Владимир Колычев - Не верю в доброту братвы

– Вид у тебя, Касаткин, не очень.

Глеб вздохнул. Да уж, не просто сотрясение мозга у него, а серьезная контузия.

– А ведь Смальцев убить тебя мог.

– Так никто и не спорит, – отозвался Глеб.

– Парень ты крепкий, но Смальцев тебе не по зубам.

– Так я и не пытаюсь.

– И еще у него чувства юмора нет, – усмехнулся Екимов, – зато память длинная. Ты вот пошутил, а он век помнить будет. Вот когда тебя убьет, тогда забудет…

– И что вы предлагаете? – уныло спросил Глеб.

– Ничего.

– Как это «ничего»?

– Мы переведем тебя в другой отряд, и этим самым изолируем от Екимова.

– А отряды изолированы? – недоверчиво проговорил Глеб.

– Ну в какой-то степени… Но если ты думаешь, что Смальцев доберется до тебя, мы проведем с ним воспитательную работу… Как видишь, я ничего не предлагаю. Ничего сверх того, что мне положено по долгу службы. И ты должен всего лишь следовать своим обязанностям, а именно своевременно информировать начальство о предполагаемых беспорядках…

– И это все? – язвительно усмехнулся Глеб.

– Нет, не все, – совершенно серьезно сказал Екимов. – Я предлагаю тебе, Касаткин, вступить в секцию.

– Баскетбол, волейбол?

– Нет, профилактика правонарушений. Секция профилактики правонарушений.

– Ни то и ни другое, – отрезал Глеб.

– Почему? – искренне удивился «кум».

– Да как-то не приучен я против течения плыть.

– Гордый?

– Да нет, просто никогда «стукачом» не был. И начинать не хочу.

– Гордый… А гордость у нас на раз ломается, – сменил показную милость на реальную угрозу Екимов. – Мне даже делать ничего не придется, Смальцев сам все сделает. Ты, Касаткин, думаешь, что я тебя уговаривать буду? – «Кум» откинулся в кресле, самодовольно скрестил руки на животе. – Нет, у меня и без тебя таких желающих хватает. Только я к себе в помощники всяких не беру. А ты не всякий. Ты не какая-то уголовная шваль, ты нормальный, случайно оступившийся человек. Воевал, награды имеешь… Я в Чечне не был, не довелось, но очень уважаю тех, кто там побывал. И тебя уважаю. Ты вот Жураева избил, я должен был тебя за это в штрафной изолятор отправить. А ты где три дня отлеживался? В санчасти, да? В санчасти. Ну и как там условия?

– Ничего.

– А в изоляторе не сахар… Кстати, Смальцев сейчас там. Сидит, злобу на тебя копит. Хочешь попасть под этот танк?

– Нет.

– Работать со мной будешь?

– Нет.

– Ты идиот?

– Ну выходит, что да.

– У тебя всего три года, Касаткин. Будешь умным, через два года выйдешь. Останешься дураком, навсегда здесь останешься…

– Может быть.

– Я ведь не шучу.

– Я тоже.

– Два дня у тебя, Касаткин. Через два дня тебя выпишут, и обратно в свой барак пойдешь. К Смальцеву на свидание. Тебе это нужно?

– Нет.

– Думать будешь?

– Буду.

– Думай, Касаткин, думай.

Глеб мог бы сказать, что он все уже для себя решил, но не стал этого делать. Его должны были увести обратно в больничку, а Екимов мог выписать его своим решением и отправить в барак. Два-три дня ничего не решают, но все-таки будет лучше, если он проведет их в относительном тепле и спокойствии. К тому же там он сможет сделать заточку. Подходящий стальной штырь он уже нашел, осталось только укоротить его, заточить под шило и сделать рукоять. С волками жить – по-волчьи выть.

Знакомая обстановка. Народ на работах, дневальные шуршат, а у блатных культурно-развлекательная программа – песни под гитару, чифирь. Только в прошлый раз их человек семь-восемь было, а сейчас всего трое. Тот самый кряжистый мужик во главе угла, с ним два круторылых атлета.

Глеб сразу же привлек к себе внимание, как только появился.

Он уже знал, кто «смотрит» за их отрядом. «Густав» его кличка, бывший бригадир бандитской бригады, беспредельщик с понятиями. Ему плевать, вор ты или фраер, он сам решает, кто и что собой представляет. Правда, воров Густав не очень жаловал, но законы их принимал, потому и в «отрицалы» записался. Не ходит он на исправительные работы, и свиту свою от этого удерживает, а мужиков заставляет работать за себя. А если будешь возникать… ну, все как обычно.

В больничке Глеб о нем кое-что узнал, и, судя по тому, что Густав сейчас бездельничал, многое из этого было правдой.

Он подозвал Глеба к себе, но сесть ему не предложил. И о здоровье не справился, только сказал с осуждением:

– Накосячил ты, пацан.

Сидящий рядом с ним «бык» скривил щеку и сощурил глаз, как бы подтверждая его слова.

Глеб пожал плечами. Сам он так не считал, но у каждого есть право на свое собственное суждение. И оправдываться он не станет.

