Вячеслав Денисов - Главный фигурант

Когда тишину на тридцати квадратных метрах жилой площади разорвал истерический визг из ванной, Шустин, а вслед за ним и трое сидящих у батареи жильцов вздрогнули и, как по команде, посмотрели на Кряжина.

– Он бывает невыносим, – поморщился советник. – В детстве его отец на глазах своего сына был убит до сих пор не установленными мерзавцами. – Догадываясь, что такое построение предложения слишком сложно для понимания находящейся в шоке троицы, Кряжин мысль предельно упростил. – Его отца убили, когда он, – советник качнул головой в сторону продолжающегося крика, – когда он стоял рядом. Он поклялся найти их. Дальше объяснять?

– Да что нужно-то, начальник? – осипшим голосом спросил один из них, сорокалетний на вид. – За склад базар? Так нет того базара – пусть терпила ящики заберет, недостачу мы компенсируем вместе с моральным ущербом. А к «мокрым» делам мы с детства охотки не имеем.

Шустин сначала не понял, что делает Кряжин, – тот расстегнул на себе куртку, откинул в сторону шарф и сделал шаг навстречу воришкам.

– Сколько стоит этот костюм?

– Баксов семьсот, – предположил все тот же, сорокалетний.

– Рубашка, галстук? – продолжал изучение общественного мнения советник.

– По сотне, наверное, будет, – согласился второй, помоложе.

– Вам бы в оценочном бюро работать, а не воровать, – довольно заключил Кряжин, запахивая куртку. – И зарабатывали бы больше, и иглы бы вам никто под ногти не вгонял.

Сразу после этих слов из ванной раздался еще более ужасающий крик, который заставил побледнеть всех, кроме Кряжина. Шустин, не выдержав, направился на шум.

– По цене все правильно определили, – сказал Кряжин. – Так теперь подумайте – мог я сюда в таком прикиде явиться по поводу ящика с просроченной тушенкой?

Шустин выглянул из-за угла. Теперь он с полной уверенностью осознавал, что все фильмы про милицию и следователей – полное фуфло. Как и закон о российской милиции и половина статей Конституции страны. С преступностью в стране идет успешная борьба только по той причине, что правоохранительные органы в достаточной степени изучили оружие своего противника.

Новый крик оглушил всех присутствующих, и сорокалетний сразу заговорил:

– У Коли здоровье ни к черту, начальник. Ты бы сказал, чего нужно, и все само собой обрешилось бы.

– Где Миша? – спросил Кряжин.

– Миши не знаю, – тотчас ответил сорокалетний. – Вот если бы портрет...

– Продолжай, – крикнул в коридор Кряжин.

Сидельников вывернул «кран» до отказа влево, и под его истошный изнеможенный вопль советник стал наговаривать показания Шустина по памяти: «Осенняя драповая куртка, красный мохеровый шарф, синяя вязаная шапочка, вытянутый свитер...»

– Дык ить это не Миша, – подал голос молчавший доселе третий, – а Федул!

– Да, начальник, – оживленно подхватил тему сорокалетний. – Конечно, это Федул! Ты же его нарисовал. Ну, Федул... Родину, сука, продал? Или цену на нефть повысил?

Шустин в речи жильца сарказма не уловил. Приди кто к нему в таком костюме, какой носит следователь, он тоже решил бы, что тот или из Министерства иностранных дел, или из Службы внешней разведки.

– Был Федул здесь. Вообще-то, он не Федул, а Эрнест. А фамилия его – Олюнин. Федулом его кличут за привычку всегда быть не в духе и разговаривать с людьми только тогда, когда это нужно ему. В прошлом году освободился, кажется, его проняло, но все равно то, что другие делают по доброй воле, он делает в страхе перед нарами. Скорее напугали, чем перевоспитали. Пришел сегодня, попросил выпить. У нас ничего не было. Сожрал банку тушенки, свалил. Клянусь мамой, это все.

– А Разбоев когда в последний раз здесь бывал?

– Разбоев, Разбоев... – стал ковыряться в ошметках памяти воришка. – Это невысокий такой, жилистый? Уж не об Интеллигенте вы речь ведете, начальник? – понимая, что для достижения полного консенсуса этого не хватает, напрягся еще и выдал: – Щурится, на лбу, вот здесь (он показал на бровь) шрамик в виде галочки.

Кряжин чуть порозовел. Упоминание именно этого V-образного шрама над левой бровью он и ожидал услышать. И теперь становилось ясно – Миша, он же – Федул, он же – Олюнин, здесь был. Значит, и Шустин был рядом с этим домом. Значит, не лжет, Цап-Царапыч...

