Сейтё Мацумото - СЕЗОН ДОЖДЕЙ И РОЗОВАЯ ВАННА
И вновь Гисукэ показалось, что в тяжёлом взгляде Гэнзо на миг вспыхнула насмешливая искорка.
При других обстоятельствах Гисукэ радовался бы лишней возможности повидаться с Кацуко, но сейчас она отодвинулась на второй план. Борьба с Мияямой была делом политической жизни Гисукэ Канэзаки. Он готов был костьми лечь, но не дать Мияяме пролезть в мэры.
Уже вечерело. Вряд ли он успеет сегодня вернуться в Мизуо. Взяв в бухгалтерии максимально возможную сумму, он сунул деньги в карман и заспешил на станцию. Напротив станции было отделение междугороднего телефона, и Гисукэ оттуда позвонил в Намицу. Послышались длинные гудки. Он держал трубку минут пять, но Кацуко так и не ответила. Значит, её нет дома. Перезванивать бесполезно. Лучше делать это по приезде в Кумотори. Конечно, он переночует у Кацуко, но лучше всё же предупредить заранее.
Два часа в поезде показались Гисукэ бесконечно долгими. Ему не терпелось выяснить, имеют ли основание слухи насчёт Мияямы. Не видать ему покоя, пока не узнает всей правды.
Выборы мэра состоятся в середине мая, то есть примерно через три месяца. Оппозиционное меньшинство уже выдвинуло свою кандидатуру и начало предвыборную кампанию. Затея, заранее обречённая на провал, — с правящей партией, составляющей большинство в городском собрании, тягаться невозможно. Но надо же хоть так поддержать своё достоинство. А правящая партия пока не ведёт никакой кампании, потому что выдвижение Хамады на третий срок дело давно решённое. После официального объявления дня выборов будет достаточно времени для агитации. Серьёзных противников ведь нет. Во всяком случае, Гисукэ считал именно так.
И вдруг — как гром среди ясного неба — этот слух относительно Мияямы. Быть может, оппозиционеры, от которых Гисукэ это услышал, ошибаются?.. Но чем больше он размышлял, тем сильнее его охватывало дурное предчувствие. Мияяма — известный мастер интриги, и разработать такой сценарий вполне в его духе. Поначалу, значит, всё спокойно: всем известно, что баллотироваться будет Хамада. Начни он обрабатывать общественное мнение заранее, оппозиционное крыло "Кэнъю" могло бы поднять жуткий шум, а это Мияяме ни к чему. Он выжидает, выбирает наиболее благоприятный момент, чтобы выйти из-за кулис на сцену. Если у Гисукэ сначала и была слабая надежда, что оппозиционная партия, желая внести смятение в стан противника, специально дала ложную информацию, то теперь он с необыкновенной ясностью осознал абсурдность подобной акции. Тревога, копошившаяся в нём словно серенькая мышка, сейчас разрослась до размеров чёрного чудовища. Скорее бы увидеться с Тадокоро, насесть на него, упросить, заставить сказать правду!
Когда Гисукэ сошёл в Кумотори с поезда, его возбуждение достигло предела. Перед глазами маячил призрак ухмыляющегося Мияямы, заслоняя вокруг всё, даже прекрасный образ Кацуко. Гисукэ так и не позвонил ей, в спешке убедив себя, что его неожиданное появление будет для неё приятным сюрпризом. Схватив такси, он помчался в особняк Тадокоро.
На пороге, забыв поздороваться, Гисукэ задал терзавший его вопрос.
— Да, — спокойно ответил Тадокоро. — Прости, не известили тебя. На это были свои причины.
Гисукэ, словно громом поражённый, смотрел на безмятежное лицо этого человека, удивительно похожего на настоятеля буддийского храма.
14
Оправдываясь перед Гисукэ, уговаривая и улещивая его, "настоятель" был вкрадчиво вежлив и необычайно многословен.
