Светлана Климова - Подражание королю
Балкон был открыт, кресло сложено, а постель убрана — значит, их высочество встали в добром здравии и планировали весь день провести на ногах. В беспорядке лежали лишь книги, а в остальном — та знакомая смесь педантизма и девической рассеянности, всегда царившая в комнате тещи.
Как и предполагалось, ящик письменного стола оказался по-прежнему заперт, однако Павел Николаевич был к этому вполне готов. Прежде чем приступить к делу, он посетил туалет, а на обратном пути, в прихожей, заблокировал замок входной двери.
Объяснять жене или кому бы то ни было свои поступки не входило в его планы.
Ящик поддался сразу. Первым делом он вернул на место паспорт Сабины, решив пока остальные документы не трогать. Содержимое ящика было тем же, что и в момент первой ревизии, однако пачка .зеленых двадцаток отсутствовала.
Это осложняло ситуацию, и Павел Николаевич, задвинув ящик на место, приступил к поискам денег.
Гильотина могла спрятать доллары где угодно в доме, поэтому искать их сейчас — лишь потратить время и истрепать себе нервы вконец, решил Павел Николаевич, заглянув к теще в шкаф, в плоский чемоданчик на антресолях и порыскав на балконе. Вместо этого он изъял из паспорта кредитную карточку и запер ящик стола — теперь уже ключом, который во время поисков денег обнаружил в кармане теплого халата Сабины Георгиевны.
Выйдя в прихожую, он вернул на место стопор замка и отправился на кухню.
На полпути его остановил резкий телефонный звонок.
Павел Николаевич даже присел от неожиданности, а затем, не разбирая дороги, метнулся к аппарату и схватил трубку. Ладони сразу же стали мокрыми.
В трубке шуршало, доносился уличный шум.
— Я слушаю, — сказал Романов. — Говорите!
— Готово, — произнес знакомый голос на другое конце провода, Романов молчал, дыша в микрофон.
— Я говорю — готово, — повторил голос. — Ты меня понял?
— Да-да, — быстро сказал Павел Николаевич. — Понял…
— Тогда порядок.
Трубку повесили, и на секунду Романову показалось, что воздух в квартире стал вязким, будто глицерин, и пахучим, как в тропиках. В ушах шумело, и этот звук напомнил ему гул отдаленного океанского прибоя.
В десять тридцать пять жена застала его на кухне, поглощающим яичницу с остатками гречневой каши. Муж восседал за столом, выложив на него локти, аппетитно чавкая и уставившись в свернутую пополам газету.
— Ты дома? — обрадовалась она. — И никуда не уходишь?
Он мотнул головой, словно отгоняя муху.
— Мне удалось купить отличную рыбу. Поможешь почистить, Павлуша?
Павел Николаевич брезгливо покосился на скрюченные промороженные тушки, которые жена вывалила в мойку вместе с немытой посудой.
— Уйду сразу же после обеда, — сообщил он, придвигая к себе чашку с остывшим чаем.
— Сколько народу на рынке! — продолжала Евгения Александровна, разгружая сумку. — Поразительно: все плачутся, что нет денег, однако торговля идет вовсю… Я купила до списку все из того, что ты мне дал, осталась мелочь, несколько сотен… Между прочим, даже Степану прихватила с полкило говядины, обрадую маму. А кстати, где она, что-то ее не слышно?
— Понятия не имею, — пожал плечами Романов. — Когда я возвращался домой, она гуляла с собакой. Погода-то вроде получше… Так что ты там мне навешиваешь, Евгения? У меня времени в обрез, я хочу до обеда заняться переводами… Что мне делать с этой… с рыбой?
— Я сама, Павлуша, иди, — засуетилась жена, — управлюсь и без тебя.
Весьма довольный таким оборотом, Павел Николаевич вальяжно удалился.
Однако около часу дня жена осторожно поскреблась в его дверь. Он придвинулся ближе к столу, встряхнул головой, сбрасывая остатки дремоты, и перевернул страницу книги.
— Да! — внятно произнес Павел Николаевич. Евгения вошла с озабоченным лицом.
— Павел! — начала она. — Мама до сих пор не вернулась…
— Ну и что? — как бы не придавая особого значения этому обстоятельству, небрежно произнес Романов. — Застряла где-нибудь, погодка-то… — Он взглянул в окно и осекся — там сеялся дождик вперемежку с крупой и задувало так, что вздрагивали стекла. — Забежала небось к соседям.
— Я звонила Плетневым, — сказала Евгения Александровна, грузно опускаясь на диван. — Нету. Потом спустилась вниз, спросила у дежурного. Этот парень, который живет под нами, сказал, что видел ее только утром, когда мама выходила со Степаном.
