Владимир Макарычев - Страховой случай
Справедливость в финансах, как и справедливость вообще, каждый понимает по-своему. Вот только люди, их семьи и близкие в расчеты сделки не входили. Они служили материалом, на жизнях которого зарабатывались деньги. Государство – совсем другое дело. От него исходила угроза, но оно и давало заработать по-крупному. Какая же война без потерь? Все ради победы! Победителей, как известно, не судят.
Сила всегда убедительней слабости. Не зря римский полководец Помпей на нежелание мамертинцев подчиниться ему, ссылаясь на старинные римские законы, заявил: «Перестаньте приводить статьи законов тому, у кого за поясом меч» [21] . У Зотова с Парамоновым был свой, один на двоих, меч. Название ему – деньги любой ценой.
Выйдя рано утром из офиса, Зотов серьезно задумался над последним предложением Парамонова. В голове мелькали различные варианты предстоящей катастрофы – от подрыва корабля до его посадки на мель.
17
Валентин Зеленов в составе команды, обеспечивающей переход корабля, внимательно слушал последний инструктаж толстенького черноволосого начальника. Ефим Самуилович находился в состоянии эйфории. Расставив ноги, заложив за спину руки, он представлял себя командиром авианосца. Его нисколько не смущал состав слушателей, их малое количество и разношерстность. Никогда еще он не бывал на таком огромном судне, потому и тешился иллюзией своего величия. Давнишняя мечта командовать таким кораблем осуществилась, неважно, что условно.
– Вы сегодня стали моряками. Палуба авианосца за двадцать лет жизни корабля повидала многих людей, принимала самую современную технику, вооружение. Наши самолеты, испытанные здесь, до сих пор никем не превзойдены. Вам, моряки, доверено проводить в последний путь самую дорогую и ценную частицу нашего Военно-морского флота. Будьте же достойны славы тех, кто служил, ратными подвигами создавал морскую мощь державы!
Григорович еще раз осмотрел слушателей. Перед ним сидели человек пятнадцать мужчин, неопределенного возраста и разных национальностей, одетых в синие рабочие костюмы. Они были набраны на один фрахт со всего Приморья. Среди этой публики находился и Николай. Он же посодействовал, чтобы на работу взяли и товарища, Валентина Зеленова. Уж очень сильно тот просил. Работу не мог найти. Его же из полиции уволили, причем каким-то самым загадочным образом. Зотов, как ни странно, согласился и разрешил принять его в команду перехода.
Всех этих людей объединяло желание заработать любым путем.
«Командир авианосца» между тем продолжал наставления.
Вдруг раздался звонкий скрежет железа, и все обернулись на звук. По палубе катилось ведро. Никто из команды не шелохнулся, чтобы остановить, как загипнотизированные, они смотрели на его приближение к борту. Ведро притормозило у лееров, и знающие моряки облегченно вздохнули – пронесло! Ведь уронить за борт ведро – дурная примета!
– Недотепы, твою мать, – смачно выругался Ефим Самуилович, – подберите инвентарь!
Один из матросов направился выполнять команду, но в какой-то момент корабль слегка качнуло волной, и ведро свалилось за борт.
Настроение у «командира», тоже знающего примету, испортилось окончательно. Инструктаж на этом закончился, но следовало еще представить старшего на время перехода.
Среди давно не бритых бродяг нельзя было не обратить внимания на единственного мальчишку. Черные густые волосы, умный и пытливый взгляд. В синей морской робе, загорелый и обветренный, он выделялся на фоне других непорочной чистотой.
«Что здесь делает этот юноша? – спрашивал себя Ефим Самуилович. – Может, наркоман? Слышал, родители вырывают детей из привычного круга их общения, чтобы отучить от пагубной привычки».
Мальчишкой был Афанасий Кротов, а рядом с ним сидел, широко расставив толстые ноги и блаженно улыбаясь, Тема Головешкин.
– Представляю старшего на борту во время перехода, – продолжил Ефим Самуилович и ненадолго замолчал, выжидая реакции.
Команда зашумела, выражая свое недовольство, но «командир» тут же прекратил нарождающуюся анархию, угрожающе прошипев:
– Беспрекословное подчинение! На заработки не рассчитывайте, заштрафую! С голой задницей отправлю в находкинские притоны и мусорные свалки.
Многие из команды поняли и приняли эту угрозу. Они хорошо знали, откуда пришли и куда им возвращаться после похода – из «ямы» в притон, где оставят заработанное. Их привычной средой являлась жизнь на городской свалке, где питались просроченными и тухлыми деликатесами. Совершенно бесплатно. Но потом, годам к сорока, следовала смерть от разложения печени или обморожения.
