Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита
– Может, на юге еще мужики и остались. А у нас одни алкаши. Да и кооперативов мало. Многие боятся, но большинству лень. На себя работать приходится от зари до зари. И без выходных. Не веришь, минуты свободной нет…
Убеждать Голенева нужды не было. Что значит свое дело, он испытал на собственной шкуре. Павел Дорофеевич много говорить не мог, бинты мешали. Рассказывала больше Вера. Голенев узнал, что ее муж инженер. Денег всю жизнь не хватало. Павел давно начал подрабатывать на стороне. В отпуск нанимался строить дачи, ездил с бригадой на Север. Как только разрешили кооперативы, размечтался о своей лесопилке. Но оборудование и аренда помещений требовали средств. Год отработал по найму, немного скопил. Сначала организовал мастерскую по обработке дерева. Недавно они открыли магазин. Он работал в ангаре. Вера пошла торговать. Дочка занялась бухгалтерией. Тоня окончила училище, и в учете разбиралась. От заказчиков сразу отбоя не было. Когда Кащеев пристал дело ему продать – муж отказался и предупредил Мамона. Кащеев явился снова. Пока молотил в дверь, кооператор успел позвонить. Потом его били до потери сознания. Из ангара его вынес сам брат Мамона, Дениска, и спрятал у себя.
– Спасибо ему, конечно. Но нам это все не нужно. Мы хотим честно работать и за это иметь все самое необходимое. – Закончила Вера.
Олег слушал женщину и понимал ее сердцем. Ему в доме этих работящих, упорных людей все было ясно. Он разделял их желание жить по-человечески своим трудом. Он добивался того же.
В девять гость посмотрел на часы и поднялся. Ему очень не хотелось уходить, потому что Тоня зацепила его сердце, но Олег никогда не злоупотреблял гостеприимством хозяев:
– Спасибо. Все было очень здорово. – Он протянул им бумаги.
– Что это? – Спросила хозяин.
– Это наш договор о купле-продаже. Спрячьте его. Вам так будет спокойнее.
Они стали спорить. Он настоял:
– Мне документ не нужен. Придет время, вернете мне деньги. До встречи.
Неожиданно Тоня поднялась следом:
– Мама, я Олега провожу немного?
– Правильно, дочка. В темноте наш гость еще заблудится…
Голенев достал гребенку и причесался. Он это делал всегда, когда хотел скрыть смущение.
На улице посвежело. На черноморском побережье такие вечера наступают к середине сентября. Олег с наслаждением вдохнул прохладный воздух и взял Тоню под руку. Микрорайон остался позади. Начались старенькие улочки глуховских окраин. В деревянных домах уже зажгли лампы, и на подоконниках тенью обозначились горшки с геранью и гортензиями. Прохожие им почти не встречались. Подросток проехал на велосипеде, бабка набирала ведро воды возле колонки.
– Скучный у нас городок… – Тоня не то спрашивала, не то извинялась за свой город.
– Не знаю. Мне кажется, скука живет не в городах, а в самом человеке. Мне нигде скучно не было. Трудно было, больно было, иногда обидно было, а скучно никогда.
– Похоже, вы правы. Я тоже так чувствую.
– Давай на «ты». Помнишь, когда прощались, у тебя получилось…
Она покраснела:
– Хорошо. Будем на «ты». – И взяла сама его под руку: – А на войне страшно?
– Вернешься, вроде страшно. А там не замечаешь. Война – это работа, и работа грязная…
– Вы их убивали?
– Они нас, мы их…
– За что? Они же просто хотели жить по-своему, на своей земле…
– «Духи» были разные. Кочевники пуштуны варвары и прирожденные убийцы, их мне не было жалко. Другое дело, афганские таджики, народ культурный, с богатыми традицими. Они строители, в них стрелять грешно.
– Зачем стрелял?
– Я был солдатом. А у солдата профессия такая – воевать и не думать.
– А кто должен за вас думать?
– Наверное, политики…
– Политики такие же бандиты, как Кащеев. Они думают только о себе.
– Не все. Мой друг Постников о себе совсем не думает.
– Дядя мэр – чудной. Только знаешь, мне кажется, его убьют.
Голенев остановился и сжал ей руку:
– С чего ты взяла?
– Не знаю. Он как белая ворона. Таким выжить трудно.
– Будем надеться, ошибаешься. – Он обнял ее за плечи, привлек к себе и они пошли рядышком: – Мне очень хорошо с тобой.
– Мне тоже. Приходи к нам завтра.
– Приду. Только не устраивайте банкета. А то мне неловко.
– Мы же все равно что-то едим.
– Я сказал банкета…
– А если мне хочется для тебя что-нибудь вкусное сделать?
– Хорошо, сделай. Теперь пошли назад.
– Почему? Еще рано.
– Твои будут волноваться. Они недавно пережили бандитский наезд.