— Ты только не волнуйся, я и сам не могу опомниться… Понимаешь, Мияяма вдруг изъявил желание баллотироваться… С неделю назад неожиданно явился ко мне со словами: "Умоляю, помоги мне стать наконец настоящим мужчиной!" Я даже испугался, не случилось ли чего дурного… Мияяма объяснил, что Хамада не хочет больше оставаться на посту мэра, и решили выдвинуть его кандидатуру… Да ты слушай, слушай, как было дело… Я изумился — как же так, ведь мизуоское отделение нашей партии давно решило этот вопрос в пользу Хамады… Мияяма сказал, что, действительно, ещё месяц назад ни о ком другом и речи не было. А тут Хамада вдруг стал жаловаться на здоровье и попросил в дальнейшем освободить его от обязанностей мэра. Говорил, что раз здоровье пошатнулось, вряд ли он сможет проработать третий срок — ещё четыре года. В отделении партии провели чрезвычайное заседание, приняли решение удовлетворить просьбу Хамады. Хамада, ты сам знаешь, человек скромный, тихий, а если говорить откровенно, личность не очень сильная. Ну и подумали, что катастрофы не произойдёт, если он отстранится от дел. Но надо же было кого-то выдвинуть на пост мэра… Самым подходящим сочли Мияяму. Вот так это и получилось… Что мне оставалось делать?.. Подумал, что надо отнестись с уважением к самостоятельности мизуоского отделения партии… "Пусть будет так, как вы решили, — сказал я Мияяме, — а как смотрит на это Канэзаки-сан?" Постараюсь как можно точнее пересказать тебе ответ Мияямы. Он сказал, что отношение Канэзаки к нему, Мияяме, всем давно известно. Канэзаки, конечно, будет возражать против его выдвижения на пост мэра. Это может привести к неразберихе в городском отделении партии, а то и к отмене уже принятого решения. Начнётся скандал, о котором весь город незамедлительно заговорит как о безобразной внутрипартийной склоке. Авторитет партии может пошатнуться. Канэзаки, мол, обязательно подольёт масла в огонь, взбрыкнёт, как норовистая лошадь, и договориться с ним будет невозможно. Так не лучше ли сначала получить принципиальное согласие провинциального комитета партии, а потом уж не спеша взяться за обработку Канэзаки, чтобы в конце концов он смирился с обстоятельствами… Я ему возразил — помня наш разговор прошлой осенью, — что согласие Канэзаки получить совершенно необходимо. Сказал это достаточно твёрдо. Мияяма обещал сразу же — как он выразился — начать тебя обрабатывать, но просил, чтобы я пока ничего тебе не говорил. Он боится, что ты выкинешь какой-нибудь номер, используешь свою газету, и тогда последствия будут непредсказуемыми. Во всяком случае, внутрипартийного скандала не избежать. Короче говоря, Мияяма умолял меня повременить. Когда так просят, отказать невозможно. Я обещал некоторое время молчать, взял с него слово, что он постарается получить твоё согласие. Сейчас, увидев тебя на пороге моего дома, я совершенно растерялся. Ты спросил прямо: собирается ли Мияяма баллотироваться; не мог же я врать тебе в глаза. Нехорошо, конечно, перед Мияямой, я ведь дал ему слово… Но, с другой стороны, тебе я очень симпатизирую… Вот так всё и получилось… Я всё откровенно тебе рассказал, не стал перед тобой юлить. А теперь наберись терпения, послушай меня ещё немного и постарайся не слишком сопротивляться тому, что я тебе посоветую. Мы тут в провинциальном комитете очень хотим, чтобы в мизуоском отделении партии наконец-то наступил мир. И я прошу тебя, очень прошу, помоги этому, поддержи кандидатуру Мияямы, несмотря на все свои возражения. Я понимаю, ваш городской комитет перед тобой виноват — не поставил тебя в известность о секретном совещании. Ты оскорблён, и понять это можно. Но постарайся правильно оценить ситуацию. Мияяма в городском комитете забрал власть в свои руки, — и единственный человек, которого он боится, это ты. Не о ненависти идёт речь, а о том, что он перед тобой пасует, находясь в постоянном страхе, что ты будешь вставлять ему палки в колёса. Потому он и поступил так: обойдя тебя, заручился согласием своих сторонников. Теперь он будет просить тебя о сотрудничестве… Н-да, сложное у него положение, но я думаю, тут можно ему верить. Послушай, Канэзаки-сан, вспомни примеры из истории. Бывало ведь, что враждующие стороны в чём-то помогали друг другу, — скажем, давали провиант, чтобы солдаты противника не умерли с голоду. Прошу тебя, прояви благородство, помоги Мияяме. Тогда ведь Мияяма станет твоим должником, так что в дальнейшем ты окажешься в более выигрышном положении. Четыре года не такой долгий срок, а там снова подойдёт время выборов мэра. Я считаю, что ты вполне можешь претендовать на этот пост. И не сомневайся, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебя поддержать… Так как же, Канэзаки-сан, что ты мне ответишь? Не лучше ли подумать о далеко идущих стратегических планах, чем портить себе нервы из-за текущих мелочных дел?..
Гисукэ Канэзаки ушёл из особняка Тадокоро обозлённым до предела. "Настоятель" ловко поймал его на удочку. Не мог же Канэзаки открыто восстать против обладающего реальной силой влиятельного человека из провинциального комитета! Пришлось улыбаться, кивать головой и под конец обещать всё хорошенько обдумать. Но чем больше он пытался скрыть свои чувства, тем сильнее в нём бушевал гнев. Благообразное лицо, мягкие манеры, елейный голос "настоятеля" приводили его в бешенство. До чего сладко говорил, только что за ушком — как котёнка — не почесал! И симпатизирует-то он дорогому Канэзаки, и в мэры прочит, и поддержит всеми силами…
