Татьяна Полякова - Испанская легенда

— Сбежал? — переспросил Алексей.

— Ну да. Внезапно уехал к брату.

— Один исчезает, другой сбегает, — потер подбородок Алексей. — А девчонка ты хоть куда. Вот что, напиши его имя и фамилию. И номер телефона, — скомандовал он.

— Зачем? — не поняла я.

— У меня приятели в Испании, встретятся с твоим другом.

— Да с какой стати?

— Доверься тренеру. Ничего не произойдет, если парень ответит на пару вопросов.

— Это смотря как спрашивать.

— Предельно вежливо. Я обещаю. Может, я тяну пустышку, но… Вокруг тебя что-то происходит, милая. И всем этим странностям должно быть объяснение.

Поморщившись, я написала имя. Телефон Диего я стерла, как только оказалась в самолете, но одна из его эсэмэсок сохранилась, так что номер Алексей получил.

Разговор наш продолжался довольно долго. Я взглянула на часы, в любой момент мог появиться дядя Лева, а мне не хотелось, чтобы он застал здесь Алексея.

— Кое-что лучше, чем ничего, — заявил гость и тоже взглянул на часы. — Значит, так. Ты, конечно, можешь рассказать обо мне ментам, жизнь мою это осложнит, но несущественно. Но непременно насторожит Испанца, если он пасется где-то рядом. В чем я почти не сомневаюсь. Хотя он в любом случае насторожится. Так что выбор за тобой.

— Какой выбор?

— Бежать к ментам или промолчать и выдавать меня за парня, с которым ты случайно познакомилась на улице.

— Ты-то что собираешься делать?

— Искать эту сволочь, естественно.

— Гениально. Его, по твоим словам, десять лет ищут спецслужбы, и безрезультатно, — фыркнула я.

— Ищут, — не стал спорить он. — И я поищу. Его послужной список против моего.

— Бахвалишься?

— Самую малость.

— У тебя есть опыт по отлову киллеров?

— Доводилось сталкиваться. Кстати, если ФСБ найдет его раньше, я не против. Так что мы не конкуренты. Главное, чтобы эта сволочь сдохла или оказалась за решеткой. Первое вероятнее, такие редко попадают в тюрьму.

— А какая роль в твоих гениальных планах отводится мне?

— Существенная.

— Поточнее нельзя?

— Если ты зачем-то ему нужна, то нужна и мне.

К моей великой радости, он наконец поднялся со стула, но еще задержался на кухне, взял мой мобильный и занес свой номер телефона.

— Будем перезваниваться, — усмехнулся он, заметив мой негодующий взгляд. И пошел к двери. Достал ключи из кармана, протянул мне.

Закрыв за ним дверь, я попыталась избавиться от следов его присутствия в доме, включила кондиционер на полную мощность и вымыла пепельницу. Мне уже давно следовало набрать номер Константина Ивановича, а я все оттягивала этот момент, пока не поняла, что звонить не буду. Константин Иванович друг дяди Левы, а как дядя отнесется к появлению Алексея, угадать нетрудно, ближайшим самолетом отправит меня в Испанию. Но даже не это меня останавливало. Алексей прав: слишком много странностей. Открытка, роза на подушке, даже испанская родня. На все это я теперь смотрела совершенно иначе. И кличка киллера наводила на размышления. Каким-то образом наши пути пересеклись. Что ему от меня нужно? И самый главный вопрос:

— Кто ж ты, сукин сын? — громко спросила я. Если Алексей прав и в планах киллера мне отведена некая роль… Он считает меня слабым противником. Точнее, вряд ли вообще таковым считает. И в этом мое преимущество.

Дядя Лева разбудил меня рано, на девять утра я записалась к зубному врачу. Дядя собирался отвезти меня в клинику, машина за ним пришла, как всегда, в 8.15. Что-то мурлыча под нос, он бодро спускался по лестнице впереди меня, заглянул в почтовый ящик и полез в карман за ключом. Из ящика торчал уголок толстого журнала. Дядя Лева по привычке, оставшейся с прежних времен, оформлял подписку, а не покупал журналы в киоске. Впрочем, большинство изданий, которые он читал, в киосках не продавалось.

Он извлек журнал и пару газет (их он тоже выписывал по привычке, сердился, иногда приходил в ярость, обзывая журналистов похабниками, однако привычек не менял) и уже хотел закрыть ящик, но вдруг в досаде покачал головой:

— Опять дети бросили какую-то гадость.

