Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита
Салан улегся возле крыльца и выразительно слизывал остатки мороженного со своих усов и подбородка. Дети обиженно поглядывали на пса, но больше никто не кричал.
Яичница тем временем дозрела. Тоня позвала всех к костру и встала на раздачу, пытаясь отпустить каждому поровну. Гостю полагался кусок хлеба, на нем желтый глаз яйца и щепотка соли. С яичницей покончили за несколько минут. Заглатывая бутерброды, детдомовцы косили на стол с конфетами. Но там несла караул Руфина Абрамовна.
— Конфеты таки сейчас никто не берет. Мы скажем спасибо Олежке, возьмем их с собой и получим после обеда. Мне не нужны больные хилые дети, которые не едят суп.
— Кто, кроме Леньки Касаткина, из них наши? — Шепотом спросила Тоня.
— Сейчас покажу, смотри внимательно. — Голенев обошел детей и погладил афганских сирот по головкам. Она поняла. Теперь Тоня смотрела только на этих. Девочка ей приглянулась сразу, мальчиков она изучала.
Внезапно внизу раздалась громкая музыка. По проселку к подножью холма медленно ползли два черных лимузина. Машины остановились, из распахнутых дверей вывалились пятеро здоровенных мужиков. Кащеева и его правую руку, Бакса, Голенев узнал сразу. Одного из троих тоже. Он видел этого парня на стройплощадке цементного завода, когда прогуливался с Постниковым. Мужики расстелили на траве скатерть, достали из багажника ящик с пивом и уселись пировать. Время от времени они громко ржали. Бакс грязно выругался.
— Какие хамы?! Они таки не видят, что тут ученики младших классов! — Возмутилась Меджрицкая.
Голенев приманил собаку, закрыл ее в домике и спокойно отправился вниз. Личики детей вытянулись в напряженном ожидании. Над Вороньим холмом словно повис электрический заряд опасности. В наступившей паузе грохочущая музыка, хамские шутки и ругань бандитов стали слышны еще отчетливее. Голенев приблизился к гулякам:
— Рядом дети и женщины. Перестаньте лаяться.
Первым поднялся Бакс. Набычив голову, он попер на Олега. С холма не успели заметить, что произошло, но бандит пошатнулся и упал. Тогда поднялись еще двое. Они стали обходить Голенева, надвигаясь на него с боков. Руфина Абрамовна, прикрыв глаза от солнца ладошкой, пыталась рассмотреть, что происходит внизу. Неожиданно раздался крик Касаткина:
— Двое на одного! Так нечестно! — Мальчишка сорвался с места и бросился вниз. За ним сорвалась Тоня. Не успели они пробежать и половины расстояния, как и эти оба оказались на земле. Причем один, прижав коленки к подбородку, вертелся от боли, как уж на сковородке, и выл волком. Тоня подбежала к Олегу и потянула его за руку:
— Милый, пойдем отсюда.
Голенев мягко отодвинул девушку:
— Отойди, мы здесь сами договоримся.
Кащеев допил пиво, поднялся, сделал два шага в сторону Олега и неожиданно захлопал в ладоши:
— Браво, парень! Школа есть. Будет время, прикатывай в гости, поботаем о том о сем. Адреса не надо. Сядешь в тачку, спросишь Кащеева, привезут. Молодку тоже можешь прихватить. — И обратился к уцелевшему бугаю: — Треха, пикник закончен. Собирай малину, и отваливаем.
Холуй бандита зыркнул на Голенева маленькими злыми глазками, быстро свернул скатерть и схватился за ящик с пивом. Кащеев его остановил: — Оставь им. Парень разогрелся на наших придурках, пусть с телкой охладится.
— Я пива не пью. Можешь забирать. — Отказался Голенев, повернулся к щедрому бандиту спиной, подсадил Касаткина себе на плечи и, обняв Тоню, зашагал на холм.
— Не пьешь, рыбачков угостишь. — Бросил Кащеев ему в след и уселся в машину.
Когда они поднялись на вершину, лимузинов уже и след простыл.
Притихшие было дети закричали Олегу «Ура!» и бросились на него. Леня, прикативший на плечах Голенева, яростно отбивался от сверстников, не желая ни с кем делить место на плече афганца. Но его все же стащили, а хозяина завалили на траву и навалились кучей малой. Разгребая детвору, Олег отыскал глазами Тоню и крикнул:
— Выпусти Салана.
Тоня покачала головой и направилась к домику. Салан выпрыгнул из дверей с громким лаем, тут же сообразил, что хозяин в гуще малышни, прыгнул на эту шевелящуюся гору, добрался до Олега и лизнул его в нос. Шумное веселье в честь победы над врагом остановила воспитательница. Руфина Абрамовна посмотрела на часы:
— Таки через сорок минут обед, а им еще руки мыть и чистить перышки. Это же не дети, это поросята. Все в траве извалялись. Дети поросятами себя не считали и вовсе не спешили покидать Вороний холм с его обитателями. Олегу снова пришлось превратиться в капитана Голенева. Он быстро организовал беспорядочное племя в стройную колонну и, отдав честь, принял парад уходящей детворы. Дети долго оглядывались и махали им с Тоней руками, а Салан брехал вслед.
