Кирилл Казанцев - Убийство по-министерски

— Надежда Алексеевна, я принес вам печальную новость, — заговорил я, стараясь не смотреть Скоробогатовой в лицо. — Я терпеть не могу сообщать подобные новости и каждый раз чувствую себя последней сволочью, как будто в этом есть моя вина.

Губы Скоробогатовой задрожали, она нервно дернулась и закрыла лицо руками. Я ожидал истерики, однако женщина быстро взяла себя в руки и тихо, со вздохом выдавила:

— Ну что ж, это для меня уже не неожиданность. Я уже все поняла еще в субботу вечером.

— Подождите, но как это все случилось? — робко вступила Таисия Анатольевна.

— Следствие пришло к однозначному выводу, что Георгия Анатольевича сбила машина, — сказал я, не уточняя, намеренно его сбили или нет — я еще и сам этого не знал.

— Господи, господи! — выдохнула Таисия Анатольевна. — Да как же это случиться-то могло? Он всегда такой осторожный был!

Я вынул из папки свой доклад Герасимову и зачитал основные его положения, касавшиеся фактуры трагических событий субботней октябрьской ночи. Я несколько раз останавливал свой взор на людях, находившихся в комнате. Ярослав стоял у косяка и нервно кусал губы. Я заметил, что кулаки его сжимались, и несколько раз он пристукнул ими по двери.

Что же касается дочери, то она, казалось, очень равнодушно воспринимала все, что я говорил. Было такое впечатление, что она находится не здесь, а где-то далеко, в своих мыслях. Хотя лицо ее было серьезным и каким-то страдальческим.

— И теперь, — захлопывая папку, сказал я, — мне нужно побеседовать со всеми вами на предмет того, чем занимался Георгий Анатольевич незадолго до произошедшего, а также, наверное, о том, что он был за человек и что каждый из вас думает по поводу причин случившегося.

— Что ж, мы слушаем, — нервно сказала вдова Скоробогатова.

Я выдержал паузу.

— Я бы хотел поговорить с каждым наедине.

Надежда Алексеевна встрепенулась и подняла на меня глаза.

— А почему такие секреты? — спросила она.

— Это не секреты, просто так нужно для следствия, — пояснил я. — К тому же любые посторонние, кто бы они ни были, все равно отвлекают. Вставляют там разные реплики, свои комментарии. Мы же все люди нервные. Сбиваем порой ритм разговора…

— И с кем же вы хотите поговорить в первую очередь? — постукивая ногой, уточнила вдова.

— С вами. — Я посмотрел на ее дочь, которая, казалось, даже не слышала, о чем идет разговор.

На лице ее мелькала какая-то слабая улыбка, она рассеянно перебирала пальцами огненную прядку.

— Варвара! — резко и нетерпеливо окликнула ее мать. — С тобой поговорить хотят.

— Со мной? — Варвара обвела всех присутствующих безмятежным взглядом маленьких голубоватых глаз.

На меня она посмотрела, чуть прищурившись, с некоторой насмешкой. Потом как-то лениво поднялась, пожала плечами и, повернувшись к двери, бросила через плечо:

— Пойдемте в мою комнату…

— У тебя там убрано хотя бы? — сердито крикнула вдогонку мать, но Варвара только небрежно махнула рукой.

В ее комнате было не убрано. Обстановка свидетельствовала о том, что хозяйка комнаты намеренно пытается создать у себя атмосферу так называемого художественного беспорядка. Повсюду были разбросаны книги, в основном, видимо, модных альтернативных авторов — приглядевшись, я понял, что незнаком с подавляющим большинством писателей. А на столе и стенах присутствовали наброски картин, выполненные акварельными красками.

— Вы художница? — поинтересовался сразу я, кивая на картины.

— Я, вообще-то, дизайнер, но живописью слегка балуюсь, — ответила Варвара.

— А работаете по своей профессии?

— Не совсем… В рекламном агентстве. Правда, я временно взяла отпуск за свой счет, решила отдохнуть.

Я с завистью посмотрел на Варвару, которая может запросто себе такое позволить. Потом перевел снова взгляд на картины.

— Что ж, вполне занятно, — похвалил я произведения хозяйки комнаты.

Я это сделал вполне искренне. Несмотря на то что я не являюсь особым ценителем искусства, картины произвели на меня впечатление. Это была какая-то смесь из цветов, фрагментов человеческих фигур, всяких явлений природы, переплетенных между собой, и, что самое главное, очень эротично. Эротика присутствовала очень неожиданно. Такого я еще не видел. Например, соитие нефтяной вышки и парящего солнца. Или ноги футболиста и мяча. А баллистическая ракета в виде мужского достоинства, разрезавшая облако, олицетворяющее женское лоно, при улыбке наблюдавшего за процессом Солнца, у которого за спиной был традиционный набор стрел Амура, меня особенно шокировали.

