Кати, чтобы угрожать ей разоблачением и требовать денег за свое молчание…
Вера ужасно испугалась.
Воспользовавшись тем, что обе собеседницы заняты разговором и смотрят в другую сторону, она толкнула ближайшую дверь и скорее юркнула в нее, даже не взглянув, куда она, собственно, ведет.
— Ага! — услышала она ядовито-жизнерадостный голос. — Это называется — на ловца и зверь!
Я как раз хотела с вами поговорить!
Вера в ужасе подняла глаза и поняла, что с перепугу заскочила в кабинет директора музея Анны Ивановны Укроповой.
— Я хотела задать вам несколько вопросов, проговорила Анна Ивановна многообещающим тоном.
Вера вскинула голову, решив мужественно поглядеть в глаза неприятностям, и очень удивилась. На носу директрисы музея сегодня громоздились квадратные темные очки. Это было так странно, поскольку Анна Ивановна носила всегда очки только в круглой металлической оправе, напоминая в них сову на научной конференции под названием «Лесные птицы за мир!».
Кроме того, в кабинете было не слишком светло, директриса вечно задергивала плотные занавески. Так что темные очки были совершенно не к месту. Вере сразу же захотелось в ответ на замечание Анны Ивановны самой задать ей вопрос — с чего это она в темном кабинете нацепила темные очки, но это было бы неудобно.
Вера спрятала за спину постиранный платочек Панаевой и прижалась спиной к двери, постаравшись сделаться как можно меньше и незаметнее.
— Во-первых, как у вас идет подготовка к выставке Панаевой? Не забудьте. Вера Алексеевна, что открытие очень скоро, на него приглашена пресса, и мы не можем сорвать сроки! — гулко пророкотала директриса.
— Я постараюсь успеть, Анна Ивановна! робко проговорила Вера. — Правда, мне очень не хватает рабочих рук для монтажа и развески…
— Вот, кстати, мой второй вопрос. Почему вы досрочно отпустили с практики студента Свистунова? Ведь вы постоянно жалуетесь на недостаток рабочей силы, а когда у вас появился конкретный, вполне трудоспособный человек, не хотите его использовать по назначению!
На этот вопрос Вера могла ответить не задумываясь:
— Свистунов очень безответственный студент!
Я не могла доверить ему работу с ценными историческими материалами! Он просто все переломал бы!
— Это ваша недоработка как руководителя практики! Вы должны были заниматься его воспитанием, прививать молодому человеку уважение к культурным ценностям, готовить из него будущего музейного работника! А вы вместо этого пошли по пути наименьшего сопротивления!
В пылу разговора директриса тряхнула головой, и темные очки упали с носа. Вера подняла глаза и оторопела: под левым глазом у директрисы наливался чудовищный темно-лиловый, почти черный синяк. Сам глаз заплыл полностью, видна была только узкая щелочка. Вера поскорее опустила глаза в пол, чтобы начальница не заметила выражения ее лица. Однако Анна Ивановна в пылу беседы, очевидно, забыла про свой синяк. Когда упали темные очки, она стала видеть гораздо лучше, отчего приободрилась и с новой силой налетела на Веру:
— И если у вас сложилось о Свистунове такое негативное мнение, почему вы написали о его практике положительный отзыв? Это наводит на нехорошие подозрения. Вера Алексеевна!
