Инна Тронина - Закадычные
— Она заболела однажды, а я как раз со службы вернулся. Увидел её с компрессом на голове и говорю: «Ну, что с тобой? Заболела мама-кура — сорок семь температура?» Стишок такой был. Валюшка на куру обиделась. Курицей, говорит, меня считаешь?! Значит, не понимали мы друг друга…
Максимов обвёл всех светло-голубыми, совсем старческими, мутноватыми глазами.
— Вы думали, что и не должны заискивать перед женой. У вас не было в этом необходимости, — успокоила его Оксана. — Андросову, чтобы преуспеть в жизни, нужно было без устали болтать языком, трудиться над ложным образом, угождать и подстраиваться. Перед каждым человеком он представал таким, каким тот хотел его видеть. Он был и подпольщиком, и поэтом, и фронтовиком, и заботливым мужем больной жены. Знаете, почему у него это получалось, в то время как вы никогда не добились бы результата? Могу объяснить.
— Когда Валюшка его кальсоны в машине крутила, я готов был кортик со стены сорвать. А потом — то ли в себя его воткнуть, то ли в Андросова. Моё бельё она никогда не стирала с улыбкой… — пробормотал Максимов. — Она говорит: «Как тебе не стыдно ревновать? У человека жена больная. А сам стирать он не может и не хочет. Тепло женских рук должно сохраняться в белье и согревать душу…»
— Слышите меня, Владимир Игнатьевич? — настойчиво спросила Оксана. — Вы — личность. Вы — готовая картина. На вас нельзя нарисовать больше ничего. А Андросов — чистый холст, ничтожество. И он мог принимать облик самых разных людей. Таким действительно жить легче, но только до поры. И жизнь подтвердила правоту моих слов. Андросова больше нет. Для него всё кончено. Через день от него останется урна с прахом. А у вас ещё годы впереди. Сын есть, Алина вон подрастает. И правнуков дождётесь. Думайте о будущем. Вы победили зло. — Оксана посмотрела на часы и поднялась из-за стола. — Извините, но мне надо ещё заехать в Лахту. Я там долго не была, соскучилась. Хочется поболтать с ребятами, узнать новости…
— И не выпьете на посошок? — испугался Максимов. — Без вас, без товарища следователя я не победил бы. Опять женщины мужику помогли!
— Выпью, но только одну стопку, — подумав, сказала Оксана.
— А «Колье Екатерины» возьмите с собой в Москву, — засуетился Владимир Игнатьевич. — Видите — красное, полусухое! Наше, питерское, но из лучших сортов молдавского винограда. Угостите своих друзей.
— Спасибо. — Оксана сунула бутылку в дорожную сумку.
— Такси вызовешь или трамваем обойдёшься? — поинтересовался Руслан, наваливаясь на стол и позёвывая.
— Ребята обещали за мной машину прислать. Прямо со двора заберут, а потом отвезут на вокзал.
— В любом случае, мы тебя проводим! — Алина потрепала Грету по холке. — Как мне жалко, что ты уезжаешь! Если в Питере окажешься, в гости завернёшь?
— Обязательно.
Оксана взяла у Максимова стопку и высоко её подняла.
— Я пью за то, чтобы мы собрались в том же составе. Вернее, чтобы с нами был Леонид Владимирович. Чтобы исчезли дурацкие подозрения. Чтобы была окончательно реабилитирована несчастная Зоя Евгеньевна. Это мой единственный тост — за справедливость!
Все выпили, с шумом поднялись из-за стола, словно сбрасывая с плеч незримую тяжесть. Оксана была по-настоящему счастлива и беспокоилась только о том, как подаренные Галиной Семёновной веточки хойи и китайской розы, помещённые в мешочки с влажной землей, перенесут дорогу до Москвы.
Эпилог
Осенью того же года останки Зои Максимовой были найдены и опознаны. Она погибла за четыре месяца до того дня, когда было совершено убийство на Парголовской.
Генетическая экспертиза подтвердила кровное родство Леонида и Алины Максимовых.
2001 год, Санкт-Петербург
Дополнения внесены в 2016 году, пос. Смолячково, С.-Пб.