— Женя, ты как младенец… Твоей матери все что угодно может прийти в голову. Уже не раз бывало, когда она…
— Нет! — перебила мужа Евгения Александровна. — Она должна была вернуться домой после прогулки хотя бы для того, чтобы поесть. И между прочим, она ушла в старой куртке поверх спортивного костюма, и если бы ей действительно захотелось пройтись, она бы оделась потеплее. Мне что-то не по себе.
Павлуша открыл было рот возразить, как в дверь позвонили. Затем еще несколько раз подряд.
— Ну вот, — напряженно засмеялся Романов, — явилась твоя пропажа. Иди открывай, никуда твоя обожаемая мамочка от тебя не денется.
Но это был младший, который с ходу закричал, что их отпустили, так как математичка заболела. Павел Николаевич в приоткрытую дверь услышал, как жена спрашивает, не видел ли Коля бабушку. Сын ответил, что нет, а на дальнейшие приставания Евгении огрызнулся, что на улице вообще никого с собаками нету, отстань, — и грохнул дверью своей комнаты.
— Может, Степан удрал, а она его отправилась искать? — неуверенно проговорила жена. — Весна все-таки…
— Ты предлагаешь мне, Евгения, — высокомерно произнес Романов, — бросить все и отправиться ловить взбесившегося кобеля? Ничего не выйдет. Я не обязан заниматься сексуальными проблемами Степана.
Романов очень хорошо помнил те дни, когда Сабина Георгиевна еще на прежней квартире вязала своего любимца. Эти государственной важности акции голодный и злой Павел Николаевич переживал сидя во дворе. В любую погоду.
Квартира же напоминала палату для буйных. Он повторил:
— Ты хочешь, чтобы я занялся поисками, Евгения?
Жена молча вышла, и через минуту он услышал щелчок входной двери.
Еще полчаса в доме царила напряженная тишина, затем она вернулась и вместо того, чтобы отправиться на кухню или заглянуть к сыну, взяла телефонный справочник, села за спиной мужа и начала нервно теребить кнопки на аппарате.
Ничем не выражая ни беспокойства, ни заинтересованности, Павел Николаевич смотрел в серое окно прямо перед собой, в желудке у него урчало.
Однако он был готов к любым испытаниям.
Жена очень долго искала нужный номер. Наконец звенящим, как натянутая струна, голосом она произнесла:
— Добрый день! Мне сообщили, что у нас на проспекте утром попала в аварию пожилая женщина. Жильцы говорят, что у нее серьезные травмы…
Романов, не поворачиваясь, слушал, как Евгения после паузы назвала их адрес и фамилию тещи. Затем, после еще одной долгой паузы, она повесила трубку, поблагодарив.
— Ну что? — проговорил Павел Николаевич, по-прежнему глядя в окно.
— В «неотложку» ее не доставляли, — сказала ему в спину жена.
— Почему ты думаешь, что именно там должна оказаться Сабина Георгиевна?
— воскликнул .Романов, — С чего ты взяла, что ее сбила машина? Она не должна была выходить на проспект. — Он внезапно осекся и, повернулся к Евгении.
Жена, к счастью, как бы и не слышала его слов. Она подняла расстроенное, готовое к слезам лицо и сказала:
— Павлуша! Во дворе я встретила соседа, того, с овчаркой, он был немного навеселе. Он говорит, что утром на проспекте автобусом была сбита старушка… Сам он не видел, ему сказал об этом приятель, который стоял на остановке и видел происшествие… Потом приятель уехал, а этот человек почему-то предположил…
— Женя! — воскликнул Павел Николаевич. — Что за манера без конца фантазировать? Что тебе ответили в «неотложке»?
— Они… они сказали, что если пострадавшего к ним не привозят, то нужно обратиться в морг, — прошептала жена.
— Так звони!
— Я не могу, — выдохнула Евгения Александровна и наконец заплакала. — Они даже дали номер телефона!
— Успокойся, — раздраженно буркнул Романов, взял из рук жены измятый клочок бумаги, утвердился на стуле и переставил телефон на стол. — И прекрати рыдать! Возьми себя в руки, займись обедом, что ли…
Однако жена осталась по-прежнему сидеть на диване, пока он дозванивался, с надеждой глядя на его склоненный, побагровевший от напряжения затылок.
С грехом пополам он пробился сквозь бесконечное «занято» и четко произнес свой вопрос, не забыв указать точный возраст Сабины Георгиевны.
Через три минуты Романов положил трубку и повернулся к жене. Лицо его было мрачным и сосредоточенным.
— Ну? — одними губами прошелестела она.
— Там, — коротко ответил Романов. — Необходимо ехать на опознание.