Но… Было также видно, что художественность и нестандартность мышления хозяйки имеют другую, теневую сторону. Об этом красноречиво говорили неубранная постель и грязь по углам. Довершала картину немытая тарелка с остатками еды, поставленная прямо на стопку книг на столе.

Варвару, по-видимому, это нисколько не смущало. Она не предприняла никаких попыток навести порядок, уселась прямо на постель, закинула ногу на ногу и равнодушно спросила:

— Так о чем вы хотели поговорить?

Я поводил глазами, выискивая, куда бы примоститься самому. Варвара медленно повернула голову, потом нехотя сгребла со стула разбросанную на нем одежду, кивнув мне на освободившееся место.

— Вы были в доверительных отношениях с отцом?

— С отцом? — глаза Варвары расширились. — А при чем тут он?

Тут я уже удивился не на шутку.

— Вообще-то, как я сегодня сообщил, он погиб. Если вы слушали…

— Погиб не отец, а отчим, — поправила меня Варвара.

— Ах, вот оно что… — протянул я, впервые услышав этот нюанс. — А где же ваш настоящий отец?

— Он алкоголик, — абсолютно равнодушно ответила Варвара, продолжая смотреть на меня безмятежным взглядом. — И давным-давно живет отдельно от нас. Мы с ним вообще не поддерживаем никаких отношений.

— Ладно, это не меняет сути моего вопроса, — сказал я.

— У нас с отчимом в последнее время не было общих тем, — со вздохом сказала Варвара. — Он редко бывал дома, и мы практически не разговаривали. У меня тоже свои дела. Да и бываю я здесь не так часто.

— А где, если не секрет?

Варвара усмехнулась и, поглядев на меня как на полного дурака, объяснила:

— У меня есть молодой человек, с которым я встречаюсь не здесь. Кстати, если вас интересует, где я была в ту ночь, то именно у него. Вы же, наверное, всем будете задавать этот вопрос?

— Почему вы так решили?

— Но вы же считаете, что отчима убили, — пожала она плечами.

— Я пока так не считаю. Просто проверяю все версии, — ответил я.

— Его зовут Алексей Шагалов, он музыкант, — не дожидаясь моего вопроса, продолжала Варвара. — Как выражается моя мама, никчемный человек.

Улыбка Варвары стала презрительной.

— А почему она так считает? — полюбопытствовал я.

— Маменька считает, что главное в жизни — это умение зарабатывать деньги.

— А Алексей не умеет?

— Он просто не думает о таких вещах. Как, впрочем, и я.

— И почему же? — улыбнулся я. — Мне вот, например, почти все время приходится о них думать.

— Это плохо, — опустила кончики губ Варвара. — Есть много гораздо более интересных вещей.

— Вы так думаете потому, что они у вас есть. Вот и все. Вы пользуетесь тем, что создали для вас другие, — заметил я, намекая на хорошее благосостояние родителей собеседницы.

— А вам завидно? — неожиданно оживилась Варвара.

Я не стал отвечать и перевел разговор на другую тему:

— Хорошо, давайте оставим философию и вернемся к реальности. У вас есть какая-нибудь своя версия случившегося?

— Нет. — Варвара безразлично пожала плечами. — Хотя если углубляться в предположения, то это наверняка из-за этих самых денег. А уж с кем там их не поделил мой отчим, я не знаю. Мне это неинтересно.

— Вы к нему плохо относились?

— Совсем нет. Когда я была маленькая, он со мной часто играл. И вообще… Заботливый был. Мне даже казалось, что он ко мне относится лучше, чем к Ярославу, хотя это его родной сын. А потом я выросла, у меня появились другие интересы, а он коммерцией занялся, деньги, так сказать, зарабатывать… Вот и все, что я могу сказать. О делах его мне ничего не известно, но скорее всего из-за этого его и убили.

— Скажите, Варвара, а что это означает? — Я показал на висевшую на стене картину, являвшую собой полнейшую абстракцию.

— Да, это тоже мое, — слабо кивнула Варвара. — У меня была депрессия по поводу первой любви. Мой кавалер сбежал с другой. У нее, видите ли, были ноги сто десять сантиметров. А у меня, увы, только сто… Такая вот печальная история. У вас есть еще вопросы?

И она почти бесстыдно выставила мне на обозрение тот самый метр своих ног, которого было недостаточно для ее первой пассии. По крайней мере, девяносто сантиметров их я мог обозреть. Остальные десять сантиметров скрывали полы халата. И я про себя отметил, что скоробогатовская падчерица склонна к… как это по-умному называется, забыл… Влад Тропинин наверняка сейчас сразу бы подсказал. Словом, как бы выразились в народе, девка скорее всего была «слаба на передок».