Дом у нас пятиэтажный, подъезд с кодовым замком, а детей — раз, два и обчелся, но иногда, конечно, они хулиганят. К примеру, нарисовали на стене первого этажа обнаженную девицу, снабдив рисунок надписью «Юлька — девочка порядочная», а ниже приписали: «Всем по порядку». Виновник найден не был, а отец Юльки, веснушчатой девчонки, жившей на первом этаже, надпись закрасил, а вот голую девицу почему-то оставил. В прошлом году в один из ящиков запихнули дохлую мышь, Ольга Павловна, наша соседка по лестничной клетке, увидев ее, едва не упала в обморок. С молодежью была проведена разъяснительная беседа, и хулиганство прекратилось.

Я на всякий случай отвернулась, опасаясь, что дядя Лева обнаружил очередного грызуна, хотя меня дохлая мышь лишиться чувств не заставит. Никаких умерщвленных созданий. Дядя Лева достал небольшой целлофановый пакетик, такие в магазинах используют для всякого мелкого товара вроде пуговиц, и теперь с удивлением его разглядывал. В пакетике лежала черная бархатная резинка для волос, украшенная бусинками бледно-розового цвета, вещица дешевая и безвкусная. Можно смело выкинуть ее в мусорный контейнер.

— Это твое? — спросил дядя Лева, а я закатила глаза, давая понять, что его оценка моего вкуса явно занижена, и поинтересовалась:

— Мы идем?

Дядя Лева продолжал разглядывать пакет, хотя ничего интересного в нем не было. На резинке остались светлые волосы, а еще… а еще на ней были какие-то пятна.

— Дядя Лева, опоздаем, — напомнила я.

Он все-таки открыл пакет и стал разглядывать резинку, не притрагиваясь к ней. Это занятие казалось мне верхом глупости, пока он не произнес:

— По-моему, это кровь.

Я молчала, он тоже молчал, потом сунул пакет в карман.

— Что ты с этим собираешься делать? — спросила я.

— Позвоню Константину.

— Константину Ивановичу? Зачем?

— А кому еще? Если это кровь… черт знает, что такое.

Он покачал головой и направился к выходу, держа журнал и газеты под мышкой. По тому, как он двигался, как хмурил брови, стало ясно: находка произвела на него неприятное впечатление.

Я в отличие от него отнеслась к ней спокойно, на резинке могут быть просто пятна, совсем необязательно, что кровавые. Совать эту дрянь к нам в почтовый ящик, конечно, не следовало, а то, что резинку заботливо упаковали, меня слегка смущало. Может, кто-то вернул вещицу все той же Юльке и ошибся ящиком, они, кстати, расположены рядом.

Водитель дяди Левы поздоровался, улыбнулся мне и спросил:

— Куда сначала?

— Отвезем Изабеллу к зубному.

Я стала объяснять, куда ехать, а дядя Лева достал мобильный.

— Константин, доброе утро. Может быть, из-за пустяка тебя тревожу, я нашел в почтовом ящике дамскую вещицу, которой стягивают волосы.

— Дядя Лева, это резинка, — подсказала я.

— Да, резинку. Не мог бы кто-нибудь из твоих ребят взглянуть на нее? Что меня тревожит? Пятна, похожие на кровь. Да, я буду у себя. Спасибо.

Дядя Лева заметно успокоился, а через двадцать минут меня высадили у клиники.

Поход к зубному врачу всегда вызывает трепет, и об утреннем инциденте я мгновенно забыла. Вернувшись с работы, дядя Лева о нем тоже не вспомнил.

Днем позвонил Мартин, из-за жары в офисе ему не сиделось, и он улизнул оттуда пораньше. Прихватив Настю, а потом и Толика, мы поехали купаться. Катались на лодке, поужинали в ресторане, в общем, день был насыщенным, а главное, приятным. Мартин держал меня за руку, был предупредителен и так заботливо-нежен, что Настя никак не желала поверить, что между нами «ничего нет».

— Чего ты мне голову морочишь? Он ведет себя как новобрачный. Толик и тот сказал: Мартин влюблен.

— Много Толик понимает, — отрезала я.

Однако я вынуждена была признать, что Мартин свое отношение ко мне изменил. Теперь в нем появилась долгожданная серьезность. Думаю, перемены произошли благодаря нашему разговору после гибели Сергея. Мартин преисполнился ответственности, явно продиктованной чувством долга. Это и смущало. Чувство долга так легко принять за любовь. В общем, я не знала, радоваться мне или нет. И хоть я истязала себя подобными мыслями, одно присутствие Мартина наполняло душу радостью, а мою жизнь смыслом. Короче, я была влюблена по самые уши. И только страх всего лишиться удерживал меня от решительного шага. Но я уже воображала вожделенный миг, задерживая взгляд то на его руках, то на груди, восхищаясь неземным совершенством Мартина, и замирала от его прикосновений.

Подъехав к моему дому, Мартин, поцеловав меня на прощание, сказал дурашливо:

— Не пора ли нам слиться в объятиях? — И все испортил.

— Не пора, — ответила я.

— Можно узнать, как долго мне еще мучиться?