Кирилл Казанцев - Отмщённый
— Я знаю. — Она сделала круглые глаза. — Есть выход проще. Схожу в магазин. Я знаю, где он находится, это на соседней улице. Во-первых, надо купить продукты — завтракать нечем, кто-то съел вчера всю провизию, включая коньяк. Во-вторых, в магазине узнаю, в какой стадии твои поиски и где полиция. Там люди, там продавщица, и что-то мне подсказывает, что деревенские жители любят посплетничать. Что плохого в том, что хозяйка одного из домов, выпив накануне, решила прогуляться в магазин? НИ-ЧЕ-ГО. Мало того — она ОБЯЗАНА это сделать.
В ее словах имелась львиная доля смысла. Эта женщина была умна и сообразительна. Она уже переодевалась, взяла с него слово, что он никуда не уйдет, а Павла вдруг обуяли предчувствия. Возможно, это не было связано с предстоящим визитом Кати в сельпо, зрело что-то другое — он окончательно запутался. Он не хотел ее отпускать, пусть лучше садится в машину и уматывает в город! Он взволнованно ходил кругами. А знает ли она, что отвечать в случае внезапной проверки? А продумала ли Катя свою походку? Ей стоит взять паспорт… Нет, брать паспорт не стоит, это подозрительно, деревенские люди с паспортом за хлебом не ходят…
Она ушла, поцеловав его в губы, он заперся и принялся метаться по хате, как песец по клетке. Спохватившись, подлетел к окну. Он видел, как уходила женщина, ставшая для него едва ли не смыслом жизни. Она уходила вполне уверенно, постукивая каблучками демисезонных туфель, помахивая пустым пакетом. Она исчезла за соседним палисадником, а он продолжал метания. Он не находил себе места! Он разобрал импровизированную постель, рассовал фуфайки и простыни по разным углам, сел на табуретку посреди горницы, положил на колени автомат. Меньше всего в этот сложный час он задумывался о своей незавидной участи. С ним давно понятно. Есть судьба, ее не обведешь вокруг носа. Но он не должен брать с собой в бездну невиновную женщину. Он совершил ошибку, что заглянул именно в этот дом. Он казался таким заброшенным и необитаемым…
Он чуть не подскочил, когда негромко постучали в дверь. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Катя вернулась? В честь чего? Деньги забыла? Нет, деньги взяла. Узнала что-то важное, едва отдалившись от дома? Она не будет стучать, она взяла ключ. Он на цыпочках подлетел к окну, выходящему на дорогу, просунул нос в щелку.
Калитка была распахнута. На скрипучем крыльце мялся синий мужичонка в дырявой майке и трениках с обвисшими коленками. Персонаж был явно незнакомым. Небритый, щуплый, страдающий нехваткой веса. Мужичок активно тренировал мышцы — челюстные и ягодичные: нетерпеливо подпрыгивал, гримасничал, как паяц, и упорно долбился в дверь, как будто точно был уверен, что в доме кто-то есть.
— Эй, мужик, открой на минутку! — визгливо выкрикнул он. — Ты же здесь, я видел тебя!
Павел похолодел. Чертов ротозей. Он раздвинул занавески в спальне, когда проснулся и не нашел Кати. Импульсивный толчок, никогда бы не позволил себе такую неосторожность. Как познакомился с этой женщиной, так все кувырком! Он сам на себя не похож! Мужичонка, должно быть, проживал в доме с остроконечной крышей и как-то засек мужской лик. Возможно, созерцал любимые пейзажи из чердачного окна. Типичный алкоголик, размытая татуировка на плече, лоботряс, опустившийся тип, не похоже, что его сюда заслали. Волноваться не о чем, все в порядке. Но почему же так волнительно, черт возьми!
— Эй, мужик, ну, открой, будь человеком… — канючил «синяк». — Ну, в натуре, ты в хате, я же не слепой…
Черт! Если не открыть, он будет до бесконечности дубасить в дверь, привлекая внимание. Павел заскрипел зубами — ну, попал… На всякий случай он передернул затвор, прокрался через сени и прижался ухом к двери. Этот крендель был один. Ныл, кряхтел, царапался в дверь, одновременно постукивая по ней коленом.