Он проводил ее до дверей, заглянул внутрь, подождал, пока она поднимется и хлопнет дверью.
На Вороний холм добрался пешком. Новое удивительное чувство испытал бывший афганец. Старенькие дома, щербатый асфальт, покосившиеся заборы наполнились новым удивительным светом. Город преобразился, стал своим и близким, как когда-то в детстве. Хотелось петь, но нарушать тишину ночи не решился. Поднявшись к своему домику, открыл дверь и уселся на пороге. Зверски потянуло курить. Но вспомнив Леньку Касаткина, он подумал о своей голове. Явиться завтра к Тоне обритым наголо ему вовсе не хотелось. Вздохнул и пошел спать.
Утром приехал Постников. Его глаза светились, а на щеках пылал румянец. В таком приподнятом настроении Голенев помнил Тишу, когда он еще только мечтал о цементном заводе, и они ночами до хрипоты спорили о будущем. И вот это будущее наступило.
Мэр пригласил Олега полюбоваться на разгрузку техники. Турки привезли первую партию механизмов. Кран пришел в разобранном виде и занимал три железнодорожных платформы. Когда они приехали, разгрузка уже началась. Акция и впрямь выглядела внушительно. На тракторах и бульдозерах стояли красочные эмблемы французских и немецких фирм. Вся техника сияла свежей краской и радовала глаз новизной. Вели разгрузку турецкие рабочие в ярких оранжевых спецовках. Голенев отметил, что никакой суеты и лишних движений никто не совершает. Каждый на своем месте. Перемещался один бригадир. Он оказывался там, где по ходу разгрузки возникали проблемы, и тут же их улаживал.
– Хорошо работают ребята. – Похвалил Голенев.
– Самое удивительное, что все трезвые. – Улыбнулся Постников.
В десять утра к путям прикатил черный «Мерседес». Сегодня лимузин привез самого Кащеева. Бандит выбрался из машины и минут двадцать наблюдал за турками. Дважды Голенев словил на себе его тяжелый взгляд. Потом Кащеев уехал.
– Тебе надо подумать об охране стройки. – Предупредил Олег мэра: – Этот мужик способен сильно нагадить.
– Уже распорядился. Технику будут стеречь посменно два сторожа и один, так сказать, милиционер Курдюка. Ночью им помогут собаки. Я выписал из питомника сторожевых овчарок.
Бывший афганец подумал, что для такого парня, как Кащеев, армия не велика, но высказывать свои мысли вслух не стал. Не хотелось портить праздник другу. Очень уж светился молодой мэр радостью от происходящего.
Солнце начало припекать. Олегу стало жарко и он, пожелав Тихону удачи, вернулся к себе на Вороний холм. Купаться было еще рано, а спать Олегу больше не хотелось. Он вдруг понял, что не умеет отдыхать. Раньше он об этом никогда не задумывался. Да и праздно проводить время ему давно не удавалось. А сейчас подумал и вспомнил Тоню. Ему очень захотелось снова увидеть девушку. Спокойное, уютное чувство возникало на душе при мысли о ней. Олег улыбнулся и подошел к обрыву. Внизу на выступе сидел одноногий дед Корольков, тот самый, что сторожил площадку с легковушками жирного очкарика. Дед ловил рыбу удочкой и смолил папироску. Олег снова ощутил острое желание втянуть в себя табачный дым. Ему даже показалось, что он унюхал запах цигарки инвалида. Голенев спустился вниз и подсел к деду:
– Клюет?
– Как в корыте. – Ответил Корольков, вынул свою снасть, смачно плюнул на червяка и забросил снова.
– От тебя махрой на версту разит. От твоего червяка вся рыба разбежится. – Усмехнулся Голенев.
– Говорят, надо поплевать для клева. А сегодня плюй не плюй, один хрен, тишина… Пивка бы…
– Кто мешает?
– Денег нет, вот и сижу. Посмотришь на поплавок, вроде и успокоишься. Вчера малость принял, а поутру тянет. Ты-то не пьешь?
– Пью иногда с друзьями. А сам нет.
– И не хочется? – В голосе Королькова прозвучало удивление.
– Вроде не очень….
– Ну и молодец. К нам надолго?
– Неделю собрался пожить.
– И не боишься тут один?
– А чего бояться?
– Нехорошо тут, нечисто. Люди Вороний холм стороной обходят.
– Ты о мертвецах? Мертвецов не боюсь.
Дед вдруг встрепенулся и подсек. Маленькая плотичка забилась возле его протеза:
– Попалась, падла.
– Зачем она тебе? Мелочь же.
– Ваське отнесу. Он у меня свежачок уважает. Ты мне не ответил. Одному не боязно?
– Я же сказал, мертвецов не боюсь.
– Мертвецов понятно. Тут живые найдутся, почище покойников. Рыбак зачерпнул воды в ведерко и бросил туда добычу:
