Светлана Воинская - Стервятница
— И этот авиатор поднимал ее в воздух на аэроплане? Он мог перенести ее через Ла-Манш и показать небо Франции!
— Я никогда не могла понять, как эта тихоня кружит головы. О ее похождениях мы узнаем только из твоих уст, Тома. Мон молчалива, словно скромница-институтка.
— Подождите, она должна сейчас спуститься.
Заинтригованный, он прислушался к шепоту. Если этих странных людей мог кто-то удивить…
Голос Жени:
— Вы заметили, каждый здесь настойчиво требует внимания — сыплет остроумными репликами, звонко смеется или, наоборот, принимает надменно-скучающий вид. А Мон, словно бесстрастный наблюдатель, присядет в углу, закурит, и заговорит лишь тогда, когда к ней обратятся. Воплощение спокойствия, грации, достоинства. Без желания притягивать к себе взгляды.
— А вот и Мон!
Ромео выглянул из коридора. Он видел тонкий силуэт, промелькнувший за стеклом дверей. Молодая женщина целовала это бесполое существо Тому. Когда она обернулась, Ромео замер. Он не помнил, как очутился вдали от этих людей, в тишине гостиной, в кресле напротив нее.
— Я живу здесь, — он ожидал уловить в ее голосе оттенок смущения. Жить здесь? Признаваться в этом столь непринужденно?… Да, она и Фред всегда были не от мира сего. — Тома единственный человек, кто знает обо мне все. Она сама слишком необычна, чтобы осуждать странности моей жизни.
— Я всегда не понимал тебя, — женщины любили его задумчивый взгляд. Казалось, его мысли поглощены ими, ему нравится думать о них. — Ты изменилась… Была такой милой, маленькой, тоненькой. Повзрослела. Совсем взрослая, даже страшно…
У двери он что-то заметил, кончик лакового ботинка. Их подслушивал мужчина. Кого ревновали, ее или его? Он передернул плечами.
— Все эти люди… И ты рядом с ними…
— Скандальные, эпатажные, они поглощены собой. Им нет до меня дела. Никогда еще я не чувствовала себя столь спокойно. Они мой театральный занавес, моя ширма. Я в безопасности. Что касается тебя… Ты, поклонник любви, так нетерпим? Англия сделала из тебя пуританина?
Ромео вдруг испугался, что она узнает. Узнает про Джульетту и Кэтти, про приглашение Борисова в клуб… И этот ботинок у двери, их сторож. Он резко поднялся и направился к двери. В коридоре послышались пугливые шаги, узкая фигура, затянутая во фрак, исчезла в глубине дома. Тома.
Глава 5
Ромео прислал Монике коробку с белым платьем. Кэтти многому его научила, и «белый вечер» был безотказным средством соблазнить женщину. Ромео часто прибегал к этому способу и никогда не испытывал поражения. Блюда на столе были подобраны в изысканно-однообразной гамме, гостиная словно купалась в молоке цвета.
И вот она рядом, и беседа проникнута чувственностью. Немного отстраненная, она пока еще не привыкла к нему, но он заставит ее вспомнить.
— Хочешь, я скажу тебе комплимент?
— Еще один к той сотне, что ты уже сказал? — в ее голосе чувствовалось напряжение.
— Нет, это отдельно.
Задумчивый взгляд… Будто он видит в ней что-то потаенное, чего она сама о себе не знает. Будто угадывает в ней ведомые ему одному черты, как садовник, взлелеявший в своем розарии ослепительный экземпляр.
— Ты стала женщиной. Я это понял по позе, в которой ты сидишь, и взгляду. Я стал бояться тебя: боюсь видеть, слышать, прикасаться, боюсь сказать что-то не то. Ты так тонко все чувствуешь! Пойдем… Потанцуем…
Танец, знаменитая прелюдия к постели. Небытие прикосновений. Он улыбнулся — пытаясь унять внутреннюю дрожь, Моника вся сжалась. Напряженную, ее так легко спугнуть.
— Посмотри мне в глаза! — Ромео наклонился, чтобы поцеловать ее.
В его глазах была бездна, и Моника отвела взор. Она заметила в углу рояль, белый, как сахар. Ромео не умел играть… Моника отстранилась. Фальшь! Как декорации египетской старины… Любимые классики, выброшенные с полок во имя чистоты стиля… Как черный кот Мадлены… Театральная бутафория для непритязательного зрителя! Фальшь!
Во вторник он был приглашен Томой на пикник. Он помнил ее отчужденность и явное неудовольствие, какое вызвала его симпатия к Монике. Приглашение выглядело, как ловушка. Но не ей вставать на его дороге.
Вторник — завтра. Ромео медленно набрал номер, вскоре в трубке послышался голос Моники, упоительный, манящий.
— Что ты делаешь?
— Читаю. «Пигмалион» Шоу.