Сидельников ввел подозреваемого. Вид последнего был страшен. Присутствующие пытались разглядеть иглы, торчащие под его ногтями, но сделать это было невозможно. Их четвертый коллега по сожительству обеими руками сжимал что-то тяжелое в ширинке узких джинсов, и на лице его застыло выражение висельника, помилованного за секунду до открытия люка.

С минуту подумав, Кряжин велел Сидельникову вызвать оперативную дежурную группу района и доставить всех четверых в ИВС.

– Куда сейчас? – спросил капитан, когда хлопнули обе дверцы. – На Вишневую?

Следуя логике Кряжина, именно это и стоило предполагать. Но советник в очередной раз доказал свою непредсказуемость.

– На улицу Заводскую, к Измайловскому парку.

«...– Что вы можете сказать о Разбоеве?

– По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее, – сорокалетний воришка закинул ногу на ногу, демонстрируя следователю разорванную подошву своей кроссовки, и внимательно посмотрел сначала в объектив, потом на невидимого глазу следователя. – Разбоева по кличке Интеллигент я знаю около двух лет. Последний раз встречался с ним около года назад. Где он сейчас, не имею ни малейшего представления.

– При каких обстоятельствах проходили ваши встречи?

Казимиров отвечал не раздумывая:

– В Измайлове есть пустырь, там тусуются те, у кого когда-то было жилье, но потом не стало, а также другие, кому эта жизнь оказалась не по карману. Квартира у Разбоева – я точно помню – была, но он частенько появлялся на пустыре. Объяснял это скукой и невозможностью быть в одиночестве. Жена от него ушла, родных, кроме сестры-поганки, не было, поэтому он был, можно сказать, завсегдатаем пустыря. До того как переехать на улицу Асеева, я тоже жил на пустыре, там мы и познакомились. Оттуда я и Федула знаю. – Что-то вспомнив, допрашиваемый решает уточнить: – Федул – это Олюнин Эрнест.

– Дальше.

Казимиров, спустив ногу на пол:

– Можно сигаретку?

С удовольствием закурив, он то ли разбросал вставший перед ним дым, то ли пытался набросать фон, на котором его информация будет иметь более яркий вид.

– Видите ли... Боря – очень интересный человек. С бабами у него какие-то нелады, пару раз его от школ гоняли... Молчун... Словом, я бы не разрешал ему приходить на конкурсы красоты или сидеть на лавочке рядом с женской баней.

– Что это значит?

– Не хотелось бы наговаривать...

– А вы наговорите.

– Друг у него на пустыре есть, – подумав, неуверенно сказал Казимиров. – Гейсом зовут. Захар Гейс, кличка «ЗэЭм». А у меня домик рядом стоял – знаете, из картона и досок такие делают?

– Не знаю, – слышится голос советника Кряжина. – Объясните.

По лицу допрашиваемого пробегает тень досады, и он наклоняется к столу.

– Живущие на пустыре строят домики из картонных коробок, фанеры и досок. Чтобы было теплее, их устанавливают стенка к стенке. У входа в каждый такой домик горит костер, тепло каждого из костров заходит в жилье и греет всех. Но при такой архитектуре, – Казимиров переходит на заговорщический шепот, приближается к камере, и голова его трансформируется, обнаруживая признаки макроцефалии, – в соседние домики входит не только тепло, но и звуки.

Довольный сообщением, он откинулся на спинку стула и снова закинул ногу на ногу.

– Дошло?

– Гражданин Казимиров, – вместо благодарности голос Кряжина звучит хотя и спокойно, но угрожающе, – будьте добры, смените эту кабацкую позу на более соответствующую данной ситуации и просто ответьте – какое отношение имеет Гейс к заданному мною вопросу, ответа на который я до сих пор не получил: что вы можете сказать о Разбоеве?

Казимиров тушуется. Владение техникой заводить собеседника в тупик на этот раз успеха не принесло. Свой первый вопрос следователь помнит.

– Гейс жил в одном домике с Разбоевым. Разбоев все больше расспрашивал Эрнеста о подробностях его интимных отношений с женщинами, и Эрнест с удовольствием предавался воспоминаниям. Как-то раз я слышал, что Гейс подговаривал Борьку заманить в свой домик алкашку Зинку из соседних построек, но Разбоев ответил что-то нечленораздельное. Кажется, он отказался, заявив, что такие партнерши его не возбуждают. Гейс изумленно возмутился – мол, а какие партнерши его возбуждают? – и тут же привел некорректный пример с принцессой Дианой. Что же касается вашего вопроса, то могу сказать честно: будь у меня молодая жена и будь я призван в крестовый поход, ключ от пояса верности супруги Разбоеву я бы не доверил. Это все, что я могу рассказать...»