Наталья Александрова - Убей меня нежно
После обеда вдруг нагрянули три разбитные тетеньки из хозяйственного отдела мыть пол на всем этаже. Сотрудники стояли в коридоре кучками у каждой двери, кое-кто прогуливался по коридору. Надежда увидела, что дверь на лестницу распахнулась и вбежала Людочка, секретарша из пятого отдела. Люда подскочила к Надежде, одиноко читающей журнал, она была очень возбуждена.
— Ой, Надежда Николаевна, что я скажу!
Полякова с Пелагеей придвинулись поближе, остальные дамы тоже сделали два шага в их сторону. Повинуясь какому-то импульсу, Надежда взяла Люду за руку и отвела подальше в уголок к лифту, там им никто не мог помешать, потому что лифт опять не работал. Дамы разочарованно отступили.
— Вы представляете, Надежда Николаевна, беру я у Виктора Андреича в кабинете сегодня справочник по ГОСТам на документацию и смотрю, там письмо какое-то.
Я к нему: не ваше ли? Ну, вы представляете, что он мне ответил.
Надежда представила и поежилась. Виктор Андреевич Кухаренко был начальником пятого отдела уже много лет, и хоть возраст его был уже далеко за шестьдесят, никаких способов заставить его уйти на пенсию в природе не существовало. Виктор Андреевич знал точно: пока он может дышать, он будет работать. Разумеется, под словом «работать» он имел в виду сидеть в кабинете полный рабочий день и распекать нерадивых сотрудников. «Дисциплина и порядок» — стало его девизом на многие годы.
Виктор Андреевич был суров, но справедлив и особенно любил воспитывать молодежь, а тренировался на своих бесчисленных секретаршах. Он упорно брал в секретари только молодых девушек, причем без всякой задней мысли, а с искренним желанием воспитывать кадры, и делал это со страстью. Он неусыпно следил, чтобы секретарша не болталась без дела, содержала в порядке свое рабочее место, даже делал замечания по поводу одежды и прически. Так, позапрошлым удивительно знойным летом, когда весь город буквально плавился от жары и все, даже пожилые дамы весьма плотной комплекции, ходили на работу в дачных сарафанах с открытой спиной, иначе в общественном транспорте было не выжить, секретарша Виктора Андреевича вынуждена была являться на работу в блузке с длинными рукавами, правда, он сам тоже ходил на работу в плотном синем костюме, но бедной Людочке от этого было не легче.
Рассказывали, что давно, лет пятнадцать назад, когда Виктор Андреевич был еще замом и у них с начальником была общая секретарша, в моде были мини-юбки, а девушка имела поразительно стройные длинные ноги и не могла отказать себе в удовольствии демонстрировать их. Юбка была коротка, Виктор Андреевич строг. Он сделал замечание, девушка не отреагировала, Виктор Андреевич повысил голос и запретил ей являться на работу в таком виде, девушка пожаловалась начальнику на грубость его зама. Ноги были хороши, и начальник сделал тактичное замечание заму в том смысле, чтобы тот не обращал внимания, Виктор Андреевич обиделся и написал жалобы в профком и в комитет комсомола, чтобы там повлияли на непокорную секретаршу. В комитете комсомола работали люди молодые, поэтому там только посочувствовали девушке, а дипломатичный председатель профкома предложил выписать секретарше матпомощь в размере половины стоимости фирменных джинсов, о покупке которых в те давние времена мечтали все, но не все могли себе это позволить. Оплатив таким образом из своей небольшой зарплаты половину стоимости вожделенных джинсов, а именно — одну штанину, девица была очень довольна, Виктор Андреевич, со своей стороны, считал, что одержал полную победу, а пострадавшим во всей этой истории оказалось только эстетическое чувство сотрудников мужского пола, так как изумительные ножки надолго скрылись под джинсами.
В эту историю не верили только те, кто никогда не видел Виктора Андреевича воочию. Стоило же неверующему посмотреть, как Виктор Андреевич шагает по коридору, строго глядя перед собой, в костюме полувоенного покроя и в ботинках фабрики «Скороход», причем ноги в этих ботинках он ставил не наискосок, как все нормальные люди, а параллельно друг другу, не желая ни на градус уклоняться от выбранной раз и навсегда прямой линии жизни, как все сомнения у Фомы неверующего улетучивались. Людочка была первой секретаршей, которая сумела удержаться у Виктора Андреевича третий год. Причина была в том, что она училась в вечернем институте.
Виктор Андреевич уважал ее за стремление к знаниям, считал серьезной девушкой и, надо отдать ему должное, разрешал заниматься и всегда отпускал в учебный отпуск без возражений, не то что Другие начальники.
