Аварийный взлёт - Левит Ирина
— А вам зачем? — Егорова посмотрела с удивлением.
— Пока не знаю, — признался Аркадий Михайлович. — Но если вам не сложно…
— Ольге Валерьевне не сложно, — заверил Дергачев.
Егорова перевела взгляд на начальника САБа, и взгляд этот был отнюдь не ласковым.
— Да, мне не сложно, — подтвердила она. — С утра я приехала на работу в половине девятого. Улетал губернатор, я должна была быть на месте заранее. Пришел также директор. Рейс задержали на сорок пять минут. Дальше я занималась своими текущими делами. Потом мне сообщили, что двое пьяных мужчин пытаются пройти в зал. Но дальше порога их не пустили. Я вышла к этим мужчинам, и вместе с сотрудниками САБа мы их выдворили.
— И часто у вас такое случается? — спросил Казик.
— Крайне редко. Почти никогда. Но на этот инцидент отреагировала одна пассажирка. Она стала возмущаться. К ней присоединились ее муж и взрослая дочь. Некоторые пассажиры стали их урезонивать. Я занялась урегулированием конфликта.
— А такое у вас тоже редко случается? — вновь спросил Казик.
— В принципе, да. Но, к сожалению, чаще, чем хотелось бы. Хотелось бы, чтоб никогда. Но тут появилась Вера Николаевна Бубнова, постоянный клиент нашего зала и человек, который работает с аэропортом. Бубнова возглавляет аудиторскую фирму. И она… — Егорова чуть запнулась, — приняла участие в урегулировании конфликта.
— А если говорить по-простому, всех построила, — хмыкнул Дергачев. — Ольга Валерьевна пыталась урезонить добрым словом, а эта дама — жестким. Как говорил известный персонаж, доброе слово особенно убедительно, если к нему прилагается кольт. — Поймал короткий удивленный взгляд Егоровой и добавил: — Мои сотрудники мне все доложили. А вы думали, нет? И, кстати, доложили также, что потом эта дама, которая, кстати, никуда не улетала, прошла с вами в сторону вашего кабинета.
— Да! — с вызовом заявила Егорова. — Я угостила Веру Николаевну кофе, и мы немного пообщались.
— В служебные помещения посторонним вход запрещен!
— Бубнова не посторонняя! Она делает в аэропорту аудит! А посторонних я вообще-то никогда…
— Позвольте вклиниться! — оборвал начавшуюся перебранку Казик. — А чего вдруг эта дама решила с вами пообщаться?
Егорова неожиданно смутилась.
— Ну-у-у… она расспрашивала меня… про убийство Марадинского. У Веры Николаевны с ним были какие-то дела… она у него страхуется… она волновалась, что в их делах теперь возникнут осложнения… Но я ничего особенного ей рассказать не могла, потому что знаю только то, что знают все…
На выходе из VIP-зала у Дергачева затрезвонил телефон. Он вообще-то с завидной регулярностью подавал сигналы, но Сергей Геннадьевич смотрел на экран и нажимал «отбой». Однако в данный момент откликнулся словами «Здравствуйте, Валерий Леонидович, сейчас подойду», — и произнес, обращаясь к Казику:
— Я вам попозже принесу сумку Егоровой, а теперь меня директор вызывает.
И быстро зашагал в сторону административного корпуса.
— Аркадий Михайлович, — подал голос Гаврюшин. — А вы позавтракать-то успели?
У Казика немедленно засвербило в животе.
— Я тоже не успел, — догадался старлей и вдруг вдохновился: — А пойдемте в столовую? Нет, ну правда, там очень вкусно кормят, вот увидите! Совершенно по-домашнему!
— А пойдемте, — легко согласился Аркадий Михайлович. — Познакомимся с вашей хваленой столовой. Совместим поздний завтрак с ранним обедом.
Столовая находилась в промзоне и занимала первый этаж двухэтажного здания. Скромная, чистая, уютная, без прогоркло-кислого запаха старых советских столовок — напротив, с весьма аппетитными ароматами. Здесь было самообслуживание, и Казик, выставив набранное на стол у окна, подумал, что сегодня, отчитываясь перед сестрой Софочкой, почти честно сообщит: он совсем не завтракал, а на обед взял только салат оливье, бефстроганов с картофельным пюре и два стакана брусничного морса. И всего лишь умолчит о куске яблочного пирога и о том, каких размеров были все порции. Рестораторы от таких порций просто бы удавились. А от цен еще бы и застрелились. Ну а что касается вкуса… Гаврюшин был прав: готовили здесь, как в хорошем доме.
— Я вас не обманул? — поинтересовался Гаврюшин.
— Даже поскромничали в своих оценках. По крайней мере, раз в день столоваться я буду именно здесь, — пообещал Аркадий Михайлович.