— Да иду я, блин, иду… — недовольно забурчал Павел, проворачивая собачку и пристраивая автомат на перевернутое ведро за косяком. Заскрежетала дверь, образуя щелку. У кого тут такое острое зрение? Непонятно, чем взирал на мир сей достойный представитель рода человеческого — глаза у него заплыли почти полностью, сохранялись лишь узкие щелочки. От визитера исходил убийственный запах перегара. Жуткое похмелье преследовало человека. Первое впечатление не обмануло — классический деревенский забулдыга, синь подзаборная.
— А вот и мы! Доброе утро, как говорится, в вашей хате, — обрадовался посетитель. — А я смотрю, в натуре кто-то поселился в домовухе, то баба мелькнет, то мужик… А я Тимоха, сосед типа твой, — радушно сообщил абориген, протягивая трясущуюся длань и нетерпеливо заглядывая Павлу через плечо, как бы намекая, не пора ли пригласить его в дом?
Здороваться через порог не принято, но Павел поздоровался, пожал вибрирующую конечность.
— Привет, — ворчливо буркнул он. — Василий.
— Ништяк, Васёк, — еще больше обрадовался алкаш. — Ну, что, будем знакомы, соседи? Чего так долго не открывал-то, Васек?
— Не слышал я тебя, — проворчал Павел. — Вон, на верховой дерьмо разгребал, — показал он большим пальцем наверх. Усиленно работало боковое зрение. Алкаш действительно прибыл один, трава не колыхалась, фигуры в защитном не перебегали. По деревенской улице баба типично колхозной внешности гнала к пруду стайку гусей.
— Ясненько, — оскалился «автохтон». — А я решил, ты тут типа бушлатом закрылся. — Аборигена немного коробило, что хозяин не приглашает войти — застыл в дверях, как бетонный надолб. — А ты че, мужик, недавно прибыл, что ли, в нашу Нахапетовку? — выяснял «подробности» Тимоха. — Как баба незнакомая шарахалась, я вчера видел, а вот тебя — только сегодня.
— Подруге дом в наследство достался, — признался Павел, подрагивая от нетерпения и злости. Можно втащить алкоголика в дом, вырубить, связать, изолировать… но нужно ли? Обычный алкаш, озабоченный тем, как утрясти свое похмелье… — Вот, приехала обозреть свои владения. Ну, и я вместе с ней.
— Да ну, фигня, — отмахнулся алкоголик. — Баба одна вчера приехала, я же видел.
— Так я и говорю, — настаивал Павел. — Подруга-то одна приехала, а я за ней, уже к вечеру, подтянулся. Дела задержали в городе. Тут еще менты кругом, вроде ловят кого-то, боязно, блин. Слушай, Тимоха, ты извиняй, конечно, дел невпроворот. Вся хата дерьмом поросла…
— Слышь, Васек, а чего я зашел-то, — спохватился Тимоха. — Тут дело такое, — замялся он. — Ты же мужик, понимаешь… В общем, двинул я вчера от всех страстей, с бабой поругался, вся фигня… — В голосе «просителя» зазвенели подобострастные нотки. — А тут гляжу, твоя баба в магаз пошла, дай, думаю, загляну, побухтим, как мужик с мужиком… В общем, деньгами не богат? — выдавил похмельный тип ключевую фразу. — Трубы горят, в глотке, как у Змея Горыныча, сил уже никаких. А еще жена на чердак в ссылку отправила, а там вообще никакой заначки, кое-как смотался через окно… Слушай, кентуха, будь человеком… — взмолился Тимоха, и создалось впечатление, что он готов обрушиться на колени и целовать руки. — Ну, займи хоть сколько-нибудь, Христом-богом умоляю, я отдам, ну, не сегодня, конечно. Тимоха — человек рабочий, зарабатывать умеет, ты не думай…
Павел лихорадочно шарил в карманах, а у алкаша в предвкушении подачки расширились и заблестели глаза, синий язык выполз наружу. Павел отчленил, не вынимая руку из кармана, от мятой пачки одну купюру, сунул мужику. Купюра оказалась не скромной — сиреневой. Да и черт с ним. Алкаш возликовал, выхватил денежку, забормотал слова благодарности, начал клясться в вечной дружбе и любви. Счастье привалило, по нынешним ценам три флакона можно купить! Он насилу избавился от прилипчивого выпивохи, заперся. Пот хлестал, как будто под дождем побывал. Алкаш не мог не заметить, что податель денежки сильно волнуется. Но нужно ему это замечать? Через час он будет в стельку пьяным валяться под телегой. А побежит в магазин — может и с Катюшей пересечься… Дурные предчувствия гнобили по-настоящему. Он снова бросился к окну, проследил, как алкаш вприпрыжку уносится с участка. Калитку не закрыл, припустил куда-то влево, исполняясь душевного подъема, и быстро пропал за рябиной. Кретин, дверь за собой не учили закрывать?!
