Сейтё Мацумото - СЕЗОН ДОЖДЕЙ И РОЗОВАЯ ВАННА
— Всё по-прежнему, значит… Это хорошо, — кивал Гэнзо своей большой головой. — Коли так, председателю нашего городского собрания господину Мияяме придётся воздержаться…
Когда Гэнзо задавал подобные вопросы, Гисукэ даже радовался: если спрашивает, значит, никаких сомнений относительно командировок шефа у него не возникает. Если Ясуко вдруг забеспокоится, он развеет её подозрения.
Однажды, когда Гэнзо Дои не было в редакции, к Канэзаки подошёл один из молодых служащих и, понизив голос сказал:
— Господин директор, вы знаете… Дои-сан переехал в многоквартирный дом на улице Эн. — На лице Гисукэ отразилось такое удивление, что служащий даже запнулся, но потом продолжил: — С месяц уже будет. Говорят, квартиры там очень дорогие, район-то хороший… Да, квартиры высшего класса. Двадцать пять тысяч иен в месяц. И кроме того, гарантийный задаток, равный полугодовой квартплате.
Говоря это, молодой служащий поднимал брови, таращил глаза, всем своим видом выражая восторг перед роскошью и ужас перед тем, каких безумных денег стоит эта роскошь.
Гисукэ заволновался. Хорошие, комфортабельные квартиры в больших домах обходились в двенадцать тысяч иен в месяц. Двадцать пять тысяч, действительно, цена небывало высокая. Служащий рассказал, что квартира просто шикарная, как где-нибудь в Токио или Осаке, просторная, с вошедшей сейчас в моду кухней-столовой, оснащённой различными агрегатами экстракласса… Как же Дои скопил такие деньги? Ведь у него жена, двое детей, их кормить-поить надо. Половина жалованья, которое он получает в газете, теперь будет уходить на квартплату. Да ещё задаток в сто пятьдесят тысяч иен…
Так откуда же у него деньги? Сама собой напрашивалась мысль о побочных доходах, и достаточно солидных. Очень интересно, каков их источник?
Дело в том, что побочные доходы самого Гисукэ в последнее время значительно сократились. Он неоднократно делал попытки оживить их и посещал фирмы и предприятия, "сотрудничавшие" с "Минчи" по вопросам рекламы. Естественно, с его винодельческой и тем более депутатской деятельностью эти походы ничего общего не имели. Гисукэ Канэзаки выступал лишь как директор издательства. Начинал беседу и направлял её с грубоватой прямолинейностью. Однако в ответ, как правило, слышал одно и то же: настали трудные времена, увеличились расходы на оборудование, на содержание личного состава, налоги всё время растут и прочее. Тех сумм, которые он получал раньше, выбить не удавалось.
А деньги Гисукэ были очень нужны. Кацуко стоила дорого. За это время в её прелестные ручки перешло восемь миллионов иен. Некоторую часть она тратила на жизнь, а большую — откладывала, хотела завести своё дело, приличное, солидное. Гисукэ всей душой поддерживал эти планы. Ему страстно хотелось, чтобы Кацуко хоть днём раньше покинула дом разврата и вступила в новую самостоятельную жизнь. Половину денег он брал из оборотных средств винодельческой фирмы, а половину собирался восполнить за счёт "пенкоснимательства". Но клиенты, прежде безоговорочно откупавшиеся от злого языка "Минчи", теперь всё чаще увиливали. Получалось, что он должен содержать Кацуко целиком и полностью на собственные деньги. Как ни любил он эту женщину, такое положение его не очень-то устраивало. Гисукэ занервничал.
А тут ещё эта новость: Гэнзо купил квартиру в доме высшего разряда. Гисукэ охватило дурное предчувствие. Он начинал понимать, на какие деньги шикует его главный редактор. Гэнзо сам "снимает пенки", почти ничего не оставляя шефу. Оттого клиенты и жмутся, не желая платить по второму разу… И ведь не сказал, что переехал в новую квартиру!
А ведь должен был бы сообщить Гисукэ в первую очередь. Чувствует, что виноват, вот и побаивается…
Чтобы добыть доказательства вины Гэнзо, Гисукэ взял подшивки газет за последние четыре месяца. Спрашивать самого Гэнзо бессмысленно: тёмные делишки обделываются с глазу на глаз, свидетелей нет, а признаваться он не станет. Да Гисукэ и неудобно было спрашивать.
Если за Гэнзо водится такой грех, на страницах "Минчи" где-то должен остаться след. Гисукэ знал, как делаются подобные вещи, сам ведь был не без греха. Публикуется разоблачительная статья, создаётся впечатление, что вскоре последует полный разгром, но… ничего не следует. Тема заглохла. Пробный шар сделал своё дело: клиент принял соответствующие меры. Вот если сейчас Гисукэ найдёт несколько таких пробных шаров, всё станет ясно. Он, конечно, все номера просматривал перед выпуском, но мог что-нибудь упустить, поскольку не думал об этом.
Гисукэ стал просматривать газеты и, действительно, обнаружил несколько подозрительных в данном смысле статей. Но и только. Доказательств-то нет.