— И правильно. Правда, здесь простой люд питается. Но вас ведь это не смущает?
— Нисколько.
— А местное начальство сюда не заглядывает, — с иронией заметил старлей и кивнул в сторону окна. — Вот как раз мимо и проходит.
Казик посмотрел через стекло. По дороге мимо столовой не просто шла, а шествовала дама — пышная фигуристая брюнетка с красивым холеным лицом. Весь облик дамы прямо-таки источал величественность.
— Малафеева Екатерина Александровна. Замдиректора по экономике. Приехала вместе с Огородовым. Новые собственники прислали, — отчеканил Гаврюшин, и его улыбчивая физиономия недовольно покривилась.
— Не нравится она вам? — полюбопытствовал Казик.
— Да мне-то что? Я с ней не работаю, — фыркнул старлей. — Я с ней даже не знаком. Да и не шибко рвусь. Не люблю я высокомерных людей. Вот вы, — переключился он на Казика, — наверняка большой человек. Иначе бы вас московский полковник сюда не зазвал, да еще «вездеход» организовал. А держитесь вы просто, без, извините, понтов. Я это сразу увидел. А Малафеева…
— Так вы же с ней даже не знакомы? — напомнил Аркадий Михайлович, проигнорировав комплимент в свой адрес.
— Я — нет. А мой друг Никита Старчук!.. — в сердцах воскликнул Гаврюшин и тут же осекся.
— И что ваш Никита? — вкрадчиво спросил Казик, поймал смущенный взгляд старлея и продолжил: — Я ведь психолог, Севастьян. Полиция собирает факты, а я — впечатления. Да-да. Я ведь не прошу вас рассказать мне какие-нибудь истории про… вашу сестру, к примеру. Потому что она не имеет никакого отношения к аэропорту. А ваш Никита, насколько я понимаю, отношение имеет самое прямое. И, судя по всему, неприязненно относится к Екатерине Александровне.
— Так не Малафееву же убили, чтоб ее врагов искать! — с досадой произнес Гаврюшин.
— Убили Марадинского. Который страховал в аэропорту и который обязательно должен был иметь общие дела с замдиректора по экономике.
— Ну да… — согласился Гаврюшин. Немного помолчал и, придвинувшись к Казику, зашептал почти на ухо: — Никита Старчук мой приятель. Вообще-то он меня на десять лет старше, но мы всю жизнь живем в одном подъезде, наши родители тоже приятели. Так вот он руководит здесь, в аэропорту, отделом экономической безопасности. То есть они договоры, партнеров всяких проверяют, чтобы какую-нибудь дрянь в красивом фантике не подсунули и чтобы в овечьей шкуре какой-нибудь волк не оказался. Ну, занимаются типа экономической разведкой и контрразведкой. Этот отдел создал Лавронин и перетащил Никиту. Никита ведь раньше в полиции служил, но это не для него, он слишком вольный. В общем, Никита четко под Лаврониным ходит. А тут появляются новый директор с Малафеевой, и Малафеева начинает поляну делить — ну то есть требует, чтобы отдел Никиты под нее передали. Типа того, что она заместитель по экономике и все экономические вопросы, включая проверки всяких партнеров, договоров, чего-то еще… в общем, я не шибко в экономике разбираюсь, должны быть под ней. А Никита на дыбы встал — он ведь вольный. И заявил Лвронину: дескать, под новой замшей работать не будет и, если что, уволится к чертовой матери. А чего Никите бояться? Он ведь спец, и все это знают. Лавронин тоже на дыбы встал и, Никита рассказывал, там крупная разборка произошла. Ну, Лавронин-то мужик такой… тяжеловес… в результате все на свою сторону перетянул. Ну, Малафеева на Никиту, конечно, надулась. А тут, где-то месяц назад, к Никите в отдел на проверку несколько договоров поступило, которые Малафеева подписывать собиралась. Ну, все вроде бы нормально, но за один договор Никита зацепился, хотя договор там был совершенно пустячный, закупка какой-то канцелярии, кажется. Никита вообще цепкий, въедливый, как клещ. Проверил по первому слою, по второму… а как до третьего докопался, тут и выкопал: фирма — полное фуфло. Ну и понятно — тут же все это изложил по полной форме. Малафеева, как говорится, и уелась, и умылась, «спасибо» не сказала, но призналась, что ее сотрудники не доработали. От отдела Никиты отстала, но с самим Никитой здоровается сквозь губу. Только я вас, Аркадий Михайлович, прошу, — Гаврюшин посмотрел виновата, — вы уж про это никому… Мне это Никита не для болтовни рассказал… Поехидничать ему, конечно, захотелось, Малафеева-то себя сильно крутой считает.