— Затащи, все что нужно в домик, и пойдем. — По-хозяйски распорядился Олег.
— Куда пойдем?
— Сначала к твоим родителям. Пусть благословляют. Потом в ЗАГС, подавать заявление.
Тоня оглядела себя. Руки у нее остались в саже, платьице помялось:
— Как я в таком виде?
— Дома переоденешься. — Он помог занести складную мебель и посуду. Она сожгла в тлеющем костре пакеты от продуктов, собрала разбросанные псиной упаковки от мороженного.
Через десять минут они, взявшись за руки, шагали по городу. Впереди, радостно помахивая хвостом, бежал Салан.
— Мама, папа, это мой муж Олег. А это наш Салан. — Серьезно представила Тоня родителям уже знакомого им парня и малознакомую дворнягу.
— Господи, нам тут только собаки не хватало!? — Всплеснула руками Вера. Известие о замужестве дочери она как будто пропустила мимо ушей. Павел Дорофеевич тоже от эмоций воздержался. Он молча отправился на кухню и стал выставлять на стол бутылки и закуски. Улизнуть от родителей быстро не удалось. Засиделись до вечера.
Узнав от дочки о посещении Вороньего холма бандитами, родители Тони оставили молодых ночевать. Голеневу понравилась суровая сдерженность семьи, которая приняла его в дом без всякой помпы, словно он жил с ними много лет. Салан тоже быстро освоился. Пес обнюхал все закоулки, облюбовал себе коврик в прихожей, и свернулся на нем калачиком.
Дочери с зятем Вера постелила в гостиной. Они провели ночь обнявшись, как два близких очень родных существа. Зная о слышимости в блочных квартирах, Олег запретил себе всякие лирические порывы, и скоро уснул. Тоня, ощущая рядом этого сильного и смелого парня, даже не уснула, а растворилась в нем, как в нежном розовом тумане.
* * *— Разрешите, товарищ мэр? — Олег приоткрыл дверь и, увидев, что Постников в кабинете один, запустил туда Тоню: — Прошу любить и жаловать, Тоня Коленева, моя жена.
Тихон выскочил из-за стола и поспешил навстречу молодой женщине:
— Женился и мне не сказал? — В голосе мэра послышалась обида.
— Во-первых, говорю, во-вторых, чтобы этот акт получил гражданское и юридическое завершение, попроси нас сегодня расписать. — Рассмеялся Олег.
Постников посмотрел в счастливые глаза друга, пожал ему руку и поцеловал в щечку Тоню. Затем вернулся за свой стол и поднял трубку:
— Лида, возьмите тетрадь гражданских актов и зайдите ко мне. — Вернув трубку на рычаг, Постников указал им на кресла. Лида появилась быстро. Голенев и Тоня расписались тут же в кабинете мэра. Тихон со своей секретаршей Юлей, поставили свои подписи в качестве свидетелей. Бракосочетание двух кооператоров состоялось.
* * *Кащеев ездил кутить на Вороний холм из любопытства. Он не ожидал застать там столько детворы, да еще и старую жидовку воспитательницу. Но шпанята неожиданно помогли создать конфликт и заставили Голенева вступить в драку. Кащеев бы все равно нашел предлог зацепить афганца, а так даже искать не пришлось. Парень показал себя бойцом, что и следовало ожидать. Случись такое раньше, он бы Голенева пристрелил. Особенно, после его жеста с покупкой лесопилки упрямого кооператора. Но планы бандита поменялись на сто восемьдесят градусов. Произошло это после встречи с авторитетом из подмосковной солнцевской группировки. Алехан Казиев успел подмять под себя гораздо больше Кащеева, и мыслил куда шире. Гена посоветовался с ним и понял, что рубить яблоню, пока она не принесла плодов, глупо. Вернувшись из Москвы, он заперся в своем кабинете, долго и тяжело думал. Затем позвонил в Сочи знакомому уголовнику. Тот выложил кое-что о Голеневе и его бизнесе. Сегодня утром Кащеев уже знал, что будет делать. Перед завтраком он пошел в церковь к батюшке.
Отец Василий, надеясь, что хозяин в отъезде, накануне расслабился. Пил он с убогим Трофимкой, и говорил с ним о себе. Трофимка был хорош тем, что ни понимал ровным счетом ничего из речей батюшки но, будучи дурачком ласковым и веселым, поддакивал, кивал и улыбался каждой фразе. Отпустил Трофимку батюшка под утро, а через два часа явился Гена.