– Не успел заехать, и уже косяки, – внимательно глядя на него, покачал головой Густав. Судя по его взгляду, он отказывал Глебу в праве на молчание.

– И в чем я не прав?

– Вагон из-за тебя на десять суток в «кондей» заехал.

– Его менты закрыли, я не при делах…

– Менты его закрыли, – кивнул Густав. – И здесь разбор сделали, братву на работы погнали. – Он взглядом обвел пустующее пространство справа от себя. В прошлый раз братва в этой пустоте в карты резалась.

– Я никого не трогал, так что не ко мне вопросы.

– Борзый? – с угрожающим прищуром спросил «смотрящий». – Кто ты по жизни, борзый?

– Директором рынка работал.

– Свой рынок?

– Нет, братва поставила…

– Что за братва?

Глеб назвал свой город, в нескольких словах рассказал про «центральную» братву, про Герасима, но Густаву это ни о чем не говорило.

– Значит, из братвы ты?

– Да нет, я на рынке торговал. Там разбор за этот рынок был, я на правильную сторону встал.

– Знать бы, где она, эта правильная сторона, – усмехнулся Густав.

– Так человек из потемок рождается, в потемках всю жизнь блуждает и в потемки уходит.

– Ну да, жизнь – она штука темная, с этим не поспоришь… А с Вагоном ты зря схлестнулся. Он ведь тебя как вшу раздавит…

– Так «мусора» меня под него и кинули, – скривился Глеб.

– «Мусора»?

– Ну, или я «стучу» на них, или обратно к вам. Если «стучу», то в другой барак, если нет… В общем, здесь я.

– Значит, отказался «мусорам» сливать? – спросил Густав, взглядом выискивая в нем подвох.

– Отказался.

– Может, зря?

– Я человек правильный, у меня сомнений нет.

– А насчет Вагона сомнения есть?

– Есть. Раздавит он меня, если наедет.

– А он наедет.

– Ну, значит, не судьба…

– Ты за «мокрое» к нам заехал, я правильно понимаю? – проявил осведомленность «смотрящий».

– За «мокрое», – кивнул Глеб. – Козла одного завалил.

– За что?

– К жене моей приставал.

– Смешно, – хмыкнул Густав.

– Что смешного? – насупился Глеб.

– Та же беда теперь с тобой. Теперь к тебе Вагон приставать будет.

– Значит, грохну и его.

«Смотрящий» выразительно повел бровью, похоже, ему понравилась решимость Глеба.

– Трахнуть я ему тебя не дам, – ухмыльнулся он, – ты, пацан, этого не заслужил. А в остальном, извини, у него есть право спросить с тебя, я это право у него забрать не могу… Но так и у тебя есть такое же право. Он тебя пидором назвал, такое не прощается…

Глеб кивнул, соглашаясь.

Видно, Вагон прошелся своим колесом и по интересам «смотрящего», но Густав не Геракл, чтобы с таким чудовищем сладить. Где-то он спустил Вагону, и потому совсем не прочь избавиться от него. Поэтому и право Глебу дает… Что ж, такой расклад Глеба вполне устраивал…

Нелегкое это дело – таскать бревна на распил, особенно с непривычки. На воле Глеб уволился бы с такой работы в первый же день, но здесь такой вариант не проканает. Куда направили, там план и давай.

Плана у него как такового не было. Главное, бревна успевай подавать, а сколько там в цеху напилят, его не волнует. Если станки сломаются, его за простой не накажут. Но за три дня, как назло, лесопилка ни разу не сломалась, и завтра будет работать, как проклятая, и послезавтра…

Но на сегодня рабочий день закончился. Итоги подведены, народ с работы сняли. Строем в общежитие, там произведут проверку, потом полчаса на личный туалет, а затем «культпоход» в столовую. Все чисто по распорядку.

Только до столовой, как оказалось, нужно еще было дожить.

Отрядная блатота на работы не ходила, но проверка и для них святое дело. Сначала к народу с высоты своего кабинета спустился начальник отряда капитан Сомов, и только затем вальяжным шагом из барака вышел Густав, а с ним два бойца из его свиты. Последним появился Вагон. Набыченный, грозный. Даже начальник отряда с опаской глянул на него.

Глеб почувствовал несильный, но весьма ощутимый удар в плечо. Это Жужа его сзади ударил. Дотянулся и ткнул кулаком в плечо. Дескать, вешайся, парень.

Жужа оказался полным фуфлом. Он бы мог наказать Глеба за свое унижение и сам, но нет, ждал, когда из штрафного изолятора освободится Вагон. Вернее, сначала он пытался подбить на расправу с ним Густава, но тот, к счастью, проявил нейтралитет. И те пацаны, которых отправили на работы как бы по вине Глеба, тоже не хотели во всем этом участвовать. Вот если бы Густав начал его травить, но пока этого не происходило. Похоже, «смотрящий» не прочь был избавиться от Вагона и делал ставку на Глеба. Но если Глеб не сможет исполнить свое обещание, тогда на него точно спустят собак. Тогда на нем за все отыграются. Он не должен был этого допустить…