Чингиз Абдуллаев - Плутократы
— Конечно, слухи, — подтвердил Петровский. — Неужели можно поверить в такой анекдот?
— Я не верю. Но полагаю, что вы знаете, как сложно работать с людьми. Среди них попадаются и нечистоплотные личности. Ничего не поделаешь.
— У нас есть данные, что ваш представитель может оказаться причастным к убийству генерального директора комбината, — пояснил Петровский.
— Передайте эти данные в прокуратуру, — предложил Алентович, — и давайте закончим эту тему. Я согласен, что Роговицын далеко не ангел, но он пришел к вам с очень конкретным предложением. И готов был заплатить два миллиона долларов. Вы ему отказали, а теперь заказываете статьи, о которых мы вас просили. Почему?
— Наше соглашение могло стать известным Жуковскому, — пояснил Святослав Олегович, — а у него есть очень большие возможности ответить ударом на удар. И тогда мы решили отказаться от сотрудничества с Роговицыным, и самим провести нашу партию. Сотрудничество с таким типом, как Роговицын, могло нас скомпрометировать, а репутация стоит очень больших денег, даже в таком государстве, как наше.
Он закончил говорить. Алентович и Шустер переглянулись. Им явно не понравились последние слова гостя.
— Роговицын всего лишь обычный посредник, — сурово произнес Семен Борисович, — мы можем его выбросить из наших отношений. Но боюсь, что нам показались неубедительными ваши объяснения. Шустер тяжело вздохнул и кивнул в знак согласия.
— Мы не верим в случайности, — продолжил Алентович, — нам удалось узнать, что статью заказала ваша сотрудница из пресс-службы.
— Я этого не скрываю…
— Но мы узнали и другие подробности, — сказал Алентович, — дело в том, что журналисту, который написал статью по вашему заказу, было указано осветить кредит американского банка «Голдман-Сакс». А в нашей статье нет ни слова о кредите американцев. Достаточно сравнить обе статьи, вышедшие сегодня в разных изданиях, чтобы почувствовать разницу, как любят говорить в наших рекламных роликах. У нас работают достаточно опытные аналитики, господин Петровский, чтобы сделать соответствующие выводы. Вы намеренно подыгрываете нам, оставляя для себя резервы к маневрированию. В отличие от нас, которые сразу и решительно поставили на банкротство комбината.
Наступило молчание. Они смотрели друг на друга.
— Я хочу максимально прояснить нашу позицию, — вновь заговорил Алентович, — если вы играете на нашей стороне, то почему отказались от двух миллионов долларов? Если вы подыгрываете Жуковскому, то почему столь грубым способом, рискуя разорить вашего клиента? Или есть третий вариант? Расскажите нам о ваших планах.
"Все понятно, — с облегчением подумал Петровский, — вице-премьер правительства, обязанный своим возвышениям группе Алентовича, решил начать собственную игру, не сказав ничего своему покровителю о разговоре с руководителем агентства «Миллениум». Вице-премьер сразу понял собственную выгоду и решил, что Алентович и без того очень богатый человек. К тому же вице-премьер уже имел информацию о получении шести процентов акций фирмой "Мостраст".
— Никаких вариантов у нас нет, — отозвался он. — Мы решили, что будет правильным поддержать вас, но оставить себе возможность для альтернативного варианта. Учитывая, что кредит был выделен американским банком «Голдман-Сакс», мы полагали верной именно такую тактику. Правительство может не согласиться с вами относительно планов банкротства, американцы могут потребовать независимой аудиторской проверки… — Он заметил, как быстро переглянулись Алентович и Шустер, и пояснил: — Речь идет не о защите интересов Жуковского и уже тем более не о противостоянии с вашей группой. Речь идет прежде всего об интересах страны. Если мы все просчитали правильно, то правительство откажет вам в процедуре банкротства и постарается любым способом спасти комбинат.
Оба его собеседника снова переглянулись.
— Ясно, — кивнул Алентович, — но в чем конкретно ваш интерес?
— В понимании ситуации, — ответил Петровский. — Если окажется, что мы более правы, чем ваши аналитики и ваши проходимцы- посредники, то вы снова придете к нам и уже заплатите три миллиона долларов за продолжение развития нашей линии. Вашим журналистам и аналитикам сложно будет перестраиваться в ходе развития ситуации, а мы просто продолжим нашу стратегическую линию. Комбинат в тяжелом положении, обстановка очень непростая, директора действительно убили. Но в интересах государства, чтобы комбинат продолжил работу.
— И… — требовательно произнес Алентович.
