Владимир Колычев - Бугор
– Ерунда все это.
– А если нет? Если станешь толстой, как корова?
– И что? Ты меня бросишь?
– Нет… Сейчас я скажу, что нет. А как будет на самом деле… Думаю, что не брошу. Почти уверен, что не брошу…
– Я тебя поняла, можешь не напрягаться, – с тоской подумав о прошлом, вздохнула Лариса.
Демьян и третьего ребенка хотел, и четвертого, она сама отговаривала его. Демьян сказал тогда, что даст ей время передохнуть, но недолго, года два, а потом снова за дело…
Тяжело ей было в деревне, здесь в быту значительно легче. Зато там она жила полноценной жизнью. Да, там не было театров и бутиков, вечером некуда сходить, а по выходным только в баньке и можно было развлечься, но все-таки она ни о чем не жалела. Ведь там были дети. Ведь там был Демьян, которого она, что ни говори, любила. Хоть и не безрассудно, как Алика, но все-таки…
– Ничего ты не поняла. Я же о тебе беспокоюсь.
– Беспокоится он… А если у меня после аборта никогда детей больше не будет?
– У тебя же есть двое детей, зачем тебе еще?
– Где они?
– Сама знаешь, где. Ты же сама говорила, что им будет хорошо в деревне. Да я и сам так думаю. Природа, свежий воздух, парное молоко…
– Может, мы их к себе заберем?
– Ну, я не против, – совсем не убедительно сказал Алик. – Только как ты их заберешь? Тебе их просто не отдадут.
– Через суд заберу.
– Думаешь, получится?
Она боялась думать, что придется объясняться с Демьяном, проходить через постыдный бракоразводный процесс, судиться из-за детей. Но ведь она не могла оставаться его женой после того, как предала. Да и брошенные дети не дают ей покоя, так ведь и до нервной болезни недалеко.
– А если получится?
– Ну, если получится, тогда и поговорим…
– Это не разговор.
– Ну, хорошо, хорошо, заберешь…
Взгляд у Алика затуманился, но за этой дымкой, как звезды на ночном небе, замелькали шальные искорки. Верный признак возбуждения. В таком состоянии он готов был пообещать Ларисе весь мир…
– Иди ко мне.
Ей хорошо с ним, и секс – в удовольствие, но сейчас она ничего не хотела.
– Нет.
– Почему?
– Потому.
Уже два месяца Лариса живет с ним; говорит, что нужно разводиться с Демьяном, он легко с ней соглашается, но предложения руки и сердца так и не сделал. Да и жил он с ней как будто в ожидании, когда она ему разонравится и ее можно будет выставить за дверь, как прежних своих подружек. Алик радовался тому, что их связь со временем только крепнет, но ясного желания жениться на ней пока не выражал. А когда-нибудь она ему надоест, и он выставит ее за дверь. Он не исключает этот вариант, потому и не хочет иметь от нее детей, чтобы не было препятствий на пути к разрыву. А как она еще должна понимать его поведение?
– Это не ответ.
Сначала он рукой раздвинул ей ноги, затем просунул коленку меж бедер. Наступление продолжалось, и остановить его Лариса не смогла.
Она слишком быстро расслабилась, чтобы извлечь из процесса хоть какое-то удовольствие, но все-таки после случившегося осталось чувство, будто ее изнасиловали.
Глава 17
Холодная зимняя ночь, ветер, колючие снежинки срываются с вьюжных сугробов и несутся в лицо. Вокруг уличных фонарей густо роятся белые мухи. Светло на улице, хозяйственный Демьян об этом позаботился, и дорога здесь хорошая, прямо от остановки через всю улицу до самого центра тянется. Только сейчас эта дорога снегом занесена. Странно, почему трактор ее не почистил? А почему свет в доме не горит? И собака не лает. И коровы не мычат…
Тишина во дворе, ворота на запоре, калитка заперта. Поздно уже, Демьян и свекор должны быть дома. А Варвара Сергеевна вообще со двора никуда не уходит… Что же случилось?
Лариса и без того пребывала в сильном душевном смятении. Ушла от Алика, вернулась к мужу с повинной. Всю дорогу от Москвы до Приволья настраивалась на разговор с Демьяном, на крики, упреки, мечтала о пощечине, после которой должно было последовать прощение. Но нет Демьяна, никого нет, не перед кем виниться…
Может, к Ломовым пойти?
Свет в их окнах горел, и калитка открыта. Шарик бросился к Ларисе, он узнал ее, завилял хвостом и проводил до самого крыльца. Дверь тоже открыта, а в горнице дым коромыслом. Василий за столом, два его дружка, пятилитровая бутыль первача на троих, все пьяные в доску. Василий прошелся по ней мутным взглядом, махнул на нее рукой, дескать, сгинь, нечистая сила.
Откуда-то из глубины полутемной комнаты выплыла Анюта. Располневшая, с бигуди на голове, в байковом халате поверх более длинной комбинации.
– Лариса?! Ты?
Казалось, она не знала, радоваться своей нежданной гостье или гнать ее поганой метлой.
– Я.
– Живая?..
– А вы что, меня похоронили? – через силу улыбнулась Лариса.
– Не знаю. Вот Варвару Сергеевну точно схоронили. На прошлой неделе.