Гисукэ вызвал Гэнзо, решив спросить о переезде и посмотреть, как тот будет реагировать.
— Конечно, господин директор, вам я должен был сказать сразу… Да постеснялся я, квартира-то очень уж хорошая, вроде не по моему положению… — Гэнзо, глядя в одну точку, неторопливо почесал голову. — А тут случай подвернулся, я и не устоял. Отец супруги продал лес и дал деньги. А супруга-то меня всё пилила и пилила, мол, как свиньи живём… Перед деревенскими родственниками стыдно… А тут случай, значит. Отец супруги дал деньги, мне возразить было нечего, ну, я и поступил, как велела супруга.
Ишь заладил — супруга, супруга. Под сапогом он у неё…
Очевидно, эта болтливая жирная женщина была тщеславна. Да, когда такая насядет, деваться некуда. О подозрительных статьях дохода Гисукэ решил пока не заговаривать — доказательств-то не было.
12
Гисукэ Канэзаки решил вновь пригласить Гэнзо в "Дзинъя".
Директор должен время от времени таким образом поощрять своего сотрудника. Метод испытанный, очень способствует приливу творческой энергии. Впрочем, на этот раз у Гисукэ была и задняя мысль. Увольнять Гэнзо он не собирался. Проводить расследование тоже бессмысленная затея. Если сделать втык и потом проявить презрительную холодность, Гэнзо может озлобиться. Оставалось одно: действовать добром, выказать заботу. Возможно, Гэнзо станет совестно, и он притормозит свою левую деятельность. Ведь есть же у него чувство долга! В конце концов, все жизненные блага он прямо или косвенно получил от Гисукэ. Гэнзо не может не понимать этого. Из-за своего косноязычия и замкнутости он не умеет рассыпаться в благодарностях, но это ни о чём не говорит. Пусть выгадывает что-то для себя, но человек он верный.
И кроме того, если бы Гэнзо не занимался газетой, встречи с Кацуко стали бы трудноразрешимой проблемой. А для Гисукэ в настоящее время это, пожалуй, было самым главным.
Таким образом, пригласив Гэнзо на обед в "Дзинъя", Гисукэ преследовал свои цели.
Гисукэ давно не был в этом ресторане. Как только они переступили порог, навстречу им бросилась О-Маса.
— О-о, господин директор! — выражая восторг и изумление, О-Маса так всплеснула руками, что даже пошатнулась. — Что же вы нас совсем забыли?! Я уж думала: здоровы ли?
Казалось, она вот-вот заключит его в объятия.
— Действительно давненько не виделись. Ну, не сердись, не сердись!
Скрывая смущение, Гисукэ быстро прошёл мимо О-Масы и у лестницы стал переобуваться. Она приблизилась и поддержала его, чтобы он не потерял равновесия, а Гэнзо неловко топтался где-то сзади.
Как всегда, они поднялись в кабинет на втором этаже. О-Маса, время от времени попрекая Гисукэ за долгое отсутствие, ухаживала за ним с небывалым рвением. На Гэнзо она не обращала никакого внимания, но тот не реагировал.
Подали сакэ, расставили блюда. О-Маса села рядом с Гисукэ и вновь принялась его обхаживать, почти полностью игнорируя Гэнзо.
Гисукэ даже неловко стало, и он принялся усиленно потчевать своего главного редактора — пусть расслабится и выпьет как следует, иногда ведь можно. О-Маса подливала сакэ в чашечку Гэнзо словно по обязанности, не произнося ни слова, а с Гисукэ весело болтала. У него в конце концов появилось какое-то странное чувство.
Он вспомнил свою первую поездку в Намицу и острую тоску по этой женщине. А сейчас, глядя на О-Масу, дивился — неужели он испытывал к ней какие-то чувства? Была она далеко не свежа, мелкие морщинки у глаз и носа не давали пудре лечь ровно, и лицо казалось посыпанным мукой. Крупный подбородок при ближайшем рассмотрении поражал своей неправильностью. Вся её привлекательность куда-то исчезла. Перед Гисукэ была очень заурядная и не очень молодая женщина.
Конечно, он всё время сравнивал её с Кацуко, и О-Маса не выдерживала сравнения ни по каким параметрам. У Кацуко были молодость, безупречная фигура, свежая кожа, красота и очарование, подчёркнутые современным макияжем, держалась она естественно, свободно, двигалась грациозно и умела ясно выразить свои мысли. Короче говоря, разница между юностью и зрелостью или, вернее, перезрелостью была слишком разительна. Но ведь и к зрелой женщине можно испытывать влечение. Гисукэ не отрицал этого: пусть не красавица, пусть не очень свежа, но что-то привлекательное у О-Масы было. Возможно, обаяние "старого стиля". Гисукэ подумал, что, если когда-нибудь возникнет желание немного развлечься, гульнуть, О-Маса для этого вполне подойдёт. А Кацуко — это сокровище, которое нужно беречь и, может быть, изредка даже воздерживаться от обладания им, чтобы потом с особой, остротой испытать блаженство. Придя к такому выводу, Гисукэ оживился и не отказывался выпить, когда О-Маса ему наливала. Впрочем, никакого удовольствия от этого он не испытывал, так как не любил спиртного.