— Так вот, представляете, он так смотрит на меня: «Какое письмо, вы что?» А я посмотрела, почерк похож на Маринкин, мы с ней на курсах по гражданской обороне были, стала читать — ее письмо. Я все-то не читала, только сначала несколько строчек и подпись, вот, смотрите: подружке она писала.
Людочка оглянулась и зашептала:
— И там правда написано, что у нее кто-то был, ну, мужчина какой-то, все подробно, что познакомились на работе, а дальше мне стыдно стало читать, и что же теперь с этим письмом делать?
— Что делать — надо родителям передать, хотя оно только душу им растравит.
А как оно к твоему начальнику-то попало?
— Ой, я же вам говорю: Марина у меня этот справочник по ГОСТам попросила давно еще и забыла отдать, а перед ноябрьскими праздниками уборку мы делали, стал мой Виктор Андреевич проверять, все ли у него в порядке, хватился — одного ГОСТа нет. Он на меня прямо чуть ли ногами не затопал, вы же знаете: «Дисциплина и порядок», я к вам бегом, у вас в секторе никого, только Сороковников в углу дремал, я у Маринки из стола справочник вытащила и назад, только все равно мне попало, зачем даю его посторонним людям. А мне и не нужно было ничего там смотреть, а сегодня хватилась, открыла — письмо и выпало, а вы, я знаю, вещи Маринкины разбирали, вот я вам и принесла, а сейчас мне бежать надо, а то Виктор Андреич хватится, что меня на рабочем месте нет.
Выпалив одним духом всю эту длинную тираду, Людочка резво метнулась за угол и буквально налетела на Рубцова. Надежда встретилась с ним взглядом и поняла: он все слышал. Какой-то бес руководил ее поступками. Держа свернутый листок на виду, она прошла в комнату и положила письмо под стекло на своем столе.
* * *У Андрюши Рубцова было обычное детство, никто не назвал бы его тяжелым. Мама его работала в заводской столовой, но не судомойкой или уборщицей, а поваром по супам. И папа у него был, шофер грузовика.
Папа зарабатывал неплохо, для шофера, конечно, зарплату не пропивал и жену с сыном не бил. Времена были брежневские, со снабжением в их поселке городского типа, хоть он и считался райцентром, было неважно, но мама потихоньку несла из столовой, немного, только чтобы муж и сын не голодали, и они не голодали. Жили они в собственном доме, вернее, половине дома, три комнаты и кухня, а еще небольшой садик и огород.
Андрюша пошел в школу, как все, и там было все, как у всех детей: немножко баловался, только учился лучше других, все ему давалось легко. Родители ему не помогали, но успехами его гордились. Вступив в пионеры, Андрюша стал заниматься общественной работой. Нельзя сказать, что ему это нравилось, но раз положено было, значит, надо.
Когда Андрюше было тринадцать лет, в Ленинграде, городе трех революций, организовали не то всесоюзный слет, не то съезд пионерии всей страны, а дочка секретаря райкома партии неожиданно заболела. Послали Андрюшу как лучшего ученика и общественника. Показуха цвела пышным цветом, детей поселили в недавно построенном пансионате крупного завода, рабочие еще не успели поправить там свое здоровье, хорошо кормили, возили на «Аврору», в Эрмитаж и в Кировский театр. Андрюше очень понравилась поездка, а неприятности начались потом.
Дома его ждали, мама пекла пироги, но когда он увидел низенькие деревенские дома, немощеную улицу, крошечные палисаднички, кур в пыли, он совсем не обрадовался возвращению. Лето прошло, наступила слякотная осень, дороги развезло, и как-то, шлепая по грязи из школы, Андрюша вдруг ощутил лютую тоску и понял: хочу туда! Ходить по чистым светлым улицам, жить в большой уютной квартире и никогда больше не видеть этой раскисшей дороги и удобств во дворе. Время шло, он по-прежнему хорошо учился, занимался общественной работой, одним из первых его приняли в комсомол. К шестнадцати годам выяснилось, что он хорош собой. То есть это и раньше было заметно: учителям нравился симпатичный мальчик, ему всегда поручали вручать цветы приехавшему в город начальству, а теперь мальчик вырос в красивого высокого парня с белозубой улыбкой. Девчонки бегали за ним стайками. Его они тоже интересовали, но хотелось чего-то особенного. Он познакомился с дочкой секретаря райкома партии: городок у них был маленький, и всегда можно было встретиться как бы случайно. Он начал ухаживать за ней по всем правилам.
