Татьяна Полякова - Барышня и хулиган
— Возможно. Но необязательно. У меня тут преинтересная мысль образовалась. Если менты так уверены, что убийца проник в клуб нашим путем, а нам известно доподлинно, что сделать этого он не мог, значит…
— Что? — приободрилась я, хотя повода к этому пока не видела.
— Ну, подумай немного…
— Насчет думать я сейчас не очень, — честно сказала я. — Помнится, мелькнула какая-то мысль, когда я еще мыслила…
— А когда это было? — заинтересовался Мишка.
— Когда мы вошли в клуб и я увидела труп.
— Так-так.
— Ничего не так, я испугалась, и мысль как отрезало, с тех пор ни одна из них ни разу не появилась.
— Тогда слушай гения, то есть меня. Если нет иных следов проникновения, а их нет, ведь менты должны были бы их обнаружить, значит, проникновения не было.
— Ты хочешь сказать, сторожей двое и один убил другого?
— Это довольно оригинальная версия, а как тебе такая: сторож сам открыл боковую дверь, потому что его зашел навестить приятель…
— Конечно, — обрадовалась я. — В коридоре еще было накурено, я обратила на это внимание.
— Умница, — заявил Мишка и поцеловал меня в нос, я поспешно отстранилась, а он пожал плечами:
— Мы же родственники.
— Не уверена. Не отвлекайся. Так что там насчет гениальной идеи?
— Я уже все рассказал, — заявил Шальнов. — Убийца и сторож хорошо знали друг друга. Добавь еще одну существенную деталь: пистолет, что я отобрал у убийцы, мой собственный.
— Что? — вытаращила я глаза.
— Тот самый, что хранился в прикроватной тумбочке в спальне и куда-то исчез. Уверен, Палыча кокнули из него, ну и сегодня из него же в нас стреляли.
— Это что же получается…
— Получается, рассчитал я все правильно. Когда мы лезли в клуб, убийца в самом деле был там, но ему повезло, а нам не очень. Убийца наверняка Катькин любовник, иначе как он мог узнать о пистолете? Либо она сама рассказала, либо он нашел его случайно. Суть в том, что он ей человек не чужой, оттого моя бывшая благоверная носа не показывает и даже голоса не подает. Чует, запахло жареным, а нюх у нее такой, что любая собака позавидует.
— А вдруг ей грозит опасность? — испугалась я.
— Катьке? — Шальнов скривился. — Вряд ли. Опасность грозит нам. Если менты нами заинтересуются… Ладно, лучше об этом не думать. Вот еще что — после убийства в клубе заместитель Палыча заявил, что тот который день не подает признаков жизни, и это произвело впечатление на милицию, поехали к Палычу домой, вскрыли дверь, а в квартире полный бардак. Кто-то что-то искал. Тайник вскрыт и девственно чист. Замок не сломали, а открыли ключом, так же как и ящик в клубе, то есть ключи у преступника были, и вряд ли его интересовали деньги. В клубе, в своем кабинете, Палыч денег не держал, они хранятся в сейфе в бухгалтерии, но туда убийца даже заглянуть не удосужился. Что он мог искать? Ответ сам напрашивается: долговые расписки. За ними он и охотился и скорее всего смог их уничтожить.
— Как же мы тогда найдем убийцу? — загрустила я, потому что не обнаружила в рассуждениях Мишки ни одного изъяна.
— Найдем, — убежденно заявил он, но верил ли в это сам — еще вопрос. — Для начала попробуем познакомиться с Лосем. Заметила, больше его не ищут, по крайней мере, по нашему телефону?
— Что это значит? — спросила я.
— Понятия не имею. Возможно, парень уже нашелся, хотя лично я в этом сомневаюсь. Проведаем его квартиру, а потом займемся охраной стоянки возле клуба.
— Зачем нам охрана? — насторожилась я.
— Кто-то вывел из строя мою машину. Вдруг охрана что-то заметила, если, конечно, не спала всю смену с открытыми глазами.
— Почему бы не поговорить с ними сегодня?
— Если успеем. К тому же на работе их застать проще, не надо добывать домашний адрес и все такое, а работают они, насколько мне известно, через день, то есть через ночь.
— Хорошо. К Лосю сейчас поедем?
— Ага. Я пошел под душ, а ты мой посуду.
— Я тоже под душ…
— Со мной? — невинно поинтересовался Мишка.
— Нет. В порядке очередности, и ты мог бы пропустить меня вперед.
— Я и так сегодня много добрых дел сделал. Не хочешь вместе, не надо. Хотя в цивилизованных странах совершенно чужие люди сидят на пляжах нагишом, а мы с тобой как-никак родня.
— Мишка, — сказала я серьезно, — если будешь приставать, сбегу к себе в Кострому, и разбирайся сам как знаешь с трупами, охранниками и ментами. Вот, честное слово, сбегу.
— Не можешь ты меня бросить, — скроив забавную рожу, заявил он. — Ты хорошая девчонка, а хорошие девчонки граждан в беде не бросают. Тебя ж совесть замучает.