— А! Я читаю Достоевского, — он выдержал многозначительную паузу. — Шоу, Дойл несравнимы с ним. Какая мораль в их книгах? Достоевский серьезный мыслитель, тонкий психолог. На днях я читал Фрейда, наши точки зрения во многом схожи.
— В чем? О какой книге идет речь? — в голосе Моники не было усмешки.
— Я не помню названия. Что ты собираешься делать этим вечером?
— Пойду к Томе.
— Хочешь совет? Сходи к графу К. Там серьезные люди.
— Не хочу. Меня устраивает общество Томы.
— Но у графа серьезные люди, тебе будет интереснее.
— В последнее время мне надоели серьезные люди. И мне надоело слушать глупости, Рики.
— Просто я стал честнее.
— Зря.
Он положил трубку, его опять окружил беззаботный хохот и болтовня женщин, чьи мужья в этот час, должно быть, устилали дно окопов, жадно проглатывая горячую порцию гнилой каши. Ромео осушил еще одну рюмку коньяка и вернулся в салон. Джульетта подмигнула ему, ее подруга, госпожа Эмилия обратила к нему жадный взор. К Ромео подошла вдова, он помнил ее имя — Сьюзан, не утруждая себя запоминанием фамилии. Ромео прекрасно знал породу таких женщин — красивых, что возвели кокетство в особый вид искусства, любым способом доводящих мужчин до исступления, но никогда не отдающих себя. Они получали удовлетворение уже от одного желания мужчин обладать ими. Им было достаточно.
Сьюзан обольстительно улыбнулась, томный взгляд не отрывался от его губ.
— Это правда?… Вы умеете делать массаж? Учились этому на Тибете? Говорят, в Париже массаж в моде?
— Это чисто лечебная процедура. В какой-то степени я врач, — серьезным тоном сказал он и отвернулся.
Для кокетки его невнимание было невыносимо.
— Мой организм в последнее время требует чего-то…
— Я могу уделить вам пять минут, не больше, — строго вымолвил он.
— Будьте так добры… Пожалуйста.
— Пройдемте туда. Надеюсь, нас не будут отвлекать.
Он провел ее в одну из дальних гостиных, положил на диван лицом вниз. Ее плечи, спина были обнажены сильно декольтированным платьем. Пальцы Ромео мягко коснулись ее нежной кожи, от чего дама издала томный стон, заставивший его затрепетать. Но он хорошо знал, каким пленительным может быть этот обман, но он останется ложью. Он сжал пальцы, услышав стон не наслаждения, а боли, но продолжил мять мышцы женщины. Из гордости она сдерживала крик, сжимая зубы. Она не могла показать даже вида, что ей неприятно. Когда ее кожа покрылась болезненными пятнами, будущими синяками, руки Ромео нырнули в глубокий вырез на груди. Его жесткие пальцы стиснули ее набухшие соски так сильно, что из глаз Сьюзан брызнули слезы. Ромео встал и покинул комнату, оставив молодую женщину в жалком оцепенении. Через пять минут она вернулась к компании, будто ничего не произошло. Ее плечи покрывала газовая пелерина, горделивый взгляд скользил мимо.
Романы Томы были всегда специфичны, в ней горело сильное желание поражать, удивлять. Любой из ее гостей был диковинкой в ее коллекции. Каждый вечер она устраивала балаган, представление, все находили ее странной, претенциозной, страшно интересной. Демон ее натуры плодил подобных себе, притягивал, манил вечных клоунов, бегущих от банальности. От нее ждали выходок, скандала. Никто не понимал, что иногда и ее мятежная душа требует стать, пусть на час, простой, скучной, убогой. Никто, кроме Жени и Моны… И Тома не хотела потерять ее.
Для пикника она выбрала болотистую местность одного из предместий, вдали от лондонского смога — ядовитой смеси промышленных выбросов и каминного дыма. Она боялась, что итальянец не придет. Он пришел, одетый, как на светский прием: белое пальто, вокруг бычьей шеи повязан бежевый шарф. Самолюбие человека, выросшего в бедности, столь болезненно! Тома рассчитывала на это. Одеться хуже, испачкаться в присутствии людей иного сословия Ромео позволить себе не мог. Он хотел изображать денди даже среди болот, в его примитивном восприятии богатых людей они должны так поступать.
Тома пригласила Кэтти Норвуд, Борисова и Джульетту. В таком тесном кругу обязательно должно что-нибудь произойти, итальянец поневоле окажется в глупом положении. Тома не хотела делиться с Мон сплетнями о Джульетте, Борисове и банкирше Норвуд. Ни к чему. Моника и так должна понять, насколько ее выбор неудачен.
Гости суетились вокруг костра, собирали хворост, их забавные потуги быть полезными в тонком деле разжигания огня вызывали взрывы смеха. Образ богатого не позволял Ромео снизойти до помощи другим, он терпеливо ожидал, снисходительно обронив, что в парке пикник получился бы более цивилизованным.