– Варвару Сергеевну?
– Ну да, как Демьяна посадили, так ее удар и хватил. Помучилась немного, и все…
– Демьяна посадили?
– А ты что, с Луны свалилась… Где ты была?.. Демьян говорил, что бандиты тебя увезли…
– Да, бандиты.
– Из Москвы вроде бы за тобой приезжали, – подсказала Анюта.
– Да, из Москвы… У меня проблемы там были. Демьян не говорил?
– Нет, не говорил. С бандитами проблемы были?
– Да, три года назад. Они до сих пор меня преследуют.
Лариса врала, но у нее уважительная причина – нежелание вдаваться в подробности. Да и незачем кому-то знать, что она пропела все два месяца, как та стрекоза из басни Крылова… Да, бандиты ее похитили. Бабуин проклятый вычислил ее и выкрал. Демьян понимает, что подобное могло произойти. Поэтому можно и ему лапши навешать, рассказать, как Бабуин держал ее под замком в своем доме, как она героически сбежала от него… Но это потом. Сейчас, главное, нужно узнать, куда делись дети. Вдруг и с ними что-то случилось?..
– Ты говоришь, Демьяна посадили? – с неподдельным ужасом спросила она.
– Да, в СИЗО он, под следствием. Он Жигуля убил…
– Какой ужас?.. А Егорка где, Милка? У тебя?
– Нет, не у меня. Комарова их забрала.
– Ничего себе?! Ей-то что?
– А она Демьяна под свое шефство взяла… Муж в больнице, он в СИЗО, так она в Рязань сразу к ним двоим ездит. Одному передачку больничную, другому – тюремную. И мы с Василием ездили… Демьян тебя искал, Жигуля пытал, думал, ты у него. А Жигуль мстить потом приезжал. Юрия Васильевича сильно ранил, он до сих пор на ноги встать не может. Совсем плохой. Мы с Васькой были у него, видели мужика. Печень у него вырезали, ну, не всю, но все равно много… А Демьяна посадили за то, что он Жигуля убил. Простых людей у нас убивать можно, а бандитов нет… А ты, значит, вернулась.
– Сбежала.
– От бандитов?
– Да.
– Ужас какой! Расскажешь?
– Потом как-нибудь… А Савелий Демьянович где?
– У Ивана. К младшему сыну поехал, а остановился у старшего. Приехать должен. А может, у Ивана останется…
– А хозяйство?
– Хозяйство Комарова забрала. Под присмотр. Да и какое там хозяйство, две коровы тельные. А все остальное под нож пустили. А кому смотреть? Савелий Демьянович сдал сильно. В общем, беда… Да ты заходи, а то стоим как не родные.
– Да мне бы детей повидать.
– Это не ко мне, это к Комаровой. А ты знаешь, где она живет, пешком не дойдешь, а мой – сама видишь, какой – невесело вздохнула Анюта. – Совсем никакой.
– Что, сорвался Васька?
– Зима, работы нет… сорвался, гад. Как Демьяна посадили, так все наперекосяк пошло. Да и Юрки нет, некому мужиков держать, вот и распускаются помаленьку. Ничего, весна настанет, посевная начнется, за ум возьмутся. Наверное… Заходи в дом, говорю.
– Нет, мне к детям надо.
– Васька тебя отвезти не сможет…
– Ничего, я пешком.
– Ну, смотри, я тебя на улицу не гнала…
Тихо в деревне, только слышно, как ветер снег от сугроба к сугробу гоняет да в проводах время от времени тихонько подвывает. Холодная зима, волки в такую пору поближе к людям подбираются, может, и вокруг Приволья стая кружит. Да и метель закружить может, с дороги сбить, а заблудиться в такую зиму – верная смерть. Но Лариса все равно пошла в беспросветную снежную ночь. Как будто своими страданиями на пути к детям могла искупить свою перед ними вину.
Не заблудилась она и с волками не встретилась, но, пока дошла, окоченела. И устала очень.
Забор вокруг дома высокий, из-за построек, за воротами ничего не видно. Но собаки во дворе надрываются, да и видеокамера над калиткой установлена, потому и вышел к Ларисе сторож.
– Чего надо? – грубо спросил он, пытаясь удержать ружье, ремень которого так и норовил соскользнуть с покатого из-за тулупа плеча.
– Уварова Лариса.
– Уварова?! Извини, дочка, не признал. Проходи! Проходи!
Зато Катя Комарова сразу же узнала ее. Только радости никакой не проявила. Нахохлилась, как та наседка, защищающая свой выводок. Слышно, как дети по дому носятся, с криками, шумом. Но это ее дети. Хотя, может, и Егорка с ними. А Мила слишком еще маленькая, чтобы бегать. Сердце запищало в груди в предчувствии долгожданной встречи. Сильно Лариса соскучилась по своим детям, сил нет, как хочется их увидеть. Но Катя не позволяет ей зайти в комнату, откуда доносится суматошный шум. Сложила руки на груди, стоит на широко разведенных ногах, голова горделиво вскинута, взгляд жесткий, осуждающий. Она и раньше улыбалась Ларисе через зубы, а сейчас рассматривает ее с нескрываемым пренебрежением.