— Моя совесть смертельно боится тюрьмы, так что очень может быть, что будет помалкивать.
Пока Мишка ухмылялся, я благополучно достигла ванной, скрылась в ней, с особой тщательностью проверив замок. Мишка поскребся в дверь и крикнул:
— Между прочим, я семь месяцев сидел в каталажке.
— Не я ж тебя туда устроила.
— Но ты бы могла проявить человеколюбие.
— Не могла бы, моя совесть возражает.
— Она еще глупее, чем ты.
— Шальнов, — возвысила я голос, — ты свинья.
— Подумаешь. А ты дура. Вот посадят нас в тюрьму, будешь локти кусать, что лучшие минуты своей жизни провела в гордом одиночестве.
— Чтоб у тебя язык отсох, — в сердцах сказала я и включила воду, чтоб не слышать больше всякие глупости.
Когда я вышла из ванной, Шальнов принципиально не обращал на меня внимания. Он, насвистывая, побрился, затем принял душ, переоделся и, заглянув в кухню, где я мыла посуду, сказал:
— Я готов.
— Я тоже готова, — ответила я, снимая фартук, и неизвестно почему тяжко вздохнула, по крайней мере, вздох не имел никакого отношения к предстоящей экспедиции. Тут меня озарило, и я растерянно поинтересовалась:
— Как же мы теперь без машины?
— Машину купим, — ответил Мишка.
— А у тебя есть деньги? — насторожилась я.
— У Катьки есть. Она их копила, а мы поможем истратить.
— Вряд ли она… — начала я неуверенно, но Мишка только рукой махнул и стал подниматься в спальню. Я поплелась за ним. Он отодвинул прикроватную тумбочку, маникюрными ножницами подцепил-дощечку паркета, сунул руку в образовавшуюся щель и через секунду извлек на свет божий металлическую коробку (кажется, из-под чая), вскрыл ее, и глазам моим предстала пачка долларов, аккуратно перевязанная резинкой.
Мишка вновь сунул руку в тайник и на сей раз извлек оттуда целлофановый пакет. Если в коробке купюры были потертые и по десять долларов, то в пакете новенькие и гораздо большего достоинства. Заглянув в пакет, Мишка удовлетворенно заметил:
— Между прочим, мои кровные. Катерина Юрьевна свистнула их, и слава богу, что на черный день отложила. Уж очень твоя сестрица тайники любит, а фантазия убогая, потому все ее тайны для меня и не тайны вовсе. — Болтая таким образом, Мишка пересчитал содержимое коробки, хмыкнул, покрутил головой, деньги оставил на полу, а в коробку вложил записку: «Спасибо, Катя».
— Ты грабишь мою сестру, — гневно заметила я.
— Даже не думал, — обиделся Шальнов. — Твоя сестрица обдерет меня как липку, вот увидишь. Квартиру уж точно оттяпает. У меня с ней судиться никакого терпения не хватит, а у Катьки его сколько угодно. Квартира стоит в сто раз больше, чем она скопила, приторговывая одним местом…
— Замолчи, — пнула я его в бок кулаком, он моргнул и заявил испуганно:
— Извини, я забыл, что здесь несовершеннолетние.
— И все-таки поступать так — нечестно.
— Хорошо, давай все спрячем назад. А бегать за Лосем будем на своих двоих, километров двадцать ты пробежишь, потом я, тут главное — от машины не отстать.
— Ладно, — вздохнула я, чувствуя, что сейчас непременно разревусь. Мишка с минуту таращился на меня, затем хмыкнул, вернул банкноты в банку и спрятал ее под паркет.
— Так и быть, обойдемся без ее заработков, а эти не отдам, — кивнул он на пакет. — Говорю: мои кровные, Катька их свистнула, а я возвращаю награбленное, и взгляды твои на меня больше не действуют, хочешь — реви, хочешь — сиди на полу сиротой казанской.
— Что ты завелся? Вернется Катька, с ней и разбирайся. И пожалуйста, не забывай главного: я совершенно не хочу в тюрьму.
— Да кто ж в нее хочет? — вздохнул Мишка, приладил дощечку на место, сдвинул тумбочку и отряхнул штаны. — Потопали.
Отправились мы на такси, и вовсе не к Лосю, как я предполагала, а в автосалон, который по большому счету никаким автосалоном не был. Обыкновенный пустырь, находившийся сразу же за бензозаправкой, обнесенный металлической сеткой с воротами и калиткой, за которой стояли штук двадцать машин, по виду совершенно непригодных для передвижения по причине почтенного возраста, а также имелось дощатое сооружение с шиферной крышей и крылечком, над которым красовалась надпись «Автосалон».
— О господи, — простонала я, увидев все это.
— Не придирайся, — пожал Мишка плечами, шагая к калитке. — Машины здесь хоть и подержанные, но вполне приличные. Новая машина нам без надобности, если кто-то пристрастится тормоза портить, так новая машина — пустой перевод денег. Старушку вроде этих не так жалко.