— И тогда Жуковский поймет, что все играют против него, — продолжил Петровский, — останется только убедить Глеба Моисеевича продать нам его акции. Будет очень неплохо, если в этот момент мы будем иметь необходимые средства для их покупки. Тогда именно наше агентство, не связанное формальным договором с вами, будет логичным покупателем этих акций.
Шустер улыбнулся, облизнув полные губы. План Петровского ему очень понравился. Алентович нахмурился. Ему этот план показался слишком авантюрным.
— Сколько денег понадобится? — оживился Аркадий Наумович. — Хотя бы примерная сумма?
— По нашим оценкам, немного. Чтобы выкупить контрольный пакет, нужно миллионов пятьдесят.
Шустер снова облизнул губы, затем посмотрел на Алентовича.
— Мне нравится этот план, — одобрительно сказал он, — очень нравится. Мы разоряем Жуковского и получаем комбинат. При этом не ссоримся с правительством и с американками. Очень хороший план.
— При условии, что мы должны полностъю доверять господину Петровскому, — холодно напомнил Семен Борисович.
— Не обязательно доверять. Мне ваши деньги не нужны, — гордо заявил Петровский. — Я изложил мой план лишь в общих чертах, хотя совсем не обязан был вам о нем рассказывать.
— И вы считаете, что мы поверим в ваш бескорыстный альтруизм на благо страны? — иронически спросил Алентович. — Или вы решили улучшить наши отношения с Америкой таким необычным способом?
— Никто не говорил об альтруизме, — возразил Петровский, — я всего лишь ознакомил вас с нашим альтернативным планом, который мне лично кажется более реальным. Вам не разрешат обанкротить такой комбинат и выставить его на торги, чтобы вы могли его перекупить. Вам этого просто не позволят, несмотря на все ваше влияние. — Он поднялся. Олигарх и банкир смотрели на него, молча слушая. Впрочем, Петровский уже сказал все, что хотел. Однако напоследок добавил: — Я полагаю, вы достаточно разумные люди, чтобы принять верное решение. До свидания. — И тут же вышел из комнаты, спустился по деревянной лестнице вниз.
Оставшись наедине, оба миллиардера какое-то время продолжали молчать. Затем Аркадий Наумович осторожно произнес:
— А ты знаешь, по-моему, он прав. Зачем ссориться с правительством и с американцами? Все можно решить немного иначе.
— Я ему не верю, — убежденно проговорил Алентович. — Он мог договориться с Жуковский и подставить нас.
— Что мы теряем? — рассудительно спросил Аркадий Наумович. — Пятнадцать процентов у нас уже есть. Денег ему мы можем не давать. Пусть выкручивается. А если Жуковский начнет продавать акции, будем потихоньку их скупать. Не понимаю, почему ты волнуешься?
— Он сказал, что правительство не разрешит обанкротить комбинат, — напомнил Алентович. — Причем, заметь, очень уверенно сказал. Похоже, он разговаривал с кем-то, кто может принимать такие решения. С премьером или вице-премьером, а может, с Климентьевым, который нас не очень любит. Но кто-то определенно стоит за его спиной. И поэтому я ему не верю, пока не узнаю, кто это.
— Ты думаешь, они могут поддерживать Жуковского? — испугался Аркадий Наумович. — Неужели пойдут на такое? — В этой стране возможно все, когда речь идет о трехстах миллионах долларов, — отрезал Алентович. — Нам нужно вести себя очень осторожно. Вообще пока никак себя не проявлять. Необходимо узнать, кто и зачем поддерживает Петровского. Он не вел бы себя так независимо, если бы не эта поддержка.
— Тебе всегда мерещатся заговоры, — всплеснул короткими ручками банкир.
— Я недавно читал одну восточную сказку, — вдруг вспомнил Алентович. — Купил красивую книжку для младшего сына и решил посмотреть картинки. Такая хорошая сказка о бедном юноше, который вдруг стал падишахом. Этот юноша ничего не боялся, пока у него нечего было отнять. Но когда стал падишахом, начал всех бояться: заговорщиков, недоброжелателей, воров, своих слуг и даже многочисленных жен, которые его окружали. Стал подозрительным и жестоким.
— Такое случается, — согласился банкир. — Ну а какова мораль?
— А морали нет. Иногда я думаю, что лучше быть вот таким неизвестным бедным юношей, чем становиться падишахом. Теперь ты понимаешь, почему мне везде мерещатся заговоры? Самое сильные чувства, которые движут людьми, — это страх смерти и зависть. Вот так, Аркаша. В этой стране нас ненавидят так много людей, что иногда я хочу на все махнуть рукой и сбежать отсюда куда-нибудь далеко-далеко.