Он сполоснул лицо — в ведре еще оставалась вода. Сел на табуретку посреди гостиной и заставил себя успокоиться. Катюша дошла до магазина, уже там. Почему он взбеленился? Алкаш не очевидец — накачанная этанолом инертная масса. Потенциально накачанная. Два дня он будет в хлам, а впоследствии и не вспомнит, где добыл деньги. Отчего же на душе царапают злобные кошки? Интуиция долбилась в мозг, как алкаш в закрытую дверь. Не мог он это игнорировать! Лучше подстраховаться. Он осмотрел свою одежду. Старая жилетка с множеством карманов (в одном из карманов особо ценный телефон с диктофоном), сравнительно чистая рубашка-поло. Штаны, армейские ботинки — еще вчера он вытер подошвы влажной тряпкой, чтобы не оставлять следы на полу. Он слазил в подвал, выудил свой рюкзак, спрятал в него фонарь. Забросил хозяйство за спину, сверху закинул автомат. Вещи Кати остались на столе, он поколебался, не стал их трогать. Будет странно, если женские вещи куда-то пропадут. Повертелся — не остались ли в доме следы пребывания постороннего мужчины? Пару минут он стоял у окна. Вроде чисто, но не затишье ли это перед бурей? Миазмы всякие витают… Он бросился в спальню, вооружившись ржавой стамеской. За шторкой — заросшие задворки, бурьян с крапивой в полный рост. Засады не видать, лишь в отдалении — заляпанное грязью чердачное окно, с которого его засек глазастый Тимоха. Положить на Тимоху — он сейчас вприпрыжку чешет в магазин. Процедура отработанная: вбить зубило в сантиметровую щель между рамой и окантовкой, расшатать, сместить — повторить процедуру. Стараясь не дышать, он выставил окно вместе с рамой — стекло тряслось и дребезжало под дряблым штапиком. Он пристроил раму под подоконник, вылез наружу, стал пристраивать переплет обратно, чуть не выдирая ногти из пальцев. Зубило помогло — он до дыр расковырял дерево, но втянул его в створ. Путь до угла был тернист и непредсказуем. Он плыл по бурьяну, как по морю, спотыкаясь об острые предметы, невидимые на дне. На углу он занял наблюдательный пост. Возможно, все напрасно, обычная паранойя. Но если подтвердится, он потом с удовольствием посмеется… Во дворе за прошедшую ночь ничего не изменилось. Справа продавленное крыльцо, по фронту ограда, «гостеприимно» распахнутая калитка, за оградой красная «Хонда», обросшая пылью и птичьим пометом — и в этой связи уже не такая красная. Запущенный огород, огромные листья лопухов, крапива. Слева — впритирку к соседской ограде — кособокая сараюшка, «знаменитый» туалет, напоминающий зловещую постройку из мрачной сказки. У ограды, выходящей на улицу, громоздились рябиновые деревья. Гроздья ягод уже набухли, начинали краснеть… Он погрузился в море разнотравья, опустившись на четвереньки, пополз, отставив пятую точку. Как не потерять достоинство в отчаянных обстоятельствах? — Спрятать его подальше! Он закатился в узкое пространство между сараем и сортиром, занял позицию. Удара в спину опасаться не приходилось — с соседнего участка к ограде примыкала старенькая банька с обломанной трубой (трубу Тимоха, наверное, тоже пропил). На ограде висели выцветшие ветхие тряпки. Соседство с туалетом немного напрягало. Казалось, что в сортире что-то шевелится и вздыхает. Возможно, паучище, с которым познакомилась Катюша, что-то передвигал. Или загадочное существо, живущее в отхожей яме…