Хорошо понимал, кого принимает на работу, и Ефим Самуилович. Гастарбайтеров [22] , в лице корейцев и китайцев, на важный «правительственный» переход не пропускала военная контрразведка. Она, как и в прежние годы, продолжала зорко следить за сохранностью военных секретов. По их мнению, люди без определенного места жительства служат самыми надежными защитниками госинтересов за границей, потому что они не знают страшных военных тайн. А что и знали, давно уже пропили.
– Старшим у вас, – шипел «командир», – будет Сергей Петрович.
«Команда» начала озираться вокруг в поисках старшего. Наконец, с самого края баночки [23] , что рядом с Афанасием, нехотя поднялся маленького роста человек в синей рабочей спецовке с белоснежным воротничком. Одежду рабочую им выдали всем одинаковую, но крахмальную полоску на воротнике додумался пришить лишь он один. Лицо и голова чисто выбриты, широкие скулы и волевой подбородок. Шея вросла в широкие плечи, а под рукавами куртки поигрывали железные мускулы.
«Вид бандитский, – подумал Зеленов, но отметил при этом не похожий на беспредельщиков жесткий, но в то же время добрый взгляд новоявленного командира. – Придется с таким побороться за старшинство и влияние». Два дня, проведенные на корабле, сделали его признанным авторитетом среди новой команды, и ему не хотелось с кем-либо делить наработанное. К тому же в новой среде нашлись люди, признавшие его верховодство. Им, как в звериной стае, нужен вожак. Вот на эту роль и примеривался Зеленов.
– Не офицеришка ли, выгнанный с флота? – прогнусавил один экипажный. Он первым признал авторитет Зеленова, пытался выслужиться перед ним.
В ответ старший поманил его указательным пальцем и четким командирским голосом скомандовал:
– Иди ко мне, бандерлог!
«Бандерлог» сначала посмотрел на своего прежнего хозяина, но Зеленов сделал равнодушный вид и отвернулся. Тогда, не найдя поддержки, словно под гипнозом, тот поднялся и медленно, пригибаясь к палубе, не пошел, а словно пополз к вызывающему. Сидевший с Афанасием Головешкин тоже поднялся с баночки и в знак солидарности с «бандерлогом» направился к «командиру», предварительно преданно посмотрев в сторону Зеленова, при котором исполнял роль «адъютанта». Банда в ожидании избиения притихла. Для нее это было обычным делом, они понимали не слова, а удары, лучше в лицо или по почкам. Но старший разочаровал их. Положив тяжелую руку на плечо «бандерлога», он проговорил:
– Приказываю весь переход молчать! Услышу слово, выброшу за борт! – Еще раз обвел съедающим взглядом притихшую «банду» и рявкнул: – Молчать! Я сказал!
Головешкин, улыбаясь во весь рот, повернул назад и занял прежнее место на баночке.
Наблюдавшие за людьми с мостика авианосца чайки с шумом сорвались с насиженного места. Их сварливые и возмущенные крики еще долго раздавались над палубой корабля.
Вольным морским птицам не требовалось подчинения, как людям. Они жили самостоятельно: в одиночку справлялись с врагами, проявляли характер, боролись за свое выживание, свивая гнездо среди отвесных скал. Иногда заставали в полете над морем бури, но никогда не летели по ветру. Девизом их жизни и смерти было стремление только вперед! Несмотря ни на что! Грозные морские воды считались с такой вольницей, но циклонами и бореями иногда очищали пространство над собой. Чайки прятались в прибрежных скалах, почтительно признавая старшинство за океаном. А когда тот успокаивался, снова кружили над присмиревшими волнами, дразня и играя с ними.
«Бродяги» искренне завидовали вольности и независимости чаек. Задрав головы, они с сожалением и завистью смотрели на их гордый полет. Но, как сказал Максим Горький, – рожденный ползать летать не может!
18
Второй день три мощных морских буксира тянули на стальных тросах неуклюжую громадину. Несмотря на давно не крашенные, в огромных желтых пятнах ржавчины борта, корабль все еще был узнаваем и величественен. Стояла июньская солнечная погода. Море не успокоилось, но и не надоедало качкой. Так, где-то два с половиной балла. Проходящие российские суда долгими и жалостливыми гудками провожали его, словно в последний путь. За время движения в территориальных водах России встретился всего один военный корабль, морской тральщик. На фоне многотонной массы авианосца он смотрелся муравьем на ладони у человека. Заиграл длинный и пронзительный гудок, означающий сигнал «Захождение». Так по морскому уставу команда военного корабля приветствовала авианосец и одновременно прощалась с ним. Моментально вдоль низкого борта выстроилась линия моряков. Строй застыл в почтении, держа руки по швам. Стояли, одетые не по форме, кто в чем, без головных уборов. Было видно, что «большой сбор» прозвучал неожиданно, сорвал с работ. На клотике слегка приспустили бело-голубой Андреевский флаг, отдавали дань уважения и чести.